Читать интересную книгу Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник - Тобайас Смоллет

После того как рвотное возымело свое действие, вмешался доктор и приказал снова уложить больного в постель. Пощупав у судьи пульс, он объявил, что большая часть яда извергнута, и, дав ему успокоительное питье, уверил его, что питает великую надежду на выздоровление. Эту счастливую весть судья выслушал со слезами радости и клялся, буде он оправится, век не забывать, что жизнью обязан искусству и заботливому уходу доктора, которому с жаром пожимал руки. После сего оставили мы его отдыхать.

Нас упрашивали подождать до обеда, чтобы были мы свидетелями его воскрешения, но дядюшка желал уехать до полудня и засветло вернуться в город. Тем временем леди Балфорд повела нас в сад осмотреть рыбный садок, только что оконченный, о котором мистер Брамбл отозвался, что находится он слишком близко от залы, где баронет пребывал сейчас один и дремал в кресле после утренних своих подвигов.

Откинувшись на спинку кресла, он лежал, обернув фланелью покоившиеся на стуле ноги, как вдруг дверь с шумом распахнулась, в комнату ворвался лейтенант Лисмахаго с лицом, искаженным ужасом, и закричал во всю глотку:

— Бешеная собака! Бешеная собака!

Подняв оконную раму, лейтенант выпрыгнул в сад. Разбуженный этим отчаянным криком, сэр Томас вскочил, забыл о своей подагре и, подчиняясь какой-то бессознательной силе, последовал примеру лейтенанта и не только вылетел из окна, подобно стреле, пущенной из лука, но, не успев опомниться, бросился в пруд и очутился по пояс в воде. Тогда лейтенант начал орать:

— Боже, смилуйся над нами! Пощади этого джентльмена! Ради бога, не оступитесь, дорогой мой! Принесите теплые одеяла! Закутайте его бедное тело! Согрейте постель в зеленой комнате!

Леди Балфорд была как громом поражена тем, что случилось, изумленные гости молча таращили глаза, а тем временем слуги поспешили на помощь своему хозяину, который, не проронив ни слова, дозволил отнести себя в залу. Поспешно переодели его в сухое платье и закутали фланелью, дали сердечного лекарства и поместили его in statu quo[67], а одной из служанок приказано было растирать ему ноги, каковая операция как будто привела в порядок рассеянные его чувства, и доброе расположение духа вернулось к нему.

Когда мы вошли вслед за ним в комнату, он окинул каждого из нас по очереди каким-то смеющимся взором, но с особым вниманием посмотрел на Лисмахаго, который предложил ему понюшку табака и, когда тот молча ее принял, произнес:

— Сэр Томас Балфорд, за все ваши милости я вам чувствительно благодарен, а за некоторые из них я постарался отплатить собственною вашей монетой.

— Дай мне твою руку! — воскликнул баронет. — Ты мне уплатил не только все сполна, но на руках у меня остались еще излишки, и вот в присутствии всех гостей я обещаю рассчитаться с тобой.

Потом он от души расхохотался, будто радуясь полученному им возмездию. Но у леди Балфорд был очень серьезный вид; по всей вероятности, она полагала, что лейтенант в гневе своем хватил через край, ибо супруг ее был калекой; однако же, говорит пословица, как аукнется, так и откликнется.

Когда-то я видел, как ручной медведь, весьма забавный, покуда обходились с ним хорошо, превратился в свирепого дикого зверя, когда стали его дразнить на потеху зрителям. Что до Лисмахаго, то, кажется, он считал, что испуг и холодная ванна пойдут больному на пользу. Но доктор высказал опасение, как бы подагра от сильного потрясения не перешла из ног в какие-нибудь другие более важные для жизни органы.

Я был бы очень огорчен, если бы сбылось это пророчество о судьбе нашего шутника хозяина, который, прощаясь с мисс Табитой, выразил надежду, что она вспомнит о нем, когда будет раздавать свои подвенечные банты, ибо он немало потрудился для того, чтобы испытать достоинства и отвагу лейтенанта.

В конце концов, боюсь я, как бы наш сквайр не пострадал больше всех от проказ баронета, ибо для его здоровья отнюдь не полезны ночные тревоги. Весь день он зевал и дрожал от озноба и спать лег не поужинав. Итак, завтра — благо квартира у нас хорошая — мы, вероятно, останемся здесь на отдых, а в таком случае вы хоть на денек избавитесь от преследующего вас письмами

Дж. Мелфорда.

3 октября

Мисс Мэри Джонс, Брамблтон-Холл

Милая Мэри!

Мисс Лидди по доброте своей пошлет мое письмо со своим до Глостера, а там уж передаст его вам в руки возчик. Хоть бы уж бог привел нас в целости в Монтмаутшир, потому как я совсем истрепалась от переездов. Сушчую правду говорит пословица: век живи, век учись. Ох, милая моя, чево я только не навидалась и не наслушалась! Нет ничего прочного на этом свете. Кто бы мог подумать, что хозяйка после всяческих трудов, потраченных во спасение ее дарогой души, возьмет да и загубит свое грешное тело? Кто б подумал, что возрится она с вождилением на такое пугало, как Лишмахага, старого, как Марфусаил, тощего, как силедка, и нищего, как цирковная мышь?

