семи миров не осталось. Все-таки артефакты, которые создаются из кости, крови и волос невидимок, притом живых и мучающихся от невыносимой боли – довольно омерзительны по сути, и любые упоминания о них Хранителями уничтожались.
Вот теперь я уже действительно чуть не отбросила ожерелье прочь. Восхищаться больше не хотелось, меня скорее затошнило от отвращения. Вещица сразу перестала казаться симпатичной.
– Вы ведь невидимок в смысле как расу имеете ввиду, – запутанно пробормотала я, вспоминая подружку Мрамора. – Как только кому-то в голову пришло сотворить подобное...
– Поверь, это далеко не самый ужасный пример запретной магии, – непривычно серьезно ответил Лев. – Раньше всякие штуки, создаваемые кровавыми ритуалами из разумных существ, были обычным делом. Или там заклинания, способные одним махом превратить жителей целого города в безумных чудовищ или осуществить любую злую мысль человека. Но раньше Хранители поддерживали порядок по заветам Леди. – Лев фыркнул и с сарказмом добавил. – А сейчас бедолажкам Хранителям приходится маяться херней, гоняясь за количеством вместо качества. И ради денег или крутых подарков закрывать глаза на настоящих преступников, просто вылавливая всякую мелюзгу.
– И вы, разумеется, хотите перемен, – вспомнила я жаркие пропагандистские речи Ярэна Корна. Лев только усмехнулся.
– Мы сейчас одного хотим – прищучить Раду Тарвиус. Так что побори брезгливость, красотка, используй сотворенную злом вещь ради благого дела.
Ну я и поборола, хоть и чувствовала себя крайне неуютно в этом ожерелье.
Первым делом Лев должен был провести меня в Храм. Обычным людям его посещать и так было запрещено, а уж в эту ночь абсолютно всем кроме Верховных жриц и жрецов надлежало сидеть дома и рьяно молиться. Так что нам даже никакая охрана не встретилась. Храм, естественно, был оплетен защитными и оповещающими чарами от незваных гостей, но Лев сказал мне держаться к нему вплотную и использовал свой пропуск. Вместе с ожерельем этого было достаточно, чтобы обмануть защиту.
В Храме царил полумрак разбавляемый лишь золотистым светом нитей-проводов, опутывающих все поверхности. Я нервничала, и от этого хотелось поболтать, но я сдерживалась. Иногда, за закрытыми дверьми я ощущала чужое присутствие, но в коридорах нам никто не встретился. Вся дорога слилась для меня в черно-бело-золотой лабиринт. Я всегда была горда своей способностью ориентироваться в пространстве, но тут пала жертвой фантазии архитекторов, которые под девизом строгость и аскетизм сотворили это чудовищное здание.
Чудовищно скучное здание. Коридоры были настолько однообразны, что даже глаз за них не цеплялся и ориентиров в голове не оставалось. И все же я и без помощи Льва знала бы, куда идти – чувствовала, как течет вокруг магия, как концентрируется в одном месте... Но Хранитель вел меня какими-то кругами, наверное, в целях безопасности. Блин, выть хотелось от тоски и нарастающего раздражения.
Интересно, как там Эби? Веселится или сражается с жуткими чудищами из иного мира? Я начала жалеть о том, что черт меня дернул кинуть ее ради того, чтобы битый час пробродить по коридором в гробовом молчании.
Я уже собиралась шепнуть Льву, что если он сейчас не приведет меня к этому чертовому алтарю, я сама к нему дойду – побегу, как Фрай на запах любимого лакомства, сбивая все препятствия с пути. Но меня опередил вкрадчивый мужской голос.
– Томаш.
Лев скривился, обернулся и встретился с добродушной улыбкой высокого жреца в простой белой тоге и маске.
– Тов! Как кстати. А я думал уже все разошлись песни петь и танцевать
– Взывать к милости Златоликого Бога и делиться его дарами с народом, – поправил жрец, настороженно осматривающий Льва одним глазом. (Как себя второй глаз вел за золотой полумаской, скрывающей правую половину угольно-черного лица я не рассмотрела). Я старалась даже не дышать, боясь намекнуть на присутствие в коридоре кого-то еще.
– Точно-точно... я искал Доан Ру, – принялся отбрехиваться Лев. – Хотел попросить ее кое о чем… ну, то есть, чтобы она попросила вашего славного боженьку кое о чем.
Левый уголок губ жреца дернулся в сдержанной улыбке. Надо же, кажется он вовсе не такой праведный и правильный как мне с первого взгляда показалось.
– Святотатствовать в Храме, да еще в ночь Великой мессы... продолжишь в том духе – долго в Гоуд-Сва не задержишься.
Слова, произнесенные без тени иронии в голосе, можно было воспринимать как угрозу, но я не чувствовала недоброжелательности от этого Това.
– До полуночи осталось пару минут, боюсь успеть поговорить с Доан ты не успеешь, – продолжил жрец. – Пойдем со мной, пока не попался на глаза кому-то не столь благосклонно к тебе настроенному.
– Надо было мне бежать, – задумчиво пробормотал Лев, – жаль, жаль... почему хорошие идеи вечно приходят в самый последний момент?
Это бормотание в духе «понимай, как хочешь» намек для меня или просто отвлекающий маневр для жреца? Может мне надо было «бежать» – потихоньку свалить... Тем более, что жрец шел и Льва за собой вел в совсем противоположную от алтаря сторону...
Черт, и почему мы не обговорили такую ситуацию? Откуда у Льва была такая уверенность, что мы никого не встретим? Встретили же – и что теперь? Я рассеянно оглядела коридор, в поиске решения проблемы. Но вокруг были лишь золотые нити, гладкие стены и закрытые двери.
Хм, а за дверями что? За некоторыми – люди, полные благочестия или скучающие. Молятся, наверное… Я прошла еще немного вперед, обгоняя Льва и жреца. В груди расплетался знакомый, жаркий клубок – эйфории, азарта, уверенности в том, что сейчас мне повезет.
За дверью, у которой я остановилась, я чуяла лишь едва заметные отголоски эмоций – кажется, те, кто были за ней, позаботились о магической защите. Да. Точно… Я увидела плетение чар и осторожно от него избавилась, чтобы в тот миг, когда жрец и Лев будут проходить мимо, дернуть за ручку и толкнуть дверь.
Тишину Храма нарушили сладострастные стоны.
О да – это же я! А я и палево всяких там пикантных ситуаций неразделимы. Естественно я застукала, как две женщины – совсем молоденькая и уже зрелая дама – и мужчина в полном расцвете сил воодушевленно оскверняют священную комнату Храма банальным сексом. Вот же… зрелище. Даже мне неловко стало.
Они все замерли, оторвались друг от друга и непонимающе уставились на внезапно открытую дверь за которой оказались прифигевшие мужчины. Лев в душе возликовал, а снаружи скорчил возмущенную рожу. У Това тоже никакого ужаса перед святотатством не было,