На пятый день подобных переговоров — в конце каждого из этих дней я получал утешительное: «Your delivery is in the process» — я проспеллинговал свое имя таким образом: «A» as in «anapest», «k» as in «kibitzer», «s» as in «surrealism», «y» as in «Yoknapatopha», «o» as in «oratory», «n» as in «nepotism», «o» again as in «orgasm», «v» as in «ventriloquism»[144].
В ответ на это последовало молчание. В глубинах «Хекта» загудел ветер. «Are you with me?» — спросил я осторожно. «Yes, sir», — пробормотал неуверенный голос. «What's your name?» — спросил я. «Nancy Roosevelt», — был ответ. «R» as in «Renaissance»?[145] — спросил я. Она повесила трубку.
На следующий день, то есть через полтора месяца после покупки, мебель из «Хекта» была доставлена. От кресла была утеряна подставка для ног, полдюжины стульев оказались из другого семейства, но зато стеклянный стол был в порядке. «Я за эту путаницу не отвечаю, — сказал старый грузчик, — обращайтесь в компанию. Я — просто рабочий». В глазах у него был немой вопрос. Он был очень похож на нашего Николая, несмотря на иную расовую принадлежность. Не пришла ли пора и здесь вернуться к первичным отношениям?
Адамс-Морган
маленький вавилон в больших Афинах
В столице множество улиц названо в честь штатов, большинство остальных идет по алфавиту или просто пронумеровано с учетом сторон света. Исторически тут сказывается некоторый дефицит фантазии. Однако он восполняется изощренностью городской планировки. Вашингтонцы иногда шутят, что план города напоминает небрежно брошенный на тарелку комок спагетти. Улицы текут, загибаются, пропадают, потом появляются снова в самых неожиданных местах. Наш Вайоминг, например, беря начало в районе дипломатических особняков, вдруг исчезает, но если вы пройдете полквартала по Двадцать третьей стрит, вы снова его обнаружите, превосходно пересечете одну из главных магистралей города Коннектикут-авеню, чтобы опять потерять на перекрестке с двенадцатью углами, однако при некоторой настойчивости вы опять его обнаружите за перекрестком, а далее он уже упрется в веселую Восемнадцатую и завершится. Впрочем, не исключаю, что где-нибудь на востоке он начнется снова, но я в тех местах не бывал и ничего об этом не слышал.
Через два месяца после переезда к нам в дверь постучали, и вошел пожилой господин в плаще «лондонский туман». Он отрекомендовался как мистер Рэй Бернс, капитан нашего «блока», то есть квартала. «Добро пожаловать на Вайоминг, — сказал он. — Мы здесь стараемся быть, как одна семья. Надеемся, сэр, что вам у нас понравится».
С тех пор я вижу мистера Бернса почти каждый день, и всегда он занят каким-нибудь полезным для улицы Вайоминг делом — то постригает газончики, то сажает цветы, то убирает осколки разбитой посуды, и никто ему за это, разумеется, не платит ни цента.
Битые бутылки для меня — все еще одна из больших американских загадок. Ни разу еще не видел самого процесса битья, но осколков полно повсюду. Среди огромных разниц Америки и России есть и эта — в СССР пьющие люди бутылки сдают, а здесь бьют.
Мистер Бернс с понимающей улыбкой осколки эти собирает. Иногда мне кажется, что именно на таких вот стариках, англо-шотландцах, и держится здравый смысл этой страны с ее пестрым космополитическим населением.
Капитан нашего квартала преподнес нам выпуск газеты нашего квартала «Сторожевой листок авеню Вайоминг». Это была написанная от руки красивым почерком миссис Бернс и размноженная на ксероксе штука плотной бумаги. Открывалась она поздравлением по случаю Рождества Христова и пожеланием счастливого Нового года. Затем сержант Джерри Кейгер из третьего дистрикта полиции призывал обывателей включиться в борьбу по профилактике преступлений. Статистика на улице Вайоминг, сообщал сержант, вообще-то благоприятная. За полгода — всего пять непривлекательных случаев: одно ограбление, пропажа велосипеда и три раза из запаркованных на улице машин кое-что слямзили. Сержант просил граждан не оставлять ничего в машинах, чтобы не соблазнять воришек.
Департамент общественного обслуживания полиции сообщил также, что он распределил двадцать пять праздничных корзин с едой для нуждающихся семей. Сообщалось также о предстоящем детском празднике в школе Святого Павла-Августина. Граждан улицы Вайоминг пригласили жертвовать для этого мероприятия деньги и игрушки.
Затем следовал написанный с определенным изяществом исторический очерк. «В ноябре 1937 года президент Рузвельт начал свой второй выборный срок, продолжая выводить страну из депрессии. В списке музыкальных боевиков оказались песни „Мой забавный Валентин“, „В тиши ночи“, а также „Леди Бродяжка“. В это же самое время Клэр Сайзер и ее муж переехали в дом № 1829 по Вайоминг-авеню».
Звучит это, между прочим, почти как начало романа Эдуарда Докторова «Рэгтайм», который я когда-то перевел для журнала «Иностранная литература».
«Сегодня, сорок пять лет спустя, — пишет мистер Бернс, — я разговаривал с миссис Сайзер, которая продолжает жить по тому же адресу. Она поделилась со мной ломтиком истории.
Дома в нашем квартале были построены между 1910 и 1920 годами. У района была прекрасная репутация (эти слова многозначительно подчеркнул мистер Бернс) благодаря его расположению и выдающимся обитателям.
Здесь жил, например, личный врач президента Калвина Кулиджа доктор Стайлс, который лечил от заражения крови младшего из президентских сыновей вплоть до трагической смерти последнего. Здесь также жил — подумать только! — покоритель Северного полюса коммодор Роберт Пири. Памятная доска размещена у входа в его дом, в котором ныне содержится семь отдельных квартир».
Поразительно то, что мистер Бернс выдерживает стиль романа «Рэгтайм» вплоть до помещения одного из героев этой книги на улицу Вайоминг.
«Миссис Сайзер, — пишет он, — в свои девяносто два года все еще милая и живая леди. „Я не хотела бы жить нигде, кроме Вашингтона, — говорит она. — Я здесь родилась, и, что бы ни случилось, хорошее или плохое, я люблю это место“».
Далее в «Сторожевом листке» дебатируется проблема одностороннего движения, предлагается вниманию обывателей расположенный поблизости общественный центр, где можно заниматься спортом, рассказывается о мероприятии по добровольному высаживанию крокусов и даффоделий, благодаря которому сделан еще один шаг не только в сторону украшения нашей улицы, но и в сторону развития «духа комьюнити».
Не обошлось и без коммерческого объявления — закон капитализма. Соседка Софья Подольски сообщила, что продает морские ракушки, а также изготавливает из них фигурки слонов, уток и сов.
К образу улицы Вайоминг следует еще добавить, что она застроена в основном трехэтажными домами викторианского стиля. На ней всего два магазина, торгующих самым необходимым. В первом круглосуточном «7–11» можно купить горячую сосиску и пожевать. Во втором магазине продается пища духовная, а именно: оккультные