– Заходи, гость. Выпей за здравие Королевы Холеры, – пробасил он.
– Благодарю, но я очень тороплюсь, – попытался отвертеться Ухо.
– Куда это ты торопишься? – озадачился детина. – Ты, верно, не понял: здесь заканчиваются все дороги. Я тоже торопился. В Бри. Меня там невеста ждет, и стол свадебный уже накрыт. Бедная Сара, придется ей надеть черное вперед белого… – И неожиданно крупный мужчина всхлипнул, как обиженный малыш.
– Сочувствую, – буркнул Ухо без всякого сочувствия. История невезучего жениха его ни капли не разжалобила, и он постарался аккуратно обогнуть его вместе с кружками. Тот, видно, заподозрил неладное и сощурился еще больше.
– Брезгуешь? Рабочим человеком брезгуешь?
Дальше все было известно наперед: сейчас с ним попытаются затеять драку, если уж напоить не вышло, и ввосьмером на одного (вряд ли девицы останутся в стороне, не то воспитание) раскатают по деревянному полу в русский блин.
Хвала Господу, Ухо не был францисканцем и не давал обета любить ближнего, даже если тот пьян и агрессивен, как ландскнехт.
Коротко, почти без замаха, он сунул кулак под ребра мастерового. Тот хлопнул глазами и осел на пол, хватая воздух ртом, как вытащенная из воды рыба. Пойло, естественно, разлилось.
Звук послужил сигналом для пьяной компании. Они побросали свои занятия и, словно по команде, обернулись к Уху. Среди этих ребят тоже не было францисканцев.
Ухо перескочил через детину и взлетел по лестнице на шесть ступеней. Обеспечив себе обзор и простор, он вытащил из-под плаща шпагу и пистолет. Пистолет зажал в левой.
– Первому, кто сунется, свинец в голову, остальным – сталь в живот, – объявил Ухо.
– Да ты чего, мужик, – искренне удивился предводитель этой компании, судя по одежде – купец, – мы же от чистого сердца!
– Я тоже, – коротко отозвался Ухо.
– Да ты кто, такой шустрый? – вполне добродушно поинтересовался купец.
– Князь Лоренцо да Манчина, – бросил Ухо просто из любопытства, чтобы посмотреть, что будет.
Титул не произвел впечатления. Подумаешь, князь. Да хоть епископ, кого это тут волнует? А вот имя…
– Итальянец?! Да еще из Манчины, – купец аж привстал, – каким ветром тебя сюда занесло, князь?
– Попутным, – буркнул Ухо, пряча пистолет, но шпагу на всякий случай держа на виду, – а что?
– Да что с того, что он итальянец, да еще из этой, как его… Мантуи? – переспросил купца его товарищ по столу.
– Этот парень должен знать о холере все, – догадался самый молодой из них, подмастерье или студент, – десять лет назад они мерли от нее как мухи. Но потом все-таки как-то остановили заразу.
Шестнадцать пар глаз уставились на Ухо с неясной пока надеждой.
– Что делать-то надо? – оформил вопрос купец.
– Молиться, – буркнул Ухо, пряча и шпагу, – а еще – руки мыть как можно чаще. И все остальное тоже мыть. Кипяченой водой.
Первая дверь оказалась заперта снаружи. Вторая – выбита. На полу валялись какие-то вещи, пахло кислым вином. Третья дверь тоже была заперта, но изнутри. На нетерпеливый стук Уха отозвался голос… и этот голос был знаком ему! Еще как знаком.
– Открой, это я, – крикнул он.
Скрипнул дверной засов.
С замершим сердцем Ухо шагнул в полутемную комнату, в которой стоял плотный запах горящего ладана. И немедленно остановился. Тонкая рука Джованны загородила ему путь, выставив между собой и Лоренцо плошку с горящими травами. Ухо с тревогой вгляделся в лицо женщины и облегченно перевел дух. Оно было худым, но не желтым. Ни малейших следов болезни.
– Тебе нельзя здесь быть, – проговорила Джованна. В ее глазах стояли слезы и страх, но сквозь них, словно солнце сквозь плотные облака, сияла улыбка.
– Я уже здесь, – просто сказал Ухо и отвел огненную преграду между собой и женщиной.
Она быстро замотала головой, пытаясь отстраниться:
– Нет, нет, – разобрал Ухо, – не подходи близко. Возможно, я уже заражена…
– Боишься? – прямо спросил он. Джованна кивнула. От мэтра у нее секретов не было.
Ухо мягко улыбнулся.
– Давай бояться вместе, – предложил он, шагнул к женщине и крепко обнял ее, прижимая к себе.
– Сумасшедший, – прошептала она и с облегчением расплакалась.
* * *
Кэти проснулась очень рано, солнце, наверное, только начало золотить крыши. В комнате, за плотно задернутыми шторами, стоял полумрак, и даже сохранялись остатки ночной прохлады, хотя то, что день будет опять жарким, уже чувствовалось. Все тело казалось легким, но каким-то ленивым.
«Я могу летать как облако, – подумала Кэти, – но не хочу…»
Спящий рядом мужчина дышал глубоко и ровно. Кэти покосилась на него со смешанным чувством удивления и опаски. Эта ночь оставила у нее странное впечатление. Сначала Санто был нежен, почти робок. А потом словно сорвался с цепи. Похоже, «капатаз» не знал женщин годами. И как он выдерживал при его-то темпераменте, да при здешнем солнышке? Железный человек.
Внезапно мужчина открыл глаза. Сна в них не было.
Он встретился взглядом с молодой женщиной и, Кэти была готова поклясться, – смутился. Похоже, то, что произошло между ними, показалось странным не только ей.
– Как ты? – тихо спросил он. – я тебя не напугал?
– Немного, – кивнула Кэти, – но это было… освежающе.
Санто улыбнулся, взял ее за руку. Несильно сжал. Шевелиться не хотелось. Но мысли беспокойно толкались в голове, норовя прыгнуть на язык и нарушить идиллию утреннего пробуждения, и Кэти поняла, что долго не удержится.
– Я подумала, – произнесла она, глядя прямо в глаза любовника, – если ваш король так вам мешает, может быть, нужно его просто отвлечь?
– Отвлечь? – удивился Санто. – Чем?
– Войной, – ответила Кэти так, словно это само собой разумелось и слово это в устах хорошенькой женщины после ночи любви было вполне уместным.
Брови Санто вопросительно шевельнулись. Кэти пояснила:
– Ведь Испания и Франция союзники. Если Франция начнет войну с Англией, то Филиппу будет не до того, чтобы ловить тебя.
– Ну, наверное, – Санто улыбнулся и откинулся на подушки, глядя в потолок. Руку ее он так и не выпустил, и это было приятно. – Но для войны нужна серьезная причина.
– Кто тебе сказал, что ее нет? – Кэти потянулась к своей одежде, в страшном беспорядке сброшенной прямо на пол. На секунду ее обдало ледяным ужасом, ей показалось, что письмо пропало. Но оно было здесь, в потайном кармашке, который Кэти подшила сама, когда господин Мехраб распорядился выдать ей иголки и нитки.
– Что это? – спросил Санто, проглядывая глазами потертый, намокший, местами слегка порванный, но все еще читаемый листок бумаги. Лицо его изменилось мгновенно: нежность ушла, словно ее смыло волной холода. Взгляд стал цепким и внимательным.