Читать интересную книгу Ты следующий - Любомир Левчев

Кому принадлежат эти люди: Средним векам или Новому времени? Нет! Все границы условны.

Я листаю эти заметки, набросанные в разное время моей жизни (и, как уже кажется, в разные эпохи), и удивляюсь: зачем я все это писал? Что я искал? Может, опору для своих взглядов? Может, объяснение ошибок? Может?..Черт побери!

Каждый человек скрывает в себе сумасшедшего, который представляется Геродотом, Фукидидом или бывшим учителем истории с холма Царевец. Время от времени мы вытаскиваем, как зеркальце, из самого потаенного своего кармана историю, чтобы посмотреться в нее. И если в этот момент мы не призовем на помощь собственное чувство юмора, нас убьет отчаяние. Так что давно уже пора подвести черту под второй эпохой истории человеческой мечты о Счастливом обществе. Допустим, мы решим, что “вторая эпоха” начинается с Иерусалимской коммуны и апостолов и заканчивается коммуной “Нового Иерусалима” – Мюнстера (!).

А это что еще за явление?

В конце Крестьянской войны, в 1534–1535 годах, в столице Вестфалии собралось множество анабаптистов со всего мира. Самыми революционно настроенными из них были голландские проповедники, которые даже называли себя пророками. Некий харлемский пекарь Ян Матис вводил толпы в фанатический транс. Изначально врагами анабаптистов были католики, впоследствии же ими стали все, кто не принял второго крещения. Как и гитлеровцы, анабаптисты завоевали власть на выборах, после чего установили неописуемый, по мнению их врагов, террор. Самозванец Ян Бейкелсзон стал духовным и политическим вождем анабаптистов, а под конец объявил себя императором коммуны Иоанном Лейденским. Само название мюнстерского революционного чуда – “Новый Иерусалим” – показывает, что образцом для “новых пророков” послужила коммуна апостолов. Если бы история Министерской коммуны не была такой кровавой и зловещей, она могла бы считаться карикатурой или пародией на коммуну Иерусалимскую. Равенство в ней устанавливалось посредством дикого грабежа. Даже дома должны были быть равновеликими, ради чего разрушались башни, колокольни и все, что торчало над крышами средней высоты. Господи, если неравенство – это плод грабежа, если и равенство тоже устанавливается грабежом, если ликвидация социального государства происходит путем его разграбления… – неужели все в этом мире грабеж?

Новый мюнстерский император и его политбюро демонстрировали наглую роскошь. Многие их поступки убеждают нас в том, что они были не просто мошенниками, прикидывающимися фанатиками, а самыми настоящими умалишенными.

Коммуна анабаптистов в Мюнстере чудесным образом продержалась целых два года. В конце концов ее раздавили с соответствующей ей жестокостью.

Мюнстер – это заключительный эпизод. Как и в музыке, в истории заключительные аккорды должны быть особенно яркими. Неслучайно история Мюнстера вдохновила блестящего Мейербера на написание оперы “Пророк”. Но за пламенем Мюнстера можно разглядеть лики двух великих поджигателей, давших будущему намного больше идей, чем “Новый Иерусалим”, населенный сумасшедшими пророками.

Одним из них является Томас Мюнцер. Другой – это святой Томас Мор. При содействии Эразма Роттердамского “Остров Утопия” был напечатан в Лёвене накануне возникновения Мюнстерской коммуны. Географическая близость, а также тот факт, что главные силы анабаптистов происходят из Голландии, не являются достаточным основанием, чтобы утверждать, будто мюнстерские герои были знакомы с идеями Томаса Мора. Да и ему далеко еще было до святого: он только-только сложил голову на плахе. Тем не менее вряд ли кто-нибудь сможет оспорить общий корень идей и событий. Великий Карл Маркс тоже не мог знать, что Томаса Мора причислят к лику святых, причем в тот год, когда был рожден я. Однако Маркс, автор снисходительного термина “утописты”, должен был знать (или по крайней мере догадываться), что общество, которое придумал англичанин, окажется ближе по духу к реальному советскому социализму, чем все его научные выкладки. Потому что на острове Утопия есть рабы и концлагеря. Потому что там, чтобы выйти прогуляться за городскую стену, нужно получить целых три пропуска.

