Не удержавшись, Гард зевнул. У полицейского дрогнули мускулы щек, ему тоже зевалось, и он с трудом сдержался при комиссаре. Гард понимающе кивнул, и полицейский улыбнулся.
Сквозь густые кусты сирени едва проступала веранда. На ней жалко и ненужно горела под потолком электрическая лампочка. Гард неторопливо побрел по бетонной дорожке, с наслаждением дыша чистым воздухом и приглядываясь ко всему так, словно он был не официальным лицом, а ранним гостем, не уверенным, стоит ли будить хозяев. Дневной свет, отогнав мрачную таинственность ночи, превратил дачу и все вокруг нее в тихий, мирный уголок.
Он стукнул негромко, но стекла веранды отозвались мелким дребезжаньем. Внутренняя дверь стремительно распахнулась, и в темном проеме возникла Луиза, прижимая у шеи ворот халата.
– Это я, Гард, – сказал комиссар.
Луиза и без того узнала Гарда, и на ее лице отразилось облегчение. Она поспешно пересекла веранду, повернула головку замка, но тот не поддавался, и ей пришлось налечь плечом на дверь.
– Прошу вас, входите, – сказала Луиза, смахивая с ближайшего стула детские игрушки. – Хотите чаю?
– Не откажусь, – сказал Гард. – Но лучше кофе, если вам все равно.
Луиза вышла кивнув. Гард сел за круглый столик, покрытый пластиковой клеенкой, и огляделся. На полу веранды были разбросаны вещи – так, словно их начали упаковывать в чемоданы, да и бросили. Комиссар решил не торопиться с выяснением, а вести себя так, будто он зашел без всякой цели – просто проведать бедную женщину. Луизе предстояло освоиться с приходом комиссара полиции. Ее внешнее спокойствие не обмануло Гарда, он знал нервную подоплеку такого покоя, способного в любую секунду взорваться истерикой, слезами или оцепенелым молчанием.
Но вот раскрылась дверь, за которой исчезла Луиза, и к Гарду вышел широкоплечий, коротко стриженный молодой человек в мятой рубашке, домашних туфлях, которые были ему малы. Не выпуская дверной ручки, он молча поклонился Гарду, и Гард тоже поклонился ему, подумав при этом, что туфли на ногах гостя явно принадлежат покойному Лео Лансэре. Стриженый человек, исподлобья глянув на комиссара, неуклюже отступил назад. Дверь захлопнулась за ним сама, отсекая его угрюмый взгляд.
– Н-да, – произнес Гард и отвернулся.
За стеклами веранды посвистывали птицы. Лужайку осторожно пересек дымчатый кот, мягко забрался на клумбу, которую миновал убийца, прыгая из окна, и удалился за угол дома.
Вошла Луиза, неся в руках поднос с пустой чашкой, кофейником и бутербродами, прикрытыми бумажной салфеткой.
– А вы? – спросил Гард.
– Не могу.
Поставив поднос на стол, она села, сложив руки на коленях и устремив на них ничего не выражающий взгляд. Ее лицо было серым, как папиросная бумага. Комиссар налил себе неважно сваренный кофе.
– Уезжаете? – кивнул он на разбросанные вещи.
– Да.
– Вы правильно сделали, что вызвали брата, – сказал комиссар.
– Да, это мой брат. – Луиза даже не удивилась осведомленности Гарда.
Помолчали. Птицы пели не в тон настроению.
– Здесь неплохое место, если все хорошо, – сказал Гард. – Я бы тоже снял такую дачу.
– Мы это сделали из-за Юла. Он такой… – Луиза запнулась. – Он у нас такой бледненький.
– Дорого?
– Вы хотите о чем-нибудь спросить меня, комиссар? – тихо сказала Луиза.
– Да нет, я просто так… Быть может, попутно о чем-нибудь и спрошу…
– За что его убили? – тихо спросила Луиза.
Гард вздохнул и пожал плечами. Луиза едва удерживала слезы.
– Врагов у него не было… – прошептала она. – Он был добрый.
– Отличный кофе, – сказал Гард.
Луиза вздохнула. Она все еще напряженно ждала, что комиссар скажет ей что-то важное.
– В наше время человек, у которого нет врагов, – редкость, – заметил Гард.
– Вы не знаете Лео, – прошептала Луиза. – Он был не таким, как все. Он целыми днями думал о своем.
– О чем же?
– Не знаю. Он злился, когда я расспрашивала его о работе. Я ненавидела его работу, как могла бы, наверное, ненавидеть его любовницу. Вы не хотите спросить меня, комиссар, как вышло, что немолодая женщина женила на себе человека младше ее на пять лет? Ему просто некогда было гулять с девушками, ну а я… Женщины в моем возрасте многого не требуют. Знаете, у меня с самого начала было к нему материнское чувство. Когда он был занят своими мыслями, он мог выйти на улицу в домашних туфлях. В такие часы он слышал только комариный звон.
– Звон?
– Здесь много комаров, он не мог спать, если они звенели, но и не мог убить даже комара. Я перед сном сама била их газетой. Видите?
Она показала на низкий, оклеенный бумагой потолок, на котором пятнами темнели раздавленные комары.
– Разве мог такой человек причинять кому-либо зло? – сказала Луиза. – Он был как ребенок…
– Ребенок… – машинально повторил Гард. – Вы правы, Луиза, он действительно был ребенком.
– Вы знаете об этом?! – с нескрываемым ужасом воскликнула женщина. – Откуда вы знаете?! Тогда не ходите вокруг сложными кругами, я не хочу и не желаю быть вашей или чьей-нибудь добычей, я все сама скажу, если это надо!
И, залившись слезами, Луиза выбежала с веранды.
Гард закурил. «Ну вот, – подумал он, – случайно задето нечто важное. Теперь нельзя торопиться. Но странное дело, какой неожиданный взрыв! Спокойно, комиссар, спокойно».
Через несколько минут Луиза вошла, села напротив Гарда, испуганно посмотрела на него страдальческими глазами.
– Простите меня, комиссар, но вам должно быть понятно, почему я так…
– Успокойтесь, Луиза, – сказал Гард. – Я никуда не тороплюсь. Ваш муж говорил вам что-нибудь о замке?
– Каком замке?
– На этой двери.
– Ах, комиссар, не надо меня мучить! Спросите сразу, ведь я готова подтвердить то, что вы уже знаете…
– Нет, нет, Луиза, об этом поговорим потом, – спокойно произнес Гард, напоминая сам себе рыболова, который зацепил рыбу и теперь хочет применить всю осторожность, чтобы она не сорвалась с крючка. При этом Гард ощущал всю разницу между собой и рыболовом: тот знает, что у него под водой рыбешка, а Гард даже догадаться не может, какой улов скрывается под невзначай брошенным им словом «ребенок». – Итак, вернемся к замку.
– Нет, комиссар, он никогда не говорил мне о замке. Мы вообще не знали, что такое запираться. Какой в этом смысл? Все наше богатство – это мы сами… Мы жили тихо и скромно. Ну, завидовали, конечно, тем, у кого много денег, а Лео еще завидовал людям, обладающим какими-либо талантами. Вы знаете, однажды он мне сказал, что хочет быть собакой, чтобы познать… Впрочем, это неважно. А нам никто не завидовал. Его убил сумасшедший! – вдруг закончила Луиза. – Кому еще он был нужен, комиссар? Кому?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});