Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кузнец прислушался. Снова в дубраве наступила мертвая тишина. Он опять взял в руки лопату. Под нею оказалось полусгнившее дерево, с которым пришлось немало повозиться. Однако было ясно, что тут копали некогда, и сердце кузнеца забилось в горячей надежде. Он стал копать еще усерднее, обливаясь потом. Но весенняя ночь коротка. Наступал бледный рассвет. Коста перестал копать и прислушался. Приближался конский топот. Потом послышались веселые голоса. Кто-то ехал дубравой. Надо было притаиться. Вскоре он увидел всадника за деревьями и присел, чтобы скрыться от его взоров. Однако и его увидели. Потому что он услышал встревоженный оклик:
— Кто там? За дубом хоронится?
Тяжело дыша, Коста ничего не ответил. Тогда всадник направился в его сторону. Конская грудь с шумом раздвигала кусты. Перед раскопанной ямой появился княжеский отрок, судя по одежде и мечу на бедре.
— Что творишь тут? — спросил он, скаля зубы от молодой глупости, весь наполненный радостью жить на земле.
Мрак таял, просыпался уже лесной мир. Первая птица защебетала на ветке. Отрок бессмысленно улыбался.
— Что творишь тут? — спрашивал он.
— Уходи прочь! — грозно сказал кузнец, схватив мотыгу и замахнувшись ею, как топором.
— Не оставлю тебя.
— Княжеский пес!
— Скажи, что творишь?
Больше всего хотелось отроку знать, что делает этот человек в такой недобрый час. Но уже приближались другие всадники. Услышав разговор, они тоже повернули коней в эту сторону. У некоторых были копья в руках. Еще один отрок подъехал поближе и с удивлением смотрел на разрытую яму, на валявшуюся лопату, на кузнеца с мотыгой в руках. Он зло сверкнул темными торкскими глазами.
— Яму копает, — сказал ему первый отрок, румяный, как девушка.
— Почему в такой час копаешь? — спросил торчин.
Коста угрюмо молчал, надеясь, что эти зубоскалы уедут, когда им надоест пререкаться с ним.
Но темноглазый отрок взвизгнул:
— Отвечай, или я тебя проткну, как вепря!
Кузнец увидел перед лицом холодный блеск железного острия. Белокурый уже махал рукой и звал кого-то из дубравы приблизиться.
— Господин, тут недобрый человек землю копает.
С такими словами он обращался к воеводе. Тотчас появился боярин. Кузнец увидал, что это Фома Ратиборович, очевидно ехавший с отроками в этот ранний час на лов в заповедную княжескую рощу.
Фома тоже окинул взором Косту и вырытую яму.
— Ты кузнец от Епископских ворот, — сказал он. — Знаю тебя. Кого хоронишь?
— Пса хороню, — дерзко ответил кузнец.
— Он сокровища в земле копает! — догадался отрок.
Боярин поднял густые брови и еще больше вознегодовал на кузнеца:
— Кто позволил тебе копать сокровище в княжеской дубраве?
Коста опустил голову, понимая с яростью в сердце, что теперь пропали его мечтания о серебряном светильнике. Он бросил в гневе мотыгу на землю.
— Что молчишь? — опять спросил боярин.
Кузнец молча смотрел на боярского коня, что бил в нетерпении копытом о землю, грыз удила с железным скрежетом.
— Отроки, посмотрите, что в яме, — приказал Фома.
Белокурый соскочил с коня и, нагибаясь, осмотрел выкопанную довольно глубоко яму.
— Похоже, что тут есть что-то… — говорил он. — Не сокровище ли закопали тут?
— Возьми рыльце и копай, — приказал Фома кузнецу.
— Не буду, — отвечал Коста.
— Не будешь?
Опять копье уперлось ему в грудь.
— Рой, или смерть тебе!
Коста поднял лопату и в сердцах вонзил ее в землю. Всадники стояли вокруг него и смотрели, как он трудится. Что он мог поделать? Отроки были одни с копьями, другие при мечах, как дружинники ездят на охоты. Впрочем, в нем самом горело любопытство к тому, что зарыто здесь. Теперь уже явственно было видно, что это нечто вроде могилы. Кузнец ожидал, что вот-вот лопата ударится о глиняный сосуд и со звоном рассыплются златники.
Но он уже устал и время от времени прекращал работу, вытирая пот со лба рукавом рубахи. Заметив это, боярин распорядился:
— Кемелай, возьми рыльце и рой!
Смуглый торчин слез с коня и стал копать землю мотыгой. Белокурый отрок тоже взял лопату из рук Косты. Теперь земля шибко полетела комьями во все стороны. Двое копали, остальные смотрели на них, ожидая увидеть в земле что-нибудь необычайное.
Вдруг лопата отрока выбросила вместе с глиной желтый человеческий череп с оскаленными зубами…
Воевода трепетной рукой ухватился за ладанку, висевшую у него на груди под красной рубахой. От неожиданности отроки тоже широко раскрыли глаза. Кузнец заглянул в яму. Вместо серебра там лежали кости. Это была древняя могила.
