Читать интересную книгу Хроники похождений - Лев Портной

— Печальная история, — промолвил пан Марушевич и повернулся к прокурору. — Обвинение и защита, вы хотите что-либо сказать по этому поводу?

— Ваша честь, — басом промолвил барон Набах, — я считаю, что факты, изложенные господином Кулебякиным, свидетельствуют о злодейском характере обвиняемого и лишний раз подтверждают обоснованность обвинений, выдвинутых против него.

— Вы, — повернулся пан Марушевич к господину Швабрину.

Алексей Иванович не нашелся, что сказать.

— Обвиняемый, а что вы можете сказать по этому поводу? — спросил пан Марушевич.

Я понял, что терять-то мне нечего, и решил прикинуться несмышленым недорослем.

— Видите ли, ваша честь, — вымолвил я, — папенька всю жизнь называл меня Сережей, а я его — папенькой. И лишь когда отправили меня на военную службу, я узнал полное имя свое.

— И что же, вы ни разу до военной службы не поинтересовались собственным именем? — спросил пан Марушевич.

— Да оно мне ни к чему было, — я попытался развести руками, но кандалы не позволили.

— А вы молодец! Ловко ответили. Вроде как — не тутошние мы и не знаем ничего.

Шепот Алексея Ивановича звучал дружелюбно, и я немного успокоился.

Председательствующий что-то сказал своим помощникам, они приблизили друг к другу головы и несколько минут шептались. Особенно усердствовал герцог Эйзениц. Он в чем-то убеждал пана Марушевича, который, судя по наклону головы, склонялся к его мнению. Барон фон Бремборт явно не соглашался с ними. Наконец председательствующий поднялся и произнес:

— Уважаемые дамы и господа, мы считаем обвинения, высказанные Степаном Ивановичем Кулебякиным, частным случаем, по которому следует немедленно принять отдельное определение и поставить на этом точку, дабы в будущем этот казус не путался с делом, ради которого мы здесь собрались. Мы покинем вас на десять минут, чтобы в спокойной обстановке прийти к справедливому решению.

Он говорил что-то еще, но я не слышал — меня отвлек господин Швабрин.

— Граф, вы не припомните, как звали вторую супругу Петра Великого до того, как ее прозвали Екатериной?

— Мартой, Мартой Скавронской, — ответил я. — А зачем вам это сейчас?

— Так. Есть одна идейка, — ответил Алексей Иванович.

Пан Марушевич и его помощники поднялись из-за стола и готовы были уйти, как господин Швабрин окликнул их:

— Ваша честь, позвольте высказать некоторые соображения по этому делу.

— Говорите, сударь, — кивнул пан Марушевич.

— Ваша честь, уважаемые господа, когда вы будете принимать решение по этому вопросу, прошу вас принять во внимание следующие факты. Супруга российского императора Петра Великого Екатерина когда-то прозывалась Мартой Скавронской. Вспомним Анну Леопольдовну, она же Елизавета Екатерина Христина, принцесса Брауншвейг-Люнебургская. А наша великая императрица, государыня-матушка Екатерина, о которой неподобающим образом отзывается господин Кулебякин, — после этих слов Алексей Иванович сделал многозначительную паузу. — Так вот, государыня-матушка наша в бытность свою немецкой принцессой называла себя Софьей Фредерикой Августой Анхальт-Цербстской, да и царственный ее супруг был немецким принцем Карлом Петром Ульрихом Голштейн-Готторпским, а, переехав в Россию, вдруг назвался Петром Федоровичем. Да и что там далеко ходить?! Совсем недавно в Траумлэнд приезжал граф Норд. Думается мне, ни для кого не секрет, что граф Норд есть не кто иной, как Его Императорское Высочество Александр Павлович Романов. А супруга русского цесаревича, она же графиня Норд, в России известна как Елизавета Алексеевна. У нее есть и другое имя — Луиза Мария Августа, принцесса Баденская. Да и отец нашего цесаревича, предприняв вояж по Европе, назывался графом Нордом. Кстати, первая супруга нашего нынешнего государя — Наталия Алексеевна, она же Августа Вильгельмина, принцесса Гессен-Дармштадская. А вторая его супруга, назвавшаяся Марией Федоровной, до переезда в Россию была принцессой Вюртембергской Софией Доротеей Августой Луизой.

И как это господину Швабрину удавалось удерживать в голове всех этих Софий, Фредерик, Август и Луиз? У меня даже голова закружилась. Пан Марушевич поджал губы и почесал затылок, отчего его парик съехал на бок.

— Вы напомнили нам важные факты, — он кивнул господину Швабрину.

