Милиционер нетерпеливо оглядел парней:
– Ну, давайте, подписывайте, некогда мне…
Кто-то нерешительно потянулся к авторучке. От стены грозно рыкнул Сеня:
– Я те подпишу! Что, Северьяныча не знаете? Потом он ваши подписи вам же в задницы и запихает…
Милиционер спокойно спросил:
– Кто расскажет, как было на самом деле?
Кто-то проворчал:
– Чего рассказывать?.. Мы начали, наврал все Игореша…
– Ну, вот и ладненько. А тебе, Игореша, сразу могу сказать; за лжесвидетельствование кое-что полагается по закону.
Парни сгрудились у стола, загомонили. Перекрывая гвалт, Михаил Северьяныч крикнул:
– Тихо! Чего галдите? Иль меня не знаете?.. Все получат. И за обрез, и за вранье, и за то, что добрым людям спать мешаете, а потом их же и порочите.
Парни потянулись к выходу. Последним шел Игорь, на пороге он обернулся, что-то хотел сказать, но милиционер, брезгливо поморщившись, махнул рукой:
– Иди, иди, Игореша. Теперь все зависит от товарища преподавателя; будет он писать заявление, или нет. Я бы тебя с большим удовольствием спровадил из села на пару лет, чтобы отдохнуть от твоих художеств.
Игорь поглядел на милиционера долгим злобным взглядом, оглядел и Павла, весьма многообещающе, и изо всей силы захлопнул за собой дверь.
– Гляди-ка, сюпермен… Найти бы обрез, обоим можно припаять.
Павел робко проговорил:
– Молодые, дурные, остепенятся еще… И кому на ум взбрело, назвать тюрьмы исправительными учреждениями…
– Полностью с вами согласен, – проговорил, поднимаясь, милиционер. – А за этих нечего заступаться, я их дольше вас знаю. Вон, шрам у вас на лбу… Кто по голове треснул? Часом, не такие же оболтусы?
– Да нет, в армии это меня…
– Где служили-то, в морской пехоте, поди? Коли такую толпу обработать сумели…
Павел неопределенно пожал плечами, как бы соглашаясь с догадкой; знал, что сильно армейское братство. Если милиционер служил в морской пехоте, он начнет относиться к Павлу еще лояльнее. Дело-то не завершено, еще есть родители двух увечных агрессоров. А ну как накатают телегу?
– Я ведь тоже полвойны в морской пехоте воевал, – продолжал Михаил Северьяныч задумчиво. – Ладненько, значит, наш нынешний десант учат… Нас-то, с кораблей сняли, и в бой. А во многих еще морской форс наружу лез, по передовой в черных бушлатах в рост гуляли. Ленточки по ветру, красота. Только как начали немецкие снайпера щелкать, быстро нас в зеленое переодели. По первости и в атаку в полный рост ходили. Паршивенький пулеметчик одной очередью по полроты выбивал, пока научились…
– А вы, Михаил Северьяныч, вроде на пенсии должны быть?
– На пенсии… Уж который год. Работаю, что поделать? Молодые-то положенные два года отработают – и в город, – милиционер помолчал, потом спросил: – Что делать-то будем?
– А может, ничего не надо делать? Не все ж еще пропало. Отказались ведь под враньем подписываться…
– Ох, парень, отрыгнется тебе твое благородство… Алика-то, как покалечил? Он же этим, новомодным способом драки владеет… Тьфу ты… Никак не могу запомнить… Что-то там вроде корыта… Он уже лет пять в городе живет, сюда по выходным, да на каникулы наезжает, и умение свое на деревенских увальнях демонстрирует. Летом одного на танцах так ногой по голове огрел, тот недели две в больнице пролежал.
– Вот и меня, тоже хотел… ногой по голове, да неудачно приземлился…
– Ладно, Бог даст, все обойдется… – милиционер пошел к двери, взявшись за ручку, обернулся: – Вы отдыхайте, а я в больницу загляну. Если что – сообщу…
Он ушел. Павел присел к столу, решив подождать часок. По своему опыту знал, какие иногда шуточки откалывает сотрясение мозга. Студенты угомонились. Подошла Вилена, брезгливо бросила на стол обрез, поставила рядом патрон:
– Павел Яковлевич, почему вы покрываете этих подонков? Посмотрите патрон, там же пуля. Верная смерть метров с двадцати…
Он взял патрон, с минуту разглядывал дырявое рыло "жакана". Медленным, усталым движением положил патрон в карман, тихо сказал:
– Ложись спать, не мы выдумали, что утро вечера мудренее…
У нее вдруг задрожали губы, она всхлипнула, и прерывающимся голосом заговорила:
– Это все из-за меня… Ну зачем, зачем я его ударила?! Я даже не сообразила, что их так много… Все они покажут, что обрез у вас был, и все – тюрьма… Я писать вам буду… Я к вам приезжать буду, передачи привозить…
Не на шутку перепугавшись, Павел взял ее за плечи, встряхнул, глянул в мокрое от слез лицо. Руки ее безвольно повисли вдоль тела. Кто бы подумал, что это независимая таежная амазонка.
– Ты что, Вилена? Кто меня посадит?
– Павел Яковлевич! Мой дед семнадцать лет ни за что отсидел. Отец за правду… За справедливость, чуть в тюрьму не угодил… А вы двух человек изувечили… Обрез милиционеру сразу не отдали… И как я не сообразила? Надо было самой отдать…
Павел подтолкнул ее к двери, строго приказал:
– Сейчас же иди спать. Черт знает что… Развела тут слезы…
Она покорно шагнула к двери, но обернулась, шмыгнула носом, сказала, уже спокойнее:
– Отдайте обрез, пока не поздно…
Студенты ушли на работу, когда Павел, сидя в одиночестве в деревенской столовой, наворачивал тройную порцию картошки с котлетами. Он здраво рассудил, что если начальство вычеркивает из его жизни целый месяц, так хоть поесть на халяву. А потому заходил в столовую после студентов, и повариха, сердобольно вздыхая, отваливала ему от души. Благо, еда была за счет совхоза. В столовую вошел Михаил Северьяныч, степенно, по-деревенски, поздоровался.
Повариха высунулась из окна раздачи, спросила:
– Северьяныч, тебе положить котлеток? Тут еще полно осталось…
– Спасибо, Маняша, но жена у меня готовит так же вкусно, как и ты… – поглядев на Павла, сказал: – Вы кушайте, не торопитесь.
Павел спросил:
– Ну как, жив пострадавший?
– Живо-ой… Чего ему сделается? Это добрые люди загибаются в одночасье, а таких даже чума не берет. Покушаете – сходим, проведаем.
– А что, они оба в больнице?
– Один – в больнице, другой – дома. Болничка у нас хоть и маленькая, но хорошая. Бабка Алькина полночи металась, требовала вертолет вызывать, чтобы внучка ненаглядного в город везти, еле угомонилась, когда врачиха ей сказала, что через пару дней его и выписать можно.
Сидя у постели Алика, Павел чувствовал себя очень неуютно. Алик с ненавистью зыркал на него из-под бинтов, а на вопросы Михаила Северьяновича отвечать отказывался. Наконец тот не выдержал:
– Что, беззащитных пацанов дубасить – это, пожалуйста? А как самому прилетело – сразу милицию звать? Допрыгался…
Тут из коридора ворвалась рослая, полная женщина. С визгливым криком: – "Вот он!" – кинулась на Павла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});