счастье.
Да только что-то я сомневаюсь. Не хочу вновь оказаться во власти мужчины. Отдать всю себя, возложить все свои чаянья, мечты и надежды на алтарь чужого счастья. Не хочу больше! Хватило! Досыта нахлебалась в первом браке.
Один раз ошибиться — с кем не бывает. Второй раз совершить точно ту же ошибку — величайшая глупость! Да и зачем мне заключать брак с кем бы то ни было? Как вообще могла прийти в голову Марии Федоровне идея выдать меня замуж? Дурь какая! Ни за что!
Но Джошуа, он назвал меня мамой. Да и сама я к мальчику привязалась всей душой, полюбила, чего уж кривить сердцем. Придется расстаться, так буду плакать горько и долго.
Барон, Людовик, он такой самоуверенный, нахальный, наглый даже. Устроила погром в его кабинете, хоть бы слово сказал. Так и продолжил настаивать на своем! Даже на колени не побрезговал опуститься… передо мной. Ласков был, нежен, обещал черт-те что! Может, и вправду, он меня любит? Вот так по-настоящему, по-звериному, по-драконьи? С такой силой, что не смог совладать с собой, выкрал, усыпил. Нет уж. Такое простить никак не получится! Пусть и не надеется даже! Чтоб кто-то посмел схватить меня, словно куклу, перекинуть через огромное плечо, уволочь в свое логово, словно дикий зверь? Ну, уж нет! Ни за что! Терпеть я такое не буду. Один кукует в Канаде, за океаном. Вот и второй пусть кукует у черта на рогах!
— Девушка, вам чего? — сама не заметила, как дошла до универсама.
— Мяса килограммов двадцать. Но только самого лучшего! Сыночек сырым будет есть. Чтоб без всяких там паразитов и прочего! Свежайшей говядины! Ещё костей килограммов пять, нет, десять. Любит он кости… Только выбирайте получше! — вот так девушки и становятся героинями баек про заполошных мамаш. И ведь я Джошуа сыном назвала. Никогда же не любила детей. Чертовщина какая-то!
— Бывает. Мясо вообще-то сырым не едят.
— Кто как.
— Может сразу окорок возьмёте? Всего-то тридцать кило. Ещё не растаял.
— Давайте.
— Девушка, вы чего? Вы его как понесете?
— Своя ноша не тянет. Несите окорок.
— Обратно не возьму.
— Угу. Я стрессустойчивая и сильная. Выносите.
Именно так и сходят с ума. Во что я только ввязалась? Как я потащу это? Ну хотя бы до подъезда? Там, может, Джошуа спустится, чтобы помочь. Хотя как он по лестнице спустится, ему же даже не встать. Точно, дура. Клиническая. Но и ребенка своего голодным не оставишь. Кажется, теперь я начинаю понимать матерей, которые совершали невероятное на благо своих детей. Только я-то все равно редкая дура!
— Может, телячий? Он легче. Килограммов двадцать, не больше.
— Телятина — диетическое мясо. Давайте.
С карты улетела, как и не было, солидная сумма. Да уж, мамой дракона становиться накладно. Рубщик мяса выволок из подсобки увесистую ногу. И даже помог закинуть ее мне на плечо. Очередь за моей спиной замерла. Оригинально я, наверное, выгляжу. Нет, ну а вес ничего. Дверь в Боинг я же закрывала. А там вес — ух! Только это можно было сделать рывком и достаточно быстро.
— Проголодался малыш. Вы когда закрываетесь? Просто, если не хватит. До десяти вечера работаете? Как мне повезло. Спасибо! — поковыляла я к выходу. Окорок ещё и холодный. Ледяной. Только бы дракончик горло не простудил. Надо, наверное, разморозить сначала. Ой! Ещё же соседям кусок отрубать. Может, Джошуа как-нибудь зубками отщелкнет лишнюю часть?
Выползла на проспект. Все смотрят. Идти-то два шага. Хоть бы не сдохнуть дорогой.
Я сильная, я смелая, я стрессоустойчивая, но на всю голову шарахнутая, похоже, как минимум чугунной сковородой. Зато никакие глупые мысли в голову не лезут.
Вдруг, как из-под земли, передо мной возник Виктор. Никогда и никому я еще не радовалась в своей жизни так, как этому молодому и сильному мужчине.
— Надежда! Это вы! Вы целы!
— Местами. Будьте мужчиной…
— Я готов принять вас любой. Вы ни в чем не виновны. Я весь город поставил на уши. Устроил слежку за вашей квартирой. Тот мужчина, ваш похититель, он зверь!
— Виктор! Я тоже очень рада вас встретить. Вы мне нужны как мужчина. Держите ногу. Да не мою! Эту!
— Вы его убили? Мы найдем лучшего адвоката, это была самозащита.
— Виктор, я купила мясо в запас. И если вы его прямо сейчас не понесете, то разговаривать нам будет не о чем. Я сдохну!
— Да, конечно. А зачем вам столько?
— Котлеты собралась делать. Чтобы нервы успокоить, — перевалила я ногу на мужское плечо. Не Людовик, однозначно. Тот со мной на плече бежал, а этот под весом окорочка прогнулся. Подумаешь, телячьего. Я вешу раза в два больше. Пятьдесят килограммов точно.
— Идёмте. Разрешаю проводить меня до парадной. В гости не приглашу.
— Там он, этот придурок? Давайте, я вызову полицию. Его арестуют, а мы сегодня же улетим в Нижневартовск и поженимся.
— Спасибо, я уже налеталась. Хватит с меня на сегодня.
Как до дома, оказывается, близко идти, если на плече не лежит пудовая гиря.
Виктор хрустнул ботинком по разбитому стеклу. Посмотрел на окна моего эркера, нахмурился, но ничего не сказал. Вот и отлично. Провернула ключ в замке, приготовилась перехватить окорок.
— Я убью его! — рванул в мою квартиру с окороком наперевес смелый придурок!
Бегом взлетела по лестнице. Поздно. Дракончик открыл глаза. Но пошевелиться боится. Виктор замер посреди комнаты.
— Это скульптура. Купила на барахолке по случаю. Так понравилась, не смогла оторваться.
— Где он?
— Кто?
— Тот мужчина, который вас похитил? Он здесь?
— Виктор, остыньте. Его здесь нет. И потом, какое Вам дело?
— Я сделал предложение о браке, а значит, взял на себя ответственность за вашу жизнь.
— Но я-то не согласилась. Отдайте окорок. Мне сына будет нечем кормить. Куда вы его понесли? Кладите на стол!
— Сына? У вас есть дети? Я приму их. Такая женщина, как вы, достойна всего самого лучшего. Уверен, с малышами я подружусь. Сколько их? — по полу прошла ощутимая дрожь, а из пасти дракончика посыпались искры на мой несчастный старинный паркет. Еле успела затушить каблуком.
— Пятеро! Нет, шестеро. Я все время забываю сколько именно. И все от разных мужей.
— Воспитаем. Найму нянек.
— Идите, — указала я парню на дверь.
— Надежда, позвольте мне помочь вам.
— Не нужно. У меня все хорошо, — наступила краешком туфельки на крыло ящера. Только бы не кинулся на незадачливого ухажера. Сожрёт ведь и не подавится. Ни к чему ребенку такая моральная травма.
— У вас так слышно метро. Даже стены вибрируют.
— Грунты глинистые и влажные. Всего