Ох, Молли! Видала бы ты, как он спущался по леснице в одной рубахе, а рубаха была такая худая, что все было наружу! Молодой сквайр зовет его Дункихетом, но на мой глаз он — точка в точку Крадок-ап-Морган, старый лудильщик, которому попало в Аберганни, потому как он украл котелок. К тому же он нечистивая тварь и, как сказывает мистер Клинкер, не лучше беса, и все смеется над пиблией и новым рождением. И как нет у него денег, так нет и обхождения. Словечка ласкового не скажет, а куда там чтобы подарочек какой сделать, перчатки мне подарить! А похоже на то, что хочет он дерзость на себя напустить и преударить. Ума не приложу, как это можит благородная старая женщина с понятиями рвать на себе волосья и плакать и себя унижать из-за такого придмета! Уж впрямь как в песне поется;

Заполучит девка птичку,Коли плачет по сове.

Но, видно, спутался он с каким-нибудь шотландским колдуном, коли сумел ее так оплести. А я уповаю на бога, а в складку нижней юбки зашила щепочку от граба{127}. А мистер Клинкер говорит, что ежели я узрела новый свет благодати, так нечего бояться дьявола и всех дел его. Ну, да я знаю, что знаю.

Коли хозяйка пойдет за Лишмахагу, мне у ней не служить. Слава богу, местов много, и ежели бы не одна вещь, так я бы… ну, да это пустое. Горничная мадамы Байнар получает добрых двадцать фунтов в год, и еще ей перепадает, и одета она, как знатная леди. Я обедала с ней и камардинами в париках с кошельком и в золоченых камзолах, но пища была никуда, потому как получают они деньги на прокорм. И съела-то я всего кусочек холодного пирога да немножко бламаже, а начались у меня колики, и счастье, что у хозяйки в карете был плакончик с ликарством от живота.

Но, как я уже сказывала, кажется, будет у нас свадьба, потому дело дошло до криктического положения, и я своими глазами видела, как они цилова… ну, да я не таковская, чтобы болтать симейные сикреты. А коли быть свадьбе, то кто знает, какое пойдет тогда веселье. Я думаю, мисс Лидди не стала бы тужить, если б объявился здесь ее любезный, а вы удивились бы, Молли, когда б получили невестин бант от вашей покорной слуги. Но все это, милая моя, еще ничего неизвестно, а я поклялась преторжественно мистеру Клинкеру, что ни единый человек, ни мужчина, ни женщина, ни ребенок не узнают, какие были мне говорены ласковые слова.

Надеюсь, что еще месяц этот не пройдет, как буду я в Брамблтон-Холле пить за ваше здоровье октябрьское пиво. Сделайте милость, периворачивайте кажний день мою постелю и окно открывайте, покуда погода хорошая; и пущай сожгут несколько вязанок на лакейском чердаке да посмотрят, чтобы тюфяки были сухие-пресухие, а то оба наши джентльмена попростужались оттого, что у сэра Томаса Булфата спали на сырых простынях.

Писать больше нечего, и поклонитесь от меня Сауле и всей нашей прислуге, и с тем остаюсь, милая Мэри Джонс, всегда ваша

Уин Дженкинс.

4 октября

Мисс Летиции Уиллис, Глостер

Моя дорогая Летти!

Писать вам время от времени, не имея надежды получить ответ, доставляет мне, признаюсь, некоторое утешение и удовольствие, так как отчасти облегчает бремя печали; но, во всяком случае, эти радости дружбы очень несовершенны, потому что нет взаимных признаний и доброго совета. Я готова отдать все на свете, только бы провести с вами хоть один денек. Очень устала я от этой бродячей жизни. Голова кружится от беспрестанной смены картин, к тому же невозможно в таком долгом путешествии избежать неудобств, опасностей и неприятных происшествий, которые очень тягостны для такого бедного создания со слабыми нервами, как я, и дорого приходится мне платить за удовлетворение моей любознательности.

Природа не предназначила меня для суетной жизни; я жажду покоя и уединения, чтобы наслаждаться бескорыстной дружбой, которой не сыщешь в многолюдной толпе; я хочу предаваться тем сладостным мечтаниям, которым нет места в водовороте светской жизни. Хоть и неопытна я в делах житейских, однако же повидала достаточно, чтобы почувствовать отвращение к большинству людей, вращающихся в этом обществе. Столько здесь злобы, предательства и притворства даже среди близких друзей и приятелей, что преисполняется ужасом добродетельная душа; когда же порок на минуту уходит со сцены, его место тотчас заменяет глупость, которая часто бывает отнюдь не смешна, но вызывает только сожаление.