– Да, я тоже так думала, и, как я сказала Оверсли, бывают девушки, которые более счастливы с пожилыми мужьями, теми, что обращаются с ними с отцовской снисходительностью, – наверное, ты догадываешься, что я имею в виду?
Дженни понимающе кивнула:
– Рокхилл будет именно таким. Если вы спрашиваете меня, мэм, то, полагаю, нет почти ничего, что он не знал бы по части обращения с женщинами!
– Вообще ничего! – сказала леди Оверсли, внезапно посуровев. – Когда я думаю обо всех любовницах, бывших у него на содержании с тех пор, как умерла его жена… И как бы там ни считал Оверсли, я ему говорю: кто распутником был, распутником и останется! И потом, опять же я считаю его очень странным человеком. Поверите ли? Он знает, что Джулия его не любит! Потому что, когда он добивался ее руки, Оверсли счел должным рассказать ему, что она… что у нее прежде была привязанность, от которой она не вполне оправилась. А он сказал с величайшей невозмутимостью, что ему все известно! И можете себе представить, с каким изумлением посмотрел на него Оверсли! Джулия сама ему рассказала, и ему, кажется, совершенно все это безразлично!
– Нет, не безразлично, – решительно возразила Дженни. – Просто я не думаю, что он верит, будто сердце ее разбито из-за Адама. И он не переживает, потому что понимает ее, а когда она начинает выкидывать свои номера, не придает этому никакого значения. Можете не сомневаться, он найдет способ, как сделать ее счастливой!
– Именно это он и сказал Оверсли. Не знаю, но мне, право, не может нравиться, что он вдовец! Это удручает, не говоря уже о детях, – хотя как же о них не говорить!
– Боже правый, у него есть дети? – изумилась Дженни.
– Две маленькие девочки – хотя почему я говорю маленькие, когда старшей двенадцать лет!.. Когда я думаю о том, как моя бедняжка Дженни, которая почти еще ребенок, попытается стать матерью двум великовозрастным падчерицам, которые, вполне возможно, ее невзлюбят…
– Вовсе нет! Они будут ее обожать! – не согласилась Дженни. – Как обожала вся малышня мисс Саттерли. Кладу голову на отсечение – не пройдет и месяца после ее замужества, как они начнут ссориться из-за того, кому из них будет доставлено удовольствие сбегать по ее поручению!
Это соображение способствовало тому, что леди Оверсли после разговора почувствовала себя гораздо бодрее и смогла, прежде чем покинуть Дженни, обратиться мыслями к приему, который она давала в честь помолвки дочери. Он обещал стать великолепным торжеством, следовавшим за званым обедом, на который она пригласила столько родственников Рокхилла, сколько могла усадить за свой стол. Поскольку они были невероятно многочисленны, она предвкушала, что ее дом будет набит до отказа, – такое положение дел радовало, хотя не могло вполне вознаградить ее за то, что она называла собранием странного рода.
– Потому что, как ты знаешь, самые главные гости – это родители жениха, но у Рокхилла таковых конечно же нет, и, когда человек считает себя главой семейства Эджкоттов, нелепо полагать, что он прибегнет к помощи своего дяди Обри. И должна сказать, Дженни, хотя я и отдаю должное его сестре Уорлинг-Хем и признаю, что она написала Джулии очень милое письмо, она значительно старше меня, и это еще одно обстоятельство, которое не может мне слишком нравиться!
Известие, что все родственники Рокхилла приглашены отпраздновать его помолвку, вызвало у Дженни скрытое удовлетворение, поэтому она не удивилась, когда вскоре Броу явился к ней с визитом.
Они с Лидией были дома одни – обстоятельство, которое его светлость перенес с благородной невозмутимостью. Дженни увидела, как его ленивый взгляд оживился вдруг, упав на девушку, и понадеялась, что ее не обвинят в поощрении его ухаживаний из-за того, что она радушно приняла друга своего мужа.
Лидия была искренне рада его видеть, воскликнув, когда протягивала ему руку:
– Броу! О, какой сюрприз! Вы ведь не рассчитывали застать меня здесь, правда? Адам привез меня, чтобы составить компанию Дженни, – правда замечательно?
Да, Броу считал, что это самая замечательная вещь, которая только когда-либо происходила; и хотя он не сказал ничего, что выходило бы за рамки строжайших приличий, казалось весьма маловероятным, что он помчится обратно в Линкольншир так быстро, как первоначально намеревался.
Он приехал в город, как полагала Дженни, чтобы присутствовать на приеме у Оверсли. Сам Броу приходился родственником Рокхиллу по линии своей матушки, но сказал, что почти все Эджкотты считают, что Рокхилл сошел с ума.
– Это и привело меня в город, – пояснил он. – Моя мама думала, что большинство из них найдут предлог не присутствовать на приеме; вбила себе в голову, что Року понадобится поддержка! Все это выдумки! Никто из них не осмелится обидеть Рока! Хотя мне говорили, бедный старина Обри Эджкотт ходит мрачнее тучи: наверняка он собирался когда-нибудь занять место Рока! Сам Броу весьма терпимо относился к этому союзу, но высказался в весьма нелестном для мисс Оверсли духе: что одному хорошо, то другому смерть.
– Сам бы я не хотел жениться на ней, – сказал он.
– Ну, вы не можете отрицать, что из нее выйдет прекрасная маркиза! – возразила Дженни.
– О Боже, нет! Пожалуй, у нее броская внешность, но она не соответствует моим представлениям о жене, с которой уютно. Никогда не знаешь, где найдешь такую! Можно оставить ее на чердаке, а, придя домой, обнаружить в погребе: Хотя это не мое дело… Скажите, леди Линтон, а где Адам? Я не встретил его в клубе.
– Да он уехал в Фонтли на несколько дней, – ответила она.
Он кивнул без каких-либо комментариев, но, когда она довольно предосудительным образом оставила его наедине с Лидией, он спросил:
– Линтон очень переживает из-за этого? Она горестно вздохнула:
– Думаю, да, переживает. Он сказал, что давно собирался поехать в Фонтли, но не хотел оставлять Дженни одну, но, полагаю, он уехал, потому что ему было невыносимо слушать, как все обсуждают помолвку, куда бы он ни отправился.
– Очень разумный поступок, – одобрил Броу. – Конечно, негоже так говорить, но считаю, что он тактично вышел из положения. Жаль, что он не взял с собой ее светлость, чтобы оставить ее там! Вид у нее далеко не цветущий.
– Это так, и жаль, что он привез ее сюда, потому что она хочет жить там, в Фонтли, – сказала Лидия. – Да только папа Шоли разошелся не на шутку и считает, что ей не может быть хорошо нигде, кроме как в Лондоне, что я, со своей стороны, считаю ужаснейшей ерундой. Я сказала об этом Адаму, но, конечно, он не придал значения моим словам, потому что не считает, что я что-нибудь в этом понимаю. Что, – честно добавила она, – совершенная правда! И все-таки я знаю, что Дженни мечтает вернуться в Фонтли.