- Где же они теперь? - спросил Эрих фон Люксембург.
- В Циботусе,- ответил василевс.- Когда вы переправитесь через Босфор, вы встретитесь там и с Готье, и с Пьером. Они хорошо там обустроились, и я даже предполагаю, не очень-то нетерпеливо ожидают вашего прихода и продолжения войны с сельджуками. Еще бы! Они привели в Константинополь около пятидесяти тысяч человек, из которых уцелело не более четырех тысяч. Такой провал! Но на что они рассчитывали, когда шли сюда с такой неорганизованной, недисциплинированной и плохо вооруженной толпой?
- Должно быть, на чудо,- сказал я.- Ведь многие из них слышали речь папы Урбана и верили, что Христос поможет им справиться с любым противником.
- Нет, Христос не был с ними,- сказала Анна.- Кажется, теперь мы имеем счастье видеть иных крестоносцев, не таких бродяг и разбойников, как те, что пришли с Готье Санзавуаром и Пьером Эрмитом.
- Именно поэтому,- поддержал ее отец,- я и готов взять ваше воинство под свою опеку, и если только вы принесете мне присягу, или, как это у вас называется, омаж, вам ни в чем не будет отказа.
После столь пышного приема, оказанного нам, ни я, ни Дигмар, ни Эрих не в состоянии были резко отказать василевсу, как это сделали бы Бодуэн или Евстафий. Мы от всей души благодарили Алексея за ласку и гостеприимство и вернулись к своим, не ответив ему ни да, ни нет. Лагерь наш быстро обустраивался, по приказу Алексея в него в достаточном количестве привозилась рыба, хлеб, вино и мясо. Через пару дней к нам с визитом пожаловали Пьер Эрмит и Готье Санзавуар. Им явно было неприятно встретиться с рыцарями, которые, быть может, окажутся удачливее их; оба наперебой рисовали страшные картины и уверяли, что сельджуков слишком много, они слишком хорошо вооружены и готовы дать отпор любым завоевателям. Годфруа беседовал с неудачниками сдержано, если не сказать строго, а Бодуэн и Евстафий попросту хамили им и издевались над ними от всей души. В конце концов Пьер и Готье отправились назад в свое расположение в Циботус, выразив готовность примкнуть к нашему походу как только он возобновится.
В день Богоявления к Константинополю подошел со своим отрядом Роберт Фландрский. Он сообщил, что вся основная рать крестоносцев собирается выступить только к весне, а до этого спокойно перезимовать и набраться сил и средств. Роберт Нормандский и Стефан де Блya зимуют со своими воинами в Бари. Папа Урбан вручил им знамя Святого Петра. Граф Сен-Жилль с наибольшим количеством крестоносцев покамест остается в Тулузе. При нем и епископ Адемар, назначенный Урбаном в качестве комиссара всего похода. Не решаются выходить до весны и Боэмунд Тарентский со своим племянником Танкредом. Сам же Роберт переправился из Бари в Дураццо81 по морю и затем, по суше добрался до Константинополя, миновав Охрид и Фессалоники, около последних у него была стычка с печенегами, в коих Алексей обрел для себя надежных наемников.
Вместе с Робертом Фландрским, Годфруа, Бодуэном и Евстафием я снова побывал в гостях у василевса, который на сей раз принимал нас не во Влахернском, а в Вуколеонском дворце, не менее богатом и великолепном. Аттила был при мне и, видя все пышное роскошество византийской столицы, он чувствовал, как у него подкашиваются ноги.
- Такого не бывает, сударь,- бормотал он.- Не худо бы нам мотать отсюда подобру-поздорову, потому что я подозреваю - тут какая-то морока. Все это нам только чудится. Видать, местные колдуны очень мастеровиты, ежели могут устроить такие видения. Помните, у нас в Вадьоношхазе есть крючконосый Дюла? Так вот, с его дедом был такой случай. Звали его Леведь, а прозвище было Киш, потому что был он такого маленького роста, каких и не бывает вовсе. Странно, что у него дети и внуки нормальными получились. Замуж за него никто не хотел идти, и житье у Леведя было самое никудышное. И вот однажды к нему под видом обезьяны заявился известный в то время колдун Шваббогар82 и говорит: "Отдай мне один свой глаз, и все в твоей жизни переменится". Леведю не жаль глаза ничуть. Он и согласился. Взял Шваббогар ложку и ложкой выковырял у Леведя правый глаз. Больно, конечно, а что сделаешь согласился! Хорошо хоть - глаз, а не что-нибудь другое. От боли Леведь потерял сознание, а когда очнулся - мать честная! - не узнал своей жалкой тростниковой хижины. Вместо хижины - роскошный дворец, примерно такой, как тут. Вышел он на улицу, и улицу не узнал - вместо Вадьоношхаза пышный город, навроде этого Константинополя. На себе он видит золотые одежды, отороченные бобровым мехом а во дворе - дивная коляска, запряженная тройкой лошадей. Тут по улице идет Жужа, по ней Леведь вздыхал, но прежде и близко не решался подойти. А тут он видит себя высоким, прекрасно одетым, почему бы не подкатить к девушке. "Не хочешь ли,- говорит,- милая Жужанна, зайти ко мне в мои палаты и поговорить кое о чем? А то, может, хочешь прокатиться на моей новой троечке? Взгляни, какая у меня коляска". А она ему в ответ: "Эх, Леведь, видать, ты совсем с ума спятил, если тебе в старом кобеле мерещится тройка лошадей, запряженная в хорошую повозку, а в дрянной тростниковой хижине - роскошные палаты. Может, ты и сам себе кажешься красавцем?" Опешил Леведь, а Жужа продолжает: "И как ты вообще смеешь ко мне приближаться, прыщ мелкий, да к тому же и одноглазый? Где это ты глаз потерял, скажи на милость?" Все тут стало Леведю ясно - обманул проклятый колдун. И отправился он искать Шваббогара. Где только не побывал, аж до Хорватии дошел, и всюду ему мерещились роскошные здания, богатые города, красивые люди. Нашел он все-таки проклятого колдуна и отнял у него свой глаз. Вставить он его обратно уже не мог, но зато снова стал все видеть так, как есть на самом деле, а потом нашел такую же плюгавую жену, как он сам, и женился на ней и она нарожала ему нормальных детишек, что очень странно, и поговаривают, будто...
- Довольно, Аттила! - пришлось мне грубо оборвать его болтовню.Посмотри лучше, как замечательно играет солнце на мраморе и порфире. Тебе не кажется, что мы попали в рай?
- Думаю, что в рай мы попадем после того, как встретимся в бою с проклятыми магометанами,- отвечал мой оруженосец.- Вон, как они разделали этих, которые пришли за Готье и Пьером. И правильно сделали - не суй свой нос куда не спрос.
Покуда мы гостили у василевса, Алексей несколько раз заговаривал о необходимости прочного союза между им и нами, а когда все изрядно напробовались различных лучших сортов вин, он улучил момент и напрямик заговорил о том, что если мы принесем ему присягу, это будет самым надежным ручательством взаимной дружбы, которая непременно принесет замечательные плоды. Мне показалось, что Роберт Фландрский внутренне качнулся в сторону этого предложения, но, увы. Годфруа вновь решительно отказался принести омаж византийскому василевсу. Если бы он только знал, чего будет стоить этот отказ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});