— Ваша честь, вы позволите мне сказать несколько слов этому господину? — Алексей Иванович указал на Кулебякина.

— Вы вольны обращаться к кому пожелаете, — пан Марушевич изобразил рукой разрешительный жест.

Господин Швабрин повернулся к Кулебякину, несколько секунд разглядывал белый фрак с ярко-зеленым воротником, ярко-красный жилет и ярко-желтые брюки. Шляпу с высокими загнутыми полями Степан Иванович держал в руках.

— Так вот, я вам, э-э-э, — господин Швабрин запнулся, секунду размышлял, как лучше обратиться к собеседнику, и наконец выдал, — анкрояблз Кулебякин… Да. Анкрояблз Кулебякин, я хочу дать вам совет. Чтобы впредь избежать подобных несправедливостей, в будущем, прежде чем пускаться в любовные авантюры, предупреждайте даму, что рассчитываете на денежное вознаграждение за оказанный ей амур.

В зале началось бурное веселье. Особенно громко, я бы сказал, непристойно громко, хохотали гусары. Анкрояблз Кулебякин раскраснелся и сделался похожим на индюка. Барон Набах вращал глазами и готов был испепелить и господина Швабрина, и Кулебякина. Пан Марушевич хлопал в ладоши, призывая к порядку. И пока продолжались шум и гам, я успел рассказать Алексею Ивановичу о том, как впервые повстречал Кулебякина в Кронштадте. Поведал я и о ночном происшествии возле дворца Петра Великого, упомянув и о том, что стрелявшим в окна цесаревича оказался Кулебякин, в чем он сам только что приватно признался. Алексей Иванович выслушал меня с большим вниманием.

Пока мы говорили, тишина в зале восстановилась. Председательствующий повернулся к господину Швабрину.

— Сударь, я требую уважения к суду.

— Простите, ваша честь, я только хотел…

— Ладно-ладно, — перебил Алексея Ивановича пан Марушевич.

Он вышел через заднюю дверь, барон фон Бремборт и герцог Эйзениц последовали за ним. Отсутствовали они не больше минуты. А вернулись в сопровождении еще двоих конвоиров. Дюжие молодцы остались стоять у двери, а председательствующий с советниками заняли свои места за столом.

— Дамы и господа, прошу всех встать. По поводу обвинения, предъявленного господином Кулебякиным Степаном Ивановичем, суд постановляет. Вне зависимости от того, разрешено или запрещено в Российской империи называться разными именами, поскольку сами особы императорской семьи позволяют себе называться разными именами, то и подданных российских негоже за это наказывать. Таким образом, мы считаем, что маркиз де Ментье имеет полное право называться в Санкт-Петербурге Сергеем Ивановичем Федоркиным, а в Москве Сергеем Христофоровичем Дементьевым, также он имеет право именовать себя маркизом Сержем Христофором де Ментье и Федором Кузьмичем Каблуковым. Безусловно, он должен помнить, что нельзя называть себя разными именами на территории одной губернии.

Я с облегчением вздохнул — видимо, чересчур шумно, потому что пан Марушевич бросил на меня сердитый взгляд поверх пенсне.

— Также, — продолжил он свою речь, — нет никаких оснований считать, что маркиз де Ментье самовольно присвоил себе титул дворянина. Поскольку императрица Екатерина наградила его отца чином полковника, то тем самым произвела его в дворянское звание. Таким образом, маркиз де Ментье является потомственным дворянином. Также суд хочет отметить, что нет никаких оснований полагать, что отец маркиза де Ментье был отмечен милостью императрицы по недоразумению. Нам представляется, что российская царица таким образом вознаградила его за высокое кулинарное искусство.

— Ничего себе — кулинарное искусство! — взвизгнул анкрояблз Кулебякин.

— Попрошу вас не перебивать меня, иначе я накажу вас за неуважение к суду, — произнес сердитым голосом пан Марушевич.

Анкрояблз Кулебякин поник, он смотрел на меня с ненавистью. Я ответил ему ухмылкой. В душе я ликовал. Но оказалось, что впереди еще больший праздник.

— В отношении вас, Степан Иванович Кулебякин, суд вынес отдельное решение. Вы признаны виновным в том, что, пребывая в Санкт-Петербурге под именем Степана Ивановича Кулебякина, назвали себя Федоркиным Иваном Кузьмичем. Мало того, что вы назвались разными именами на территории одной юрисдикции, так вы еще и использовали имя, заведомо зная, что оно принадлежит другому человеку. По совокупности совершенных вами преступлений вы приговариваетесь к одному году работ на каторге…

— Что?! Что это значит?! — Анкрояблз Кулебякин не верил своим ушам.

А я даже пожалел старика.