Лиза была без сознания, но с ее губ слетали белые облачка пара. Трясущимися руками Виктор погладил ее по щекам, прижал обмякшее тело к груди. К запаху аммиака почему-то примешался другой – тонкий, еле уловимый запах ацетона.
– Как она? Жива? – к ним уже бежал сержант Матьяс.
Виктор нашел силы лишь на то, чтобы кивнуть. Матьяс помог ему поднять девушку с земли, и вдвоем они донесли ее до вертолета.
– Кажется, с чудовищем покончено, – сказал сержант. – Я видел, эта тварь горела, как хороший факел. А повреждения у нас не значительные, так что, думаю, мы сможем вылететь прямо сейчас.
Виктор аккуратно положил Лизу на сиденье, пригладил волосы. Потом повернулся к сержанту и сказал твердо:
– Летите без меня.
Матьяс недоуменно наморщил лоб.
– В чем дело?
– Летите! – повторил Виктор. – Лизу надо срочно госпитализировать, у нее может развиться кома. Но я не могу сейчас сопровождать вас.
Он коснулся губами ее бледного лба, потом решительно поднял лежащий на полу кабины автомат.
– Меня подберут спасатели! – крикнул он, снова спрыгивая на снег. – Я должен кое в чем удостовериться!
И бросился обратно к обрыву.
Ему сейчас было все равно, что подумает о нем сержант. Главное, чтобы они как можно скорее доставили Лизу в больницу. Запах ацетона в выдыхаемом воздухе – признак диабетического кетоацидоза. Сколько она пробыла без инсулина? И каким образом повлияла на нее встреча с монстром? Виктор скрипнул зубами. Но за спиной у него с удвоенной силой заработали вертолетные лопасти. И он на миг остановился, чтобы проводить глазами поднимающийся в воздух вертолет.
«Теперь Лиза в безопасности, – повторял он про себя. – В безопасности… Но я начал это. И я должен завершить».
Согнув колени, Виктор начал осторожно спускаться вниз по склону. Вязкие ручьи напоминали расплывающиеся в воде нефтяные пятна. Чем ниже спускался ученый, тем шире становились эти черные потеки, то тут, то там натекали целые лужи, в которых плавало что-то вроде обломков скорлупы. На их испачканных вязким веществом боках плясали язычки пламени.
На самом дне оврага ручьи и лужи становились больше, они соединялись в один большой вязкий поток, и этот поток клубился и омывал густой болотной жижей лежащую на земле человеческую фигуру.
Виктор крепче стиснул приклад автомата и мелкими шажками, стараясь не вступить в пахнущие аммиаком лужи, подошел ближе.
На теле человека кое-где еще виднелись сверкающие медью обломки панциря, но и те истончались, растрескивались, оплывали пузырящейся черной смолой. Дымок с шипением поднимался от тела, в некоторых местах через обожженную плоть проглядывала кость. Но даже не это заставило Виктора похолодеть от страха, а булькающий, истеричный смех, срывающийся с почерневших губ.
– Ведьма… права… – разобрал Виктор гортанные слова. – я ошибся… ошибся…
Безумная ухмылка расколола лицо пополам, словно все чувства, годами копящиеся под спудом, теперь прорывались наружу.
– Все равно… – прохрипело существо. – Однажды она придет за мной…
Он закашлялся, изо рта выплеснулась черная жижа. Его тело дергалось и вскипало пузырями, а безумный смех рвался из горла вместе с истеричным, все нарастающим криком:
– И она придет за мной… Она придет за мной! О! Моя Королева придет за мной!
– Нет, – коротко отрезал Виктор.
Крик оборвался на высокой ноте. Выпученный налитый кровью глаз глянул на ученого в упор.
– Никто не придет, – произнес профессор.
Но все слова вдруг куда-то пропали, а палец соскользнул со спускового крючка. Поднеся к глазам правую ладонь – испачканную смазочным маслом и копотью, – Виктор увидел, что она была абсолютно, девственно гладкой.
Эпилог
В избушке душисто пахло высушенными травами. Помещение озарялось только сполохами огня, горевшего в печи, и по потолку текли живые черные тени. Не отрывая глаз, Виктор следил за ними, стараясь не смотреть туда, где поблескивал стерильной белизной саркофаг с темнеющим внутри телом.
Подобно кокону, в котором зарождается жизнь.
– Значит, ваши военные решили уничтожить все Ульи? – спросила ведьма.
Она стояла, опираясь ладонью о стол. Как всегда прямая и строгая. Отблески пламени играли на ее вышитой бисером сорочке. И только по подрагивающим плечам можно было судить о ее внутреннем волнении.
– Бездна должна быть закрыта, – сказал Виктор. – Новой Королеве нельзя позволить родиться. Но мы не можем быть в этом уверенным, пока жив хоть один васпа.
Недавние события еще отзывались в памяти острой болью. И Лиза все еще лежала в госпитале, хотя ее состояние и оценивалось, как стабильное. Криз миновал, а, значит, была надежда на выздоровление. Виктору хотелось быть рядом с ней. Но он не мог отказаться от сопровождения военных в Дар в качестве консультанта.
Эксперимент оказался нестабилен.
Чудовище родилось недоношенным. Возможно, этому отчасти поспособствовал он, Виктор – его кровь все еще текла в венах васпы, и энергетическая связь оказались достаточно сильна, чтобы в ДНК Яна сохранились лекала прежнего физического тела. Виктор хорошо помнил, как бурлила и пузырилась биомасса – остатки агонизирующего исполинского существа, отравленного химикатами, в клочья разнесенного взрывом. И, цепляясь за жизнь, этот организм воссоздавал себя заново по сохранившейся генетической памяти – создавал искореженное, обожженное, но все же узнаваемое тело Яна.
– Он умирает… Спасибо, что разрешил побыть с ним еще немного, – лицо Нанны стало печальным, и Виктор виновато отвел глаза.
В сознание Ян так и не пришел. Его тело перевезли в Институт, но продолжить дальнейшие исследования не представлялось возможным – васпа угасал на глазах. Возможно, подходил к концу срок действия неких катализаторов, о которых не имели понятия ни ученые, ни сами васпы, и материал уже готовы были признать отработанным и непригодным для дальнейшего использования. Но что-то не давало Виктору покоя. Чужая память, проникшая в его сознание, отголоски жизни, исковерканной не чудовищами, а руками человека.
– Не благодари, – ответил Виктор. – В том, что творилось и продолжает твориться в Даре, отчасти есть и моя вина. Игра в Бога зашла слишком далеко.
Гордыня – это зараза. Инфекция, что проникает в организм и разлагает – если не плоть, то человеческие души. Как уберечься от нее? Спастись? Разгрести эту грязь и – не запятнаться?
– Нельзя изменить мир, если не можешь изменить даже одну жизнь, – продолжил Виктор и дотронулся до подрагивающих холодных пальцев Нанны. – Может, у тебя это получится лучше?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});