Как бы там ни было, но держать стакан у Арлинга все равно не получалось. Ии верхняя и нижняя половина одинаково обжигали. Пришлось ставить посудину на небольшую тарелку и вместе с ней подносить ко рту. На его бывшей родине чай пили с молоком, но в Сикелии добавлять в напиток что-либо, кроме сахара, было строго запрещено. В некоторых вещах кучеяры были принципиальны. Поэтому Арлинг щедро насыпал десять ложек сладкого порошка, ругая про себя величину столовых приборов. Размер ложечки едва превышал его ноготь.
Однако вкус чая стоил всех ожиданий. Регарди полюбил его с первого глотка, не понимая, как мог жить без него раньше. Несмотря на обилие сахара, в кучеярском чае сохранялись терпко-горькие нотки, которые бархатно ложились на язык, растекаясь по телу приятной истомой умиротворения. Откуда-то просыпалась любовь к самому себе и окружающему миру, а все люди казались лучшими друзьями. При этом голова становилось чистой и ясной, словно ее изнутри промыли водой из горного родника, уничтожив весь сор, накопившийся за долгие годы.
Некоторое время они смаковали напиток в молчании.
– Ты ведь меня не слушал, правда? – спросила Атрея, нарушив тишину чайной. Они до сих пор оставались единственными гостями, что вполне устраивало обоих.
– Все политические вопросы решаются либо воспитанием, либо убийством, – внезапно ляпнул Арлинг, сам не поняв, почему ему вдруг вспомнились эти слова. – Так говорил мой отец.
– Хочешь рассказать о нем? – Атрея внимательно на него посмотрела, и Регарди стало не по себе.
– Нет, – быстро произнес он, надеясь, что она не станет настаивать. К его облегчению, кучеярка не ответила, и они снова замолчали.
– В последнее время мне часто снится один сон, – признался Регарди через какое-то время. Все-таки чай был удивительным напитком. Во время чаепития не нужно было выдумывать никаких тем для разговора. Они появлялись сами, словно только и ждали подходящего момента.
– И о чем же он?
– Мне снится разрытая могила, – задумчиво произнес Арлинг. – Она пустая и свежая. Это в Согдарии, потому что земля черная, и песка в ней совсем нет. Пахнет травой, глиной, камнями. Я стою на самом краю, почти соскальзываю, но каким-то образом не падаю. На мне военные доспехи личной гвардии императора, а в руках – сабля, острая и изогнутая. В этом сне не меняется ничего, кроме оружия. Иногда я держу лук или арбалет, но чаще всего – клинки. Меч, шпагу, саблю. Пытаюсь заставить себя прыгнуть вниз, но вместо этого всегда просыпаюсь и уже заснуть не могу. Он что-то значит, Атрея?
– Его несложно истолковать, – уверенно сказала кучеярка, подливая ему чая.
Арлинг запоздало поднял бровь, вспомнив, что удивление нужно показывать на лице – из вежливости к собеседнику.
– Могила – это твое рождение, – тихо прошептала она, словно боясь, что их подслушают. – Ты качаешься на ее краю, потому что старый Арлинг еще не умер, а новый – не родился.
– Так мне нужно в нее упасть? – усмехнулся Регарди, но Атрея недовольно хмыкнула, показав, что насмешка была неуместной.
– А почему мне снится, что я воин? – быстро сменил тему Арлинг. – Потому что я обучаюсь в боевой школе?
– Нет, – отрезала кучеярка, поворошив уголья под чайником. – Ты видишь себя воином, потому что умер от меча. Да, Арлинг, я знаю. Иман рассказал мне, что ты ослеп на дуэли. И я знаю, что там была замешана женщина. Любовь – это хорошее чувство. Только от него болеют, а иногда умирают. Любовь – это страдание. Слугам Нехебкая оно не нужно.
Арлинг придерживался другого мнения, но спорить с Атреей сейчас не хотелось. Так же, как и рассказывать ей о Магде. Он не был уверен, что кучеярка понравилась бы Фадуне. Слишком разными они были.
Разговор провис, словно плохо натянутая веревка. Некоторое время они сидели в тишине, и Арлинг уже подумывал о том, не пора ли им возвращаться домой, как Атрея вдруг снова заговорила:
– Все выбирала момент, но не знала, где и как тебе это рассказать, – в ее словах послышалось напряжение, и Регарди подумал, что лучше бы они покинули чайную в молчании.
– Хорошо, – кивнул он. – Давай сейчас.
– Иман просил меня рассказать тебе о партутаэ.
Арлинг как раз отхлебывал горячий напиток, когда до него дошел смысл ее слов. Он закашлялся, но кучеярка была настроена решительно.
– Не нужно никаких вопросов, – велела она. – Просто слушай. Партутаэ называется жертва, которую приносят серкетам в обмен на их тайны. Твой дядя не один год приходил к моему брату, надеясь выведать у него проход через Гургаранские горы. Он думал, что у имана есть карта. Но правда в том, что мой брат уже давно не считает себя слугой Нехебкая, хотя это и приносит боль нам с матерью. И вместе с верой исчезают его знания. Нехебкай не жалует тех, кто его предает. Когда-то Тигр наверняка знал проход через Царские Врата, но я сомневаюсь, что он помнит о нем сейчас. Поэтому мы с Зерге и хотим, чтобы он скорее выбрал себе приемника – Индигового Ученика, которому передал бы те знания, которые у него еще остались. Твой дядя не единственный, кто ошибся. Многие в городе считают, что в нашей школе проводятся мистические ритуалы серкетов, которые наделяют наших учеников силой богов. Полагаю, до Канцлера тоже дошли эти слухи, поэтому комиссия проверяет нас особенно тщательно. А правда горька и печальна. Тигр не помнит даже простую молитву Нехебкаю, какие там ритуалы.
Чай стал густым, словно патока. Он уже не лился ароматным нектаром, а застревал в горле, словно затвердевший кусок смолы.
– Абир привез меня на лечение, – неуверенно произнес Арлинг. Он знал, что врал себе давно, но цеплялся за эту ложь, потому что она была удобной. Слова Беркута в их самую первую встречу в школьном саду были давно забыты.
– Абир считал, что отдав тебя серкету, избавит тебя от страданий, – безжалостно заявила Атрея. – Он искренне верил, что тебе уже ничто не поможет. Только не думай, что твой дядя тебя не любил. За секреты Скользящих платят тем, что отрывают от самого сердца. Чего Абир только не обещал. Сокровища мира, тайны Согдианского двора, невиданных зверей, самых красивых женщин, горы оружия и волшебные оживляющие порошки арвакских шаманов. Даже свой корабль – «Черную Розу». А потом решил предложить тебя, сказав, что ничего дороже у него нет. Он не знал, что мой брат в любом случае ответил бы отказом. Ведь Нехебкай уже не живет в его сердце.
Вопрос горел на языке давно, хотя Арлинг понимал, что его лучше было не задавать.
– А если бы иман согласился? – осторожно спросил он. – Что бы тогда со мной стало?
– Тогда бы тебя убили, – сказала Атрея и поднялась с подушек.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});