Читать интересную книгу Одержизнь - Анна Семироль

Мачете держать при себе, от женщин и Амелии ни шагу. Те, что за нами смотрят, тоже пока не знают, что с нами делать. Но они придут.

До позднего вечера все в компании нервничают. Вслушиваются в тишину улиц, то и дело оглядываются на гулкое здание вокзала, перед которым они расположились на ночлег. Разговоры не складываются, только Амелия то и дело пристаёт к Гайтану, требуя эпоса про пошатущих и героического Валькова деда. Сорси лежит тихонько, положив голову Йосефу на колени. С приезда в Кале ей тревожно, а принесённые новости о том, что рядом ещё люди, и вовсе вгоняют рыжую в тоску. Ксавье и Фортен изучают карту, вполголоса обсуждая поиск въезда в Евротоннель. Жиль помогает Гайтану установить крепежи для свечей в переносные фонари, которые они нашли в Лилле. Акеми следит за костром и приглядывает за висящим над огнём чайником. Японка вздрагивает от каждого шороха, и её волнение чувствует Жиль. Мальчишка отставляет фонарь в сторону, накрывает ладонью сжатые в кулак пальцы Акеми.

– Спокойнее. Мы должны показать, что пришли с миром, – шепчет он девушке.

– Я не могу, – едва слышно отвечает Акеми. – Я чувствую, что они где-то рядом, ждут, когда мы уснём.

– Я не усну. И Учитель тоже. И Гайтан. Не волнуйся. У нас четыре мачете и пара ножей.

– А если у них автомат? И не один. Что тогда?

Жиль не находит что ответить.

Ближе к полуночи у Гайтана иссякает запас историй, а Амелия наконец-то начинает зевать и тереть глаза кулачками. Отец Ланглу отрывается от карты и строго говорит девочке:

– Мадемуазель Каро, пора умываться и спать. Прошу за мной.

Они с девочкой отходят в сторону, гремит о дно пустого ведра вода. Амелия послушно моет шею и даже уши, полощет рот противным раствором «вонючих камешков». Пока Жиль готовит для малышки спальник, Акеми расплетает ей косички, бережно расчёсывает волосы.

– А почему за Сорси так никто не ухажив… – начинает Амелия и осекается, не договорив.

У Жиля всё плывёт перед глазами, накатывает тошнота. «Нет-нет, было же сегодня! – в ужасе думает он. – Не может быть!»

Амелия делает шумный вдох, откидывается на Акеми. Японка подхватывает лёгкое тело девочки, испуганно оглядывается на Жиля:

– Опять?!

– Неси туда, где земля… Скорее!

Девушка перехватывает Амелию понадёжнее и бегом бросается к свободному от асфальта и бетона клочку земли через дорогу от вокзала. Жиль хватает мачете и спешит за ними, борясь с дурнотой и едва не налетая на остовы машин. Вдвоём они кладут Амелию в траву, мальчишка принимается раскапывать землю, чтобы малышке было проще.

Акеми окликает его по имени. И в голосе её столько затаённого ужаса, что Жиль на миг замирает и лишь потом отрывается от своего занятия и поднимает голову.

В нескольких шагах от них, полукругом, отрезающим путь к вокзалу, стоят люди. Темнота не даёт рассмотреть их толком, видно лишь, что их не менее двадцати и все вооружены.

Мальчишка сглатывает, плавно поднимается, закрывая собой Акеми и девочку, перехватывает рукоять мачете поудобнее.

– Жить… Жить… – слабо всхлипывает Амелия.

От толпы отделяется невысокая фигура женщины в длинной юбке. Её хватают за руку, но она отмахивается и медленно идёт к Жилю, показывая пустые ладони. Что-то говорит успокаивающим тоном, но мальчишка не понимает ни слова.

– Не подходи, – предупреждает он вполголоса, демонстрируя ей мачете.

Акеми накрывает Амелию собой и пронзительно кричит. Толпа приходит в движение, постепенно надвигается. Женщина стоит перед Жилем, подняв раскрытые ладони на уровне груди, и смотрит на лезвие мачете в нескольких сантиметрах от своего лица.

– Уходите, – умоляет Жиль. – Уходите, не трогайте. Ей плохо, вы не видите? Она маленькая девочка, оставьте…

– Let me go, don’t be afraid. Is she ill? – повторяет женщина.

– Я не понимаю. Уходите…

– Жиль, она говорит, чтобы ты не боялся и позволил подойти.

Мальчишка вздрагивает от неожиданности, услышав голос Фортена. Тот, прихрамывая, спешит к ним, за ним почти бежит Ксавье Ланглу.

– Please don’t scare children! – обращается к толпе Фортен. – I understand English, but speak slowly. We are French, Azil. We come with peace![10] Жиль, убери нож, умоляю! Всё будет хорошо!

Фортен и Жиль возвращаются только к утру. Мальчишка измотан, то и дело зевает и, не раздеваясь, валится спать. Библиотекарь, напротив, очень возбуждён и говорлив, будит восторженными возгласами всех, кроме Амелии.

– Нет, ну это же потрясающе! Трудно поверить, что мы больше не одни! – восклицает он, расшнуровывая ботинки. – Настоящие англичане! И их так много! Месье Ланглу, они нас ждут поутру в…

– Жак, заткнись, а? – просит из спального мешка Гайтан.

– Юный ты варвар, только подумай о…

– Я те ща двину. Не думая.

– А я добавлю, – угрожающе обещает со своей скамьи Сорси. – Даже встану ради этого.

Ксавье молча усмехается и натягивает на голову край одеяла. Фортену лучше не отвечать – так быстрее успокоится. Спать надо обязательно, какие бы знаменательные события ни произошли накануне и как бы о них ни хотелось поговорить. Тем более что завтра им предстоит переезд через тоннель, проложенный по дну океана. Опасный переезд, важный и, как интуитивно понимает священник, нелёгкий.

«Около сорока километров под громадной толщей воды, – думает Ксавье. – В темноте. Без возможности выйти, пока не доберёмся до конца. Непонятно, что там дальше. Неизвестно, кто нас встретит и как отнесётся. Утром расспрошу Фортена, как сюда англичан занесло. Они чего-то боятся – иначе не вышли бы к нам с оружием. И судя по всему, они сталкивались с недугом Амелии. Иначе не сказали бы, что могут помочь. Кто они такие? Вопросов будет много, но все ответы – утром…»

Заснуть отцу Ланглу так и не удаётся. Акеми беспокойно ворочается, стонет, кого-то зовёт во сне. На рассвете Амелия садится в своём спальном мешке и, не открывая глаз, требует:

– Писать!

Приходится вставать, нести малышку за угол, ёжась от утренней прохлады, потом возвращаться с ней обратно, паковать в спальник. Попутно Ксавье поправляет наполовину сползший со скамьи спальник Жиля, останавливается возле спящей японки и осторожно гладит её по голове – как будто успокаивает ребёнка. Губы девушки, сжатые в скорбную линию, вздрагивают, лицо расслабляется, исчезает напряжённая гримаса.

«Здорова ли она? – беспокоится Ксавье. – То смеётся и к Жилю льнёт, то сидит в сторонке понурая, грустная. Будто что-то у неё болит. Осматривал ли её врач после освобождения? Вряд ли».

Он возвращается на свою лежанку, сворачивает спальный мешок. Двигаясь почти бесшумно, забирает кружку, канистру с водой и повешенное накануне вечером на просушку полотенце. Ксавье уходит на набережную