Читать интересную книгу Жестокий век. Книга 1. Гонимые - Исай Калашников

В юрте было тихо. Все ждали, что он скажет. Вошла Борте, бесшумно ступая в легких чаруках по войлоку, взяла светильник, вышла, тут же вернулась с огнем. В юрте было еще не очень темно, но огонек светильника разом сгустил сумерки.

— Тэмуджин, не слишком ли долго заставляешь ждать Улук-багатура? — тихо сказала Борте.

— Пусть баурчи приготовит на ужин все самое лучшее. Мы сейчас закончим разговор.

Борте вышла.

— Садитесь ближе, — попросил он: хотелось видеть лица родичей и друзей. — Дармала, ты поступил, как полагается воину, охраняющему мой улус. — Снял с пояса меч. — Возьми. Рази им всех моих врагов.

Шумно вздохнув, Дармала принял меч, вынул его до половины из ножен, приложил лезвие к груди.

— Хан Тэмуджин!.. Великий и справедливый хан!..

— Иди, Дармала, и будь спокоен за свою жизнь. Ну, а вам, старшие родичи мои, думаю, понятна моя воля. Иначе я поступить не могу. Вы возложили на меня заботу о вашем спокойствии, безопасности и благополучии. Ради того, чтобы над нашими юртами вился мирный дымок, я отдал бы не только жизнь Дармалы. Но вы плохо знаете Джамуху, если думаете, что он, обагрив меч кровью Дармалы, успокоится. Судите сами. У кого были давние раздоры с Тайчаром? У тебя, Бури-Бухэ. Чей табун отогнал Тайчар? Твой, Бури-Бухэ. Кому служит Дармала? Тебе, Бури-Бухэ. Так чью голову он потребует вслед за головой Дармалы? Твою, Бури-Бухэ. Разве не так?

Бури-Бухэ отвесил нижнюю губу, выпучил маленькие глаза, пробормотал недоверчиво:

— Ну уж… Так уж…

Сача-беки окатил его надменным взглядом:

— Меньше надо было задираться!

— Мы выдадим Джамухе Бури-Бухэ. Чья очередь следующая? — Тэмуджин остановил свой взгляд на Сача-беки.

— Я ни с Тайчаром, ни с Джамухой не ссорился, — сказал он.

— Но ты, Алтай и Хучар, думает Джамуха, поссорили его со мной — разве не так? Разве вы не обманули его, когда покочевали с ним, а потом возвратились? Вы думаете, он позабыл это? Кого из вас он захочет первым насадить на копье — Хучара, Алтана или тебя, Сача-беки?

— До меня ему еще дотянуться надо! — с усмешкой сказал Сача-беки.

Но эта усмешка не могла скрыть от Тэмуджина смуты в душе Сача-беки. Храбрится, виду не показывает, но сам-то чувствует. Джамуха, попадись он в его руки, спросит и за отступничество, и за то, что согласились возвести над собой хана.

— Я ваш хан и ваш младший родич. Так могу ли я спокойно смотреть на угрозу вашей жизни, если даже эта угроза исходит от моего лучшего друга и клятвенного брата?

— Поистине твоим разумом правит само небо! — воскликнул Даритай-отчигин. — Мы должны стать локоть к локтю и отразить врага!

— Пусть только сунется сюда! — пробурчал Бури-Бухэ.

Сача-беки молчал.

— Готовьте людей, коней, оружие… А сейчас придет сюда Улук-багатур. Будем пировать. Сбросьте с себя уныние!

Но пир все равно получился невеселым. Нойоны, озабоченные думами о будущем, разговаривали без охоты. Старый Улук-багатур и семеро его сыновей почувствовали, что тут не все ладно, быстро переглянулись. О чем они подумали? Может быть, о том, что им здесь не рады? Тэмуджин решил ничего не скрывать от нойона племени чонос.

— Мудрый Улук-багатур, у нас сегодня тяжелый день…

Он рассказал об убийстве Тайчара, о требовании Джамухи. Старик на это никак не отозвался, но стал разговорчивее. От него Тэмуджин узнал, что тайчиуты ведут дело к миру с татарами. А от рук татарских воинов пало немало лучших людей племени чонос. И кровь не отомщена. Вот почему они больше не захотели кочевать вместе с тайчиутами, ушли от них. Шаман Теб-тэнгри посоветовал держаться ближе к хану Тэмуджину, у которого не может быть мира с татарами.

— Он говорил правду. Татары убили моего отца, выдали Алтан-хану деда Сача-беки Окин-Бархака. Хана Амбахая…

— Я это знаю…

Тэмуджин ждал, что Улук-багатур попросит принять его племя под высокую ханскую руку. Но он ничего не сказал.

Утром в юрте Тэмуджина снова собрались родичи. Пришел и Улук-багатур. Остановился у порога, вглядываясь в людей подслеповатыми глазами.

— Мне зайти позднее?

— Почему же! Ты наш друг, а разве может быть что-то такое, что надо прятать от друзей?

