Читать интересную книгу Культ - Константин Образцов

Он ковырял вилкой застывшие комья жира в банке тушенки и думал, что может вернуться, может все начать заново, занять свое место в строю, продолжить войну, придать жизни хоть какое-то подобие содержания.

Нужно просто найти Карину. И сделать что должно.

Насупленный человек с фотографий на белых листках подсказывал, что это будет несложно. Куда могла деться единственная уцелевшая ведьма из истребленного ковена? Уехать из города? Возможно, но вряд ли. Все их немногие сбережения остались дома, он это проверил, а беглецам нужны деньги, хотя бы на первое время. Скорее всего, ведьма еще в Северосумске: нашла где-то угол, продолжает работать в приюте для престарелых, копит копейки для очередного побега и самонадеянно полагает, что ее угрозы удержат Инквизитора от свершения суда и казни.

В холодной черноте за окном снег отсвечивал белым саваном. Ветер выл и стонал в вентиляции, гремел железом по крыше. Старый дом скрипел, и ворчал, и полнился звуками, как будто вокруг оживали призраки и выползали из нор домовые. Инквизитор смотрел в глаза ночи и думал, иногда бормоча себе что-то под нос.

Да, все можно сделать просто. Правда, из инструментов у него только один молоток да клейкая лента, но и их хватит, если подойти к делу с умом. Интернат находится на окраине, совсем рядом – железнодорожное полотно узкоколейки, все в густых зарослях по бокам низкой насыпи, а за ней – осыпавшиеся старые стены заброшенной части «Созвездия», где можно найти пустой цех, подвал или открытый ангар, куда годами никто не заходит, кроме как по нужде. Северосумск – это не мегаполис, где на каждом углу натыканы камеры наблюдения; можно захватить ведьму рядом с ее богадельней, накинуть удавку на шею, на голову набросить мешок или простую наволочку от подушки, протащить за собой метров тридцать до кустов рядом с железной дорогой, придушить немного – так, чтобы наступила потеря сознания, а потом отнести в укромное место среди заводских корпусов. Да, план не без риска, но когда это его останавливала опасность? Рыжую содержательницу борделей, ведьму по прозвищу Терция, он ухитрился похитить из двора жилого дома, затолкав в багажник ее собственного автомобиля! А отвратительная карга, рекомендовавшаяся госпожой Стефанией? Захвачена внутри своей же приемной, в центре города! Нет, риск и трудности ему не страшны. Единственная проблема – выбрать время захвата, но и это решалось легко: можно сделать звонок в интернат, узнать график дежурств, установить наблюдение… Дел на два дня, не больше.

Он кивал своей фотографии, похожей во тьме на черный прямоугольный провал в пустоту, соглашался, опасаясь противоречить, но понимал при этом, что ничего подобного не сделает. Не будет внезапного нападения, удавки, наволочки, короткой отчаянной схватки, не будет заброшенного цеха или ангара и тошнотворного звука, с которым стальной молоток переламывает пальцы на ногах.

Потому что он скорее сам себе перебил бы все кости и пробил молотком череп, закончив работу безвестных мордоворотов, чем причинил вред Карине. Наверное, все дело было в этих консервных банках, аккуратно составленных в шкафчик. Или в закладке на середине книжки, которую они так и не дочитали. Объяснить себе свою слабость он был не в силах, как и найти выход из ситуации.

Дни проплывали, как забытье.

К вечеру среды буря снова усилилась. Снег обрушился шквалом, мигом занес дороги и тропы, облепил провода, деревья и стены, и в белесой тьме не видно было ни зги: город пропал, провалившись в иную реальность. Вихри кружились на перекрестках, извиваясь и вскидываясь, как демоны в торжествующем танце. В семь часов вечера улицы опустели, отдавшись во власть урагана и до срока наставшей ночи, словно яростная непогода сдвинула временную ось мироздания.

Свет погас. На лестнице распахнулись одна за одной неплотно прикрытые оконные рамы, и ветер ворвался внутрь, разбивая вдребезги стекла и вдувая в сумрак подъезда белые тучи. Аркадий Леонидович задремал, поначалу прислушиваясь к дребезжащему грому, к зловещему торжествующему вою в колодце парадной, а вскоре забылся тонким тревожным сном.

Проснулся он оттого, что в квартире кто-то был. Из двери кухни в коридор падал неровный прямоугольник света. Негромко бубнили голоса. Аркадий Леонидович поднялся с дивана и вышел из комнаты. Страха не было; может быть, потому, что он догадывался, что за гости наведались к нему в этот час.

Они пришли вместе, все шестеро, те, которых он видел. Втиснулись в тесную кухню и ждали, переговариваясь и посмеиваясь, как ожидают друзья задержавшегося где-то товарища, чтобы начать веселье. Несло разрытой землей, гнилью и мертвой горелой плотью.

