Используя свои успехи, Гитлер предложил союзникам свой план мира. Одним из печальных последствий нашей политики умиротворения и нашей позиции в целом в связи с его приходом к власти было то, что Гитлер уверовал, что ни мы, ни Франция не способны вести войну. Объявление войны Англией и Францией 3 сентября явилось для него неприятной неожиданностью, однако Гитлер твердо верил, что зрелище быстрого и полного разгрома Польши заставит разлагающиеся демократии понять, что дни, когда они еще могли влиять на судьбы Восточной и Центральной Европы, прошли безвозвратно. На том этапе Гитлер не испытывал желания продолжать войну с Францией и Англией. Он был уверен, что правительство Его Величества охотно примет решение, достигнутое Гитлером в Польше, и что своим предложением мира он поможет Чемберлену и его старым коллегам, спасшим свою честь объявлением войны, выбраться из свалки, в которой их заставили принять участие воинственные элементы в парламенте. Гитлеру и в голову не пришло, что Чемберлен вместе со всей остальной Британской империей и Содружеством наций отныне решился добиться его гибели или погибнуть в борьбе.
Следующим шагом России после раздела Польши с Германией было заключение трех «пактов о взаимной помощи» с Эстонией, Латвией и Литвой. Эти Прибалтийские государства были самыми ярыми антибольшевистскими странами в Европе. Все они освободились от Советского правительства в период гражданской войны 1918–1920 годов и грубыми методами, свойственными революциям в этих районах, создали общества и правительства, главным принципом которых была враждебность к коммунизму и России. 20 лет отсюда, в частности из Риги, по радио и всевозможным другим каналам на весь мир шел поток острой антибольшевистской пропаганды. Тем не менее эти государства, за исключением Латвии, не связывались с гитлеровской Германией. Немцы охотно пожертвовали ими при заключении сделки с русскими.
* * *
У себя на родине мы укрепляли армию и авиацию и предпринимали все необходимое для усиления военно-морского флота. Я по-прежнему представлял премьер-министру свои предложения и доказывал другим своим коллегам необходимость их осуществления.
Военно-морской министр – премьер-министру
1 октября 1939 года
Накануне воскресного отдыха я решил написать Вам о целом ряде важных вопросов.
Несмотря на то что у нас под ружьем около миллиона человек, наш вклад в настоящее время незначителен и останется таким в течение многих предстоящих месяцев. Мы должны сказать французам, что наши нынешние усилия столь же велики, как и в 1918 году, хотя они носят иной характер. Мы должны сказать им, что создаем армию в 55 дивизий, которые будут действовать везде, где необходимо, как только они будут обучены и оснащены, и что при этом надо учитывать тот большой вклад, который вносит наша авиация.
В настоящее время наша регулярная армия готовит четыре или пять дивизий, которые, вероятно, будут самыми лучшими на фронте. Но не думайте, что дивизии нашей территориальной армии после полугодовой подготовки смогут без излишних потерь и неудач выступать против солдат германской регулярной армии, лучше оснащенных и уже находящихся в строю не менее двух лет. Они не смогут тягаться и с французскими солдатами, многие из которых служат в армии уже три года. Единственная возможность быстро увеличить наши войска во Франции – это доставить из Индии профессиональных солдат и использовать их в качестве ядра для формирования воинских частей из территориальных войск и призывников. Этих солдат следует отправить в лагеря на юг Франции, где зима более благоприятна для прохождения подготовки, чем у нас, и где имеется много военных сооружений. Они должны будут стать ядром и костяком восьми или десяти хороших боевых дивизий. К концу весны эти войска по своему составу не уступят тем, против которых или на стороне которых им придется сражаться. Сам факт сосредоточения этих войск во Франции и подготовки их там в зимние месяцы приободрил бы французов и вызвал удовлетворение у них.
Катастрофы, происшедшие в Польше и Прибалтийских государствах, все больше побуждали меня к тому, чтобы не допустить вступления Италии в войну и всеми возможными средствами создать базу для общих с ней интересов. Тем временем война продолжалась, и я был занят многими административными делами.
* * *
В разгар всех этих дел произошло событие, нанесшее нашему морскому министерству удар в самое чувствительное место. В 1 час 30 минут утра 14 октября 1939 года немецкая подводная лодка, преодолев сильные морские течения, проникла через наши оборонительные линии и потопила стоявший на якоре линкор «Ройал Оук». При первом залпе только одна из торпед попала в носовую часть и вызвала приглушенный взрыв. Адмиралу и капитану, находившимся на борту корабля, возможность взрыва торпеды в защищенной стоянке Скапа-Флоу показалась настолько невероятной, что они решили, что взрыв произошел внутри самого корабля. Прошло двадцать минут, пока немецкая подводная лодка – а это была именно немецкая подводная лодка – перезарядила свои торпедные аппараты и произвела второй залп. Три или четыре торпеды ударили одна за другой в корпус линкора и вырвали дно корабля. Не прошло и двух минут, как корабль перевернулся и затонул. Большая часть экипажа в этот момент находилась на боевой вахте, но из-за быстроты погружения корабля почти никому, кто находился внизу, спастись не удалось. Погибло 786 офицеров и матросов, в том числе контр-адмирал Блэгров. Подводная лодка U-47 тихо проскользнула обратно через узкий проход.
Этот эпизод, который можно с полным основанием рассматривать как воинский подвиг командира немецкой подводной лодки, потряс общественное мнение. Это событие вполне могло оказаться в политическом отношении роковым для любого министра, отвечающего за довоенные меры предосторожности. Как новичок, я был избавлен от подобных упреков в эти первые месяцы пребывания на своем посту. Я обещал провести строжайшее расследование.
Премьер-министр сообщил в связи с этим палате общин также о налете немецкой авиации на Фёрт-оф-Форт 16 октября. Это была первая попытка немцев нанести нашему флоту удар с воздуха. Немцы, летая парами или тройками (в общей сложности двенадцать, а может быть, и больше самолетов), бомбили наши крейсера, базировавшиеся на Фёрт. Незначительные повреждения получили крейсера «Саутгемптон» и «Эдинбург» и эсминец «Мохок». 25 офицеров и матросов были убиты или ранены. Четыре вражеских бомбардировщика были сбиты, из них три – нашими истребителями и один – зенитной артиллерией. Вполне вероятно, что на базу возвратилось менее половины самолетов, участвовавших в налете. Эти потери явились весьма действенным фактором устрашения.