В сопровождении Боорчу пришел Курух. Прежде чем дать ответ, Тэмуджин еще раз спросил родичей:

— Думает ли кто из вас иначе, чем я? Нет. Запоминай, Курух… Опустив голову, глядя в пол, начал говорить медленно и тихо: — Анда мой Джамуха, видит небо, скорбь твоей души — моя скорбь. И мне ли не понять сжигающую твое сердце ненависть к убийце. Но, брат мой бесценный, брат мой разумный, вдумайся в то, что произошло. Колесо повозки переехало твою ногу — кто виноват? Повозка, вол, ее везущий, или человек, правящий волом? Поднял голову, поймал напряженный взгляд Куруха. — Не вол, не человек и не повозка. Виноват ты сам — не стой на дороге разинув рот! Твой брат Тайчар нашел то, что искал. Так чего же ты хочешь, анда Джамуха?

Курух лизнул языком губы.

— Хан Тэмуджин, ты затягиваешь петлю на своей шее!

— Над всеми нами воля неба, Курух. Не тебе печалиться о моей шее. Поезжай. Тебе дадут коня, хурута и бурдюк с кумысом на дорогу.

Кланяясь, Курух попятился к выходу. Тэмуджин набрал полную грудь воздуха, резко выдохнул. Все! Пути назад нет…

— Улук-багатур, твои глаза много видели, скажи мне, верно ли я поступаю?

— На облавной охоте ты оделил нас богатой добычей. Я тогда подумал: сын Есугея щедростью превосходит всех, кого я знал. Сейчас ты не дрогнув готов грудью защитить своего воина. Я вижу твое прямодушие и мужество. И я говорю: счастливы будут те, кого ты поведешь за собой. Мое племя, хан Тэмуджин, готово поддержать тебя.

Это было не совсем то, чего ожидал Тэмуджин. Улук-багатур решил все-таки сохранить свою самостоятельность. Но он не уйдет, его воины будут сражаться с Джамухой. Пока достаточно и этого.

Потянулись дни тревожного ожидания. С утра до вечера Тэмуджин не слезал с коня, носился по куреням, сам проверял снаряжение и вооружение воинов, был строг к нерадивым, за малую неисправность оружия и стыдил, и ругал воинов, был суров с нойонами. Вечером в юрте слушал донесения дозорных. Приходилось внимательно следить за кочевьями Джамухи, оглядываться на курени тайчиутов, посматривать в сторону татарских нутугов. Вдобавок ко всему надо было не спускать глаз с шатких своих родичей. Днем и ночью держал под рукой лучших воинов с оседланными конями. При малейшей попытке кого-либо из нойонов откочевать они перережут дорогу, а беглеца доставят в ханскую юрту. Пока не пришел враг, он не даст разбежаться нойонам-родичам. Но что будет, если придется всех воинов бросить в битву?

Боорчу и Джэлмэ, правящие делами улуса его именем, как и он, носились из куреня в курень, наседали на нойонов, требуя воинов, воинского снаряжения, коней. Но если нойоны-родичи молча сносили попреки в нерадивости и медлительности от Тэмуджина, то его друзей терпеть не желали.

Первым возмутился Сача-беки.

— Кто они такие, чтобы указывать мне?!

— Ты веришь им и оскорбляешь недоверием нас! — поддержал его Алтан.

— Вы возвели меня в ханы и возложили на мои плечи груз забот о безопасности владений. Как же я буду защищать вас и ваши владения, если вы без рвения помогаете мне и не желаете, чтобы рядом со мной были добрые помощники? — Щетка усов на губе Тэмуджина взъерошилась, сухо и холодно блеснули глаза.

Сача-беки в ответ запальчиво выкрикнул:

— Мы не дети! Мы и не женщины, неспособные держать оружие. Мы и сами за себя постоять сумеем!

Если до этого Тэмуджин лишь подозревал, что в трудный час нойоны-родичи, позабыв клятву, могут повернуться к нему спиной, то теперь это подозрение превратилось в уверенность — предадут. Где та узда, которая могла бы удержать их от постыдного и гибельного шага? «Мы не дети. Мы не женщины»… Эти слова Сача-беки почему-то крепко засели в голову Тэмуджина. Время от времени он повторял их про себя, пытаясь уловить какую-то тень мысли, мелькнувшую у него, когда слушал Сача-беки и Алтана.

Вместе с Боорчу и Джэлмэ они решили прибегнуть к уже однажды испытанному способу усмирения заносчивых нойонов. Под видом воинов Джамухи Джэлмэ с нукерами ночью напал на курень Бури-Бухэ. Им почти удалось прорваться к юрте нойона. Слух об этом взбудоражил весь улус. Нойоны были напуганы. Но страх этот чуть было не обернулся против Тэмуджина. Ему донесли, что нойоны в открытую готовятся разбежаться кто куда — к тайчиутам, к Тогорилу, к Джамухе. Он поспешно собрал их в курень, стал успокаивать.

— Ты хорошо говоришь, — прогудел Бури-Бухэ, — но твоими хорошими словами от врагов не закроешься. У меня чуть было не увели жену и детей.

— Жену и детей? — почти весело переспросил Тэмуджин: мысль, так долго ускользавшая от него, явилась вновь, и она была простой и четкой, как след копыта, вдавленный в сырую глину. — Я повелеваю всех ваших жен и детей доставить в мой курень. Они будут в безопасности.