Когда все немного успокоились, Фома велел копать глубже. Иногда, зарывая сокровище, убивали человека, чтобы его дух охранял закопанное злато. Отроки с новым рвением взялись за лопату и мотыгу, позабыв о лове. Теперь уже сам боярин слез с коня и, опираясь руками о колена, следил за работой. Так копали некоторое время, однако ничего не нашли, кроме полуистлевших человеческих костей.
Уже над дубравой всходило солнце. Обсудив с отроками положение, боярин сердито сказал Косте:
— Вводишь людей в искушение, мертвецов выкапываешь из могил!
Как будто бы кузнец был виноват, что Фоме не удалось поживиться серебром, зарытым неведомо кем и когда.
— Садитесь на коней! — приказал он отрокам. — Сколько времени потеряли тщетно!
Боярин плюнул на землю.
Всадники скоро скрылись в роще, переговариваясь между собою. Оставшись в одиночестве, Коста еще раз обследовал могилу. В яме не было никаких признаков клада. Он собрал разбросанные повсюду человеческие останки, сбросил в яму и снова кое-как засыпал землей. Потом положил на плечо рыльце и мотыгу и ушел, досадуя на весь мир.
О найденной могиле много говорили в городе, и поп Серапион прибежал посмотреть на нее, чтобы допытаться, не покоился ли в ней какой-нибудь мученик или отшельник, но никаких благочестивых преданий с этим местом не было связано, и священник так и изложил все епископу. Все это произошло, когда Мономах еще гостил в Переяславле, и ему тоже доложили о случившемся, но старый князь тут же забыл об этом, хотя ранее имел обыкновение входить во все мелочи и всюду тщился навести порядок.
Когда Фома Ратиборович, склоняясь с коня, сказал ему про кузнеца, великий князь спросил:
— Какое сокровище?
— Ехал на лов с отроками. И что увидел? Кузнец яму в дубраве копает, а в ней — человеческие кости.
— Слышал, слышал… — закивал головой князь.
— Он искал серебро, а нашел мертвеца, — ехидничал боярин, забывая, что сам принимал участие в раскопках. — Оказалось, что там человек в далекие времена похоронен.
Князь не обратил особенного внимания на рассказ. Мало ли людей лежит в земле? Но полюбопытствовал:
— Как же поступили с могилой?
— Поп Серапион над ней положенные молитвы прочел.
— Добро.
Мономах, уже в некотором удалении от суетного мира, не потребовал дальнейших объяснений и молча смотрел на угрюмого Косту, которому немало досталось от супруги за его ночное похождение. Однако епископ Лазарь, тоже слышавший об этом случае, протягивая к кузнецу указующий перст, поучал его:
— Христианину подобает не в земле искать сокровище, а на небесах. Подобное богатство ни тати не похитят, ни огонь не спалит, ни тля не пожрет…
Мономах одобрительно закивал головой. Но его взгляд упал на Любаву, на ее озаренное волнением лицо. Было в девушке нечто такое, что напомнило о Гите. Большие зеленоватые глаза? Или длинная золотистая коса? Или юные перси под полотном сельской рубашки? Князь вдруг почувствовал в своем сердце слезливую теплоту, смешанную с великой печалью, какую рождает у старых людей созерцание девической красоты. Он вздохнул и спросил кузнеца:
— Дочь твоя?
Кузнец улыбнулся в бороду.
— Зовут ее Любава. Выросла, а замуж никто не берет.
Заметив всеобщее внимание, Любава в крайнем смущении отвернула лицо и закрыла его рукавом рубахи. Даже ее маленькие босые ноги передавали внутреннее волнение и как бы топтали одна другую.
Князь Ярополк, расположенный к молодому дружиннику и любивший слушать его песни о синем море, сказал отцу с добродушной усмешкой:
— Наш гусляр хочет вести дочь кузнеца, а он не дает свое позволение.
Мономах снова обратил взор на Косту:
— Почему не хочешь?
Кузнец потупился и не давал ответа.
— Почему не хочешь? — повторил князь.
Но кузнец молчал.
— Почему не отвечаешь великому князю? — набросился на кузнеца боярин Фома.
Отвернувшись, Коста стал объяснять:
— Мы бедные люди, а отрок красное корзно носит…
— Что из того? — спросил Мономах.
— Нашей бедностью потом попрекать будет.
Мономах нахмурил брови.
— Дело не в богатстве. Юноша и девица должны любить друг друга и плодиться. Так повелел нам апостол.
Кузнец проговорил:
— Если так велишь, то твоя воля…
- Владимир Мономах - Борис Васильев - Историческая проза
- Голубь над Понтом - Антонин Ладинский - Историческая проза
- Анна Ярославна - Антонин Ладинский - Историческая проза
- Черные холмы - Дэн Симмонс - Историческая проза
- Камень власти - Ольга Елисеева - Историческая проза