Вообще, рассуждая об этой эпохе, нам следует постоянно держать перед глазами картины Иеронима Босха. На них земной город горит, как ведьма на костре. Там властвующие крысы оседлали рыб и созерцают будущее в грязную подзорную трубу. Там идеологически проверенные монашки замирают в позе копилок. Там “слуги”-некрофилы занимаются любовью со смердящими трупами. Там ложь раздает свое причастие. Там вчера – это завтра, а сегодня – всегда. Там как нельзя лучше видно историческое истощение одной иллюзии – но не смерть нашей мечты…

Вот в чем разница между иллюзией и мечтой. Мечты бессмертны.

Понятия “диссидент” и “еретик” очень высокопарны. Куда проще и ближе народу слово “ведьма”. Но все же кто победил в этой жестокой игре, в этой смертельной схватке между великими блудницами и великими ведьмами? Тот, кто сильнее, или тот, кто богаче? Тот, кто мудрее или дремучее? Тот, кто доблестнее или коварнее? Тот, чья вера крепче, или… тот, у кого нет совести?

Все ответы опровергнуты сегодняшним днем.

Религиозные брожения и гонения на еретиков спровоцировали огромные волны переселений в Америку, подхватившие как раз вольнодумцев, инакомыслящих, обладателей беспокойных умов и ведьм. Старая Европа использовала новый континент в качестве некоего гигантского концлагеря для диссидентов. Так что в сегодняшнем свободомыслии Америки, в ее рациональном духе, в ее прагматическом идеализме текут кровь и мечта христианских невольников, борцов за свободу и независимость, кровь мучеников, которые не причислялись и никогда не будут причислены к лику святых. Если бы у еретиков была только эта заслуга перед человечеством, то они уже были бы достойны вечной славы! Аминь!

Если бы Маркс и Энгельс знали и немного больше уважали историю раннехристианского и средневекового коммунизма, они бы обратили гораздо более пристальное внимание на Североамериканскую революцию, что принесло бы им огромную пользу. Североамериканская революция не завершилась кровавым террором не потому, что в ней не участвовали поэты и философы (само по себе это наблюдение остроумно, но вряд ли верно), а потому, что в нее оказались замешаны разные церкви и секты; при этом среди ее участников не было вождей прогрессивного человечества и атеистов.

После “утопистов” начинается настоящая история научного социализма. Его источники были указаны самими классиками… Генеалогия марксизма-ленинизма досконально проанализирована тысячами ученых со всего мира. В качестве основы любого знания ее штудировали несколько поколений. Сознательно или нет, но марксизм повторял христианские периоды апологетики, схоластики и догматики.

Теория и практика марксизма подверглись жесточайшей критике. Можно сказать, что его сожгли на костре, как ведьму. Особенно постарались в совершении этой казни некоторые самые заклятые прежде догматики. Они еще долго будут подкладывать в костер дрова, потому что не уверены, что их теперешнее старание заметили и оценили. У меня это вызывает отвращение. Именно тут кроется главная причина, по которой я не желаю заниматься этим периодом, освещенным огнем аутодафе.

Время доказывает, что гений Маркса допустил несколько ошибок: вероятно, он позаимствовал у античных коммунистов культ философского мышления и, подобно Платону, отвел ему руководящую роль (несмотря на то что Маркс никогда особо не восхищался идеалистом Платоном). При том, что сам Маркс занимался политической экономией, он недооценил роль и перспективы научно-технической революции. По существу, изменила мир она, а не философы. Возможно, отсюда его вторая ошибка: переоценка исторической роли индустриального пролетариата. Пролетариат Маркса оказался не настолько революционным, как хотелось бы классику, он отказывался осознавать себя как класс и при любой возможности осознавал себя как что-то другое. Привнесение революционного сознания извне его не устраивало. В XX веке по причине войн и научно-технической революции пролетариат Маркса сокращался, вместо того чтобы расти. Тогда его стали фабриковать, как искусственную материю. Но так же как запуск в обращение фальшивых денег является главным врагом настоящих денежных знаков, так и фальшивый пролетариат оказался главным врагом настоящего рабочего класса. Итак, пролетарские революции и диктатуры, проведенные и установленные от имени и во имя пролетариата, изъяли его из истории. Основной же ошибкой Маркса было то, что он сделал ставку на насилие. Эту ошибку он перенял в готовом виде. Позаимствовал из опыта революций, которые изучал. Взял из Века просвещения. Маркс был учеником великих философов и ученых, которые отделили веру от знания; поставив знак равенства между церковью и верой, он выпустил на свободу самый что ни на есть пагубный атеизм. Все формулы Маркса, даже самые гениальные, не сходятся без знака Бога.