ход и, дменные яростью, ослеплявшие смерчем духовные бури уступают место вечной зыби, господствующей ныне <…> Может быть, здесь жезл того серебрянобрадого закона, что ум – кольцо с обумом, т. е. что древняя задира» мыслью склонна прийти в свое прежнее положение, но первые буруны играют на том месте, где изучается особа одного какого-нибудь языка. Оно, отыскав измер слов, понимает речь как сложбу силанов; хотя и осыпаются цветки художественной речи <…> но относительно его бытаны дает указы, более меткие, чем все улейные языкознания в целом, лепет коих кажется жалобным мяуканьем котенка рядом с задумчивыми, могучими, трубными звуками ведей языка в себе <…> Задачей этого исследования будет нахождение простов языка, кратких звучебнов, имеющих смысл, и перевод этих говоранов на язык силанов [Хлебников 2012: 209–210].
Образующиеся здесь неологизмы грамматически рифмуются друг с другом: «ум» – «обум», «силаны» – «бытаны» – «говораны». Хлебников продолжает оставаться поэтом в теоретических работах, что и сказывается на активной неологизации по эстетико-эвристическому принципу.
Терминотворчество в научном дискурсе В. Шкловского и Р. Якобсона
Теперь обратимся к примерам из дискурса научного. Чтобы не отходить далеко от В. Хлебникова, рассмотрим тексты его ближайших соратников со стороны научной филологии – В. Б. Шкловского и Р. О. Якобсона, – чтобы показать, как осуществляется переход от экспрессивной лингвокреативности (лингвоэстетики) в поэзии к эвристической креативности (лингвоэвристике) в научном терминотворчестве.
В научном дискурсе существуют ограничения на лингвокреативность. В отличие от художественного дискурса, где экспрессема максимально многозначна, в научной речи термин всегда тяготеет к однозначности. Часто в процессе развертывания научного дискурса термин уточняется за счет других соположных по смыслу и по форме терминов. Новизна в научном тексте состоит в упорядочении небольшого количества слов для четкого разграничения их значений. В поэзии же происходит наоборот: новизна обеспечивается разнообразием валентностей слов.
В первых печатных выступлениях В. Б. Шкловского еще видны следы художественного воздействия на него деклараций и поэтических опытов русского футуризма. Тексты скорее эссеистичны и манифестарны. К примеру, в эссе «О поэзии и заумном языке» встречаются неологизмы, большей частью перенятые у поэтов, такие как «заумный», «звукоречь» и «языкоговорение». Здесь они уже эвристичны, но еще не терминологичны.
В тексте «Искусство как прием» дискурс Шкловского становится уже совсем другим, явно претендующим на научность. В нем возникают и обосновываются термины, которые станут ключевыми для всей теории русского формализма: художественность, вещь, материал, прием, автоматизация, остранение, форма. Здесь Шкловский уже крайне аккуратен в формулировке своей концепции. Новые понятия вводятся в связях друг с другом: прием – материалы, расположение – создание, художественность – художественные вещи, вещи – приемы, видение – узнавание, деланье – сделанное. И наконец, постулируется понятие поэтического языка как «языка чужого, трудного, заторможенного». Вначале эти атрибуты звучат как экспрессивные эпитеты, но по мере развертывания текста их смысл консолидируется. Образуются множественные сети оппозиций, задающие схему формальной теории художественного слова.
Бесспорно, эта статья Шкловского произвела переворот в понимании литературы благодаря внедрению в научный дискурс новых оппозиций. Еще более явна эта закономерность в лингвистической терминологии русского формализма, используемой, в частности, Р. О. Якобсоном. Если внимательно проанализировать его первый серьезный научный опыт – «Новейшая русская поэзия» (опубл. 1921), – то выяснится, что он построен на той же системе оппозиций, изысканно переплетенных между собой. Новизна этого текста не в только в том, что он посвящен текущей передовой поэзии, а в его эвристическом потенциале, выраженном в системе терминов, в самой лингвистической технике их подачи и презентации.
Терминологизация Якобсона одновременно и строга, и гибка. В тексте о Хлебникове встречаются как окказионализмы, тяготеющие к терминам (безглагольность – обезглаголивание), так и метафоры, не достигающие уровня понятий, но намекающие на термины: живые процессы, окаменелые формы, лингвистическая пыль, восстание вещей, словесная плетенка, словесная масса, эвфоническое пятно, рассечение слов, эмансипация слов от значений. Иногда в дискурсе статьи можно наблюдать семантический переход от метафоричности к терминологичности: обнаженный материал → обнажение приема, самовитое слово → самоценное слово, словотворчество, словоновшество, заумная речь. И наконец, возникают термины, закрепившиеся за Якобсоном как основополагающие понятия формальной теории и лингвистической поэтики: поэтический язык, поэтическая диалектология, поэтическая этимология, ассоциация по смежности, эстетическая функция, коммуникативная функция, литературность.
Термины используются у Якобсона чаще всего в дихотомиях и противопоставлениях:
переживание – восприятие
лингвистические законы – тенденции
практический язык – поэтический язык
диалектология – поэтическая диалектология
звук – значение
смежность – сходство
функция коммуникативная – функция эстетическая
литература – литературность
формальный параллелизм – семантический параллелизм
отрицательный параллелизм – обращенный параллелизм
ряд метафорический – ряд реальный
реальное значение – фигуральное значение
мотивированность – немотивированность
глосса – стереотип
форма – материал
временной сдвиг – синтаксический сдвиг
ассоциация – диссоциация
подновление значения – поэтическая этимология
семантическая деформация – фонетическая деформация
Совокупность терминов и способов их порождения предопределяет идиолект ученого или, по С. Т. Золяну [2009], «стиль лингвистической теории». Идиостиль Якобсона строится на таких базовых оппозициях, как «смежность – сходство», «метафора – метонимия», «синтагматика – парадигматика», «функция – структура», «поэтический язык – практический язык», «селекция – комбинация», «эквивалентность – различие».
Как порождается дискурс Якобсона, основанный на терминотворчестве? Первый термин, возникающий в этой статье, – поэтический факт. Новое словосочетание оправдывается аналогией из других сочетаний с атрибутом «поэтический»: «поэтический язык», «поэтическая традиция», «поэтическая задача». Далее на основе этой модели порождаются термины «поэтическая диалектология», «поэтическая этимология» и т. п.:
Точно так же стихи Пушкина, как поэтический факт, сейчас непонятней, невразумительней Маяковского или Хлебникова. Каждый факт поэтического языка современности воспринимается