– Посмотрите-ка, кто явился! – раздался насмешливый голос со старческой хрипотцой. – А я уж хотела сама тебя разбудить! Ну, здравствуй, что ли, мил-человек!

Он остановился на пороге, прислонился плечом к косяку и обвел взглядом кухню. Старая карга Стефания сидела на табурете и ухмылялась, растянув широкий безгубый рот с осколками желтых зубов. Бесформенное обгоревшее тело было покрыто коричнево-красной коркой, из трещин в которой сочился желтеющий жир и проступало алое мясо. Руки и пальцы старухи скрючились, как поджатые когтистые лапы. На второй табуретке у окошка сидела портниха Оксана; побагровевшая, раздувшаяся, будто шар, голова печально покачивалась над обугленным торсом; некогда пышные груди свисали ошметками черной кожи. Рядом с ней стояла высокая стройная женщина, затянутая в мотоциклетный комбинезон; на голове у нее был надет шлем с вдребезги разбитым стеклом, за которым зиял кроваво-черный провал. На краешке подоконника пристроилась Терция, с головы и до пят вся в промокших красным и желтым бинтах, только клок рыжих и жестких, как проволока, волос торчал из дырки в повязке да поблескивали через прорезь в марле холодные, злые глаза. На плите восседала белобрысая Белладонна, сохранившаяся лучше всех: ни ран, ни ожогов, только рот залеплен перемазанным в блевотине скотчем и глаза закатились под лоб, так что только белки таращились бельмами. На краю стола рядом со своей патронессой сидела Лолита: в белой блузке, перепачканной землей и лесным сором, узких брюках и сапогах на высоких шпильках; черные волосы торчали дыбом, сбившись в колтун; она повернула голову к двери и лукаво мигнула единственным оставшимся глазом. Аркадий Леонидович нахмурился.

– Ну и ну, – сказал он. – Чему обязан визитом?

– Ха! Вы только послушайте! – воскликнула Стефания. – Он еще спрашивает!

Она нагнулась вперед, оскалилась и объяснила:

– Неправильно ты живешь, Аркаша. Начатое до конца не довел, дело свое забросил, вот мы и решили тебе, так сказать, напомнить. Освежить, значит, память.

– Сестра наша Лисса, – невнятно прогудела сквозь бинты Терция. – Ей следует быть с нами.

– Карина, – пояснила Лолита. – Ты так ее называешь.

– Сестренки на тебя обижаются, – продолжала Стефания. – Говорят, где справедливость? Она тут живет себе, радуется. А мы-то чем хуже? Да, девки?

– Вот именно!

– Полюбуйся, что ты с нами сделал!

– Мне все кости переломал!

Голоса перебивали друг друга. Женщина в комбинезоне качнула головой в знак согласия. Безгласая Белладонна так старательно закивала, что из-под широкого скотча потекли зеленоватые зловонные струйки.

– Ты же такой принципиальный, – заговорила Оксана. – Помнишь, как я тебя просила не убивать меня? Ты сказал, что оставишь в живых, если признаюсь, а вместо этого удавил. А у меня остался ребенок. Девочка.

– Я, конечно, не в курсе, может, Лисса тебе как женщина нравится, – предположила Лолита, – но неужели больше, чем я?

И высунула распухший язык, вновь подмигнув одним глазом.

– Лисса точно такая, как мы, – сказала Терция. – Ничуть не лучше. Она два года была с нами. Двадцать четыре есбата, не считая праздничных ассамблей. Если взять всю кровь, которой она причащалась со всеми, и весь вытопленный жир, которым она мазалась, как и все, то хватит, чтобы собрать живого младенца. И все это только ради того, чтобы мстить.

– Ага, а я всего четыре месяца в ковене пробыла, и то из-за тебя, дурака! – обиженно надула Лолита синие губы. – А ты меня задушил и избил! Или наоборот, я что-то забыла, в каком точно порядке…

– Мне раздробил пальцы! А я только хотела с долгами рассчитаться!

– Меня ножом резал!

– Ой, девки, хватит. – Стефания сморщилась, и горелая кожа, как черная сажа, посыпалась пылью со лба. – Вы еще легко отделались, меня он заживо сжег, так что не галдите. Не для того мы отгул взяли, чтобы тут жаловаться. Ты чего молчишь-то, Аркаша? Некрасиво как-то: к тебе гости пришли, а ты в молчанку играешь. Ты же мужик разговорчивый: как там, «моего слуха коснулось», да? Ну вот касаюсь я твоего слуха: Карину убей. Мы тебе и помощников нашли уже, вместе оно веселей будет. У каждого, Аркаша, в жизни свое дело. У нас вот свое было, за что и страдаем. А у тебя другое.