§ 5. Вместе с упомянутым послом мы отправились из Киева 11 мая. Я двигался в повозке, в которой совершал путь вплоть до этих мест еще с тех пор, как покинул короля, потому что у меня болела голень и я не мог сидеть на лошади. Проскакав до 13 числа, мы прибыли в деревню, по названию Черкассы, также подчиненную тому королю. Здесь мы оставались до 15 мая, когда посол узнал, что татары пришли к Черкассам. В сопровождении этих татар мы уехали и вступили в пустынную степь[738].
Затем, 15 числа, мы приблизились к уже упоминавшейся реке, которую нам надо было пересечь. Эта река отделяет Татарию от России, (отсюда идут) в сторону Каффы. Ширина реки более мили; она очень глубока. Татары принялись рубить деревья и связывать их вместе, а сверху клали ветки; поверх всего они положили наши вещи. Затем татары вошли в реку, держась за шею лошадей, а мы привязали их за хвосты веревками, которые были приделаны к этим плотам. Все мы погрузились на них и погнали лошадей по реке, которую с божьей помощью и пересекли невредимыми. Предлагаю будущему читателю представить себе величину опасности; я, по крайней мере, не знаю, что могло быть страшнее этого!
§ 6. Переправившись на противоположный берег и сойдя на землю, мы привели в порядок свое имущество и на весь тот день остались там вместе с татарами. Некоторые из вожаков усиленно меня разглядывали и толковали между собой. Наконец мы снялись с берега этой реки и пустились в путь по пустынной степи, что повлекло за собой всяческие трудности. Когда мы проходили по лесу, посол через своего переводчика велел сказать мне, что татары решили отвести меня к своему хану; они говорили, что не могут поступить иначе и допустить, чтобы такой, как я, человек (а они это поняли) прошел в Каффу, не будучи представлен их хану. Я почувствовал большое беспокойство, когда услышал такие вещи; я доверительно обратился к переводчику [литовского посла], прося его припомнить то обязательство, которое было дано пану Мартину во исполнение воли польского короля, и пообещал ему саблю. Он проявил желание успокоить меня: вернулся к своему послу, передал ему мои слова, а затем уселся с татарами, начал с ними пить и своими речами уверил их, что я генуэзец; так он уладил дело при помощи 15 дукатов. Однако я, пока не узнал об этом, пережил величайшее волнение.
§ 7. Утром мы поскакали и ехали так до 24 мая с многочисленными трудностями, даже один день и одну ночь были лишены воды. Затем прибыли к такому месту, где упомянутому послу и татарам надлежало повернуть по пути к хану, который находился в замке по названию Керкер[739]. Посол дал мне одного татарина для сопровождения, который должен был довести меня до Каффы. Я простился с послом, и мы разъехались. И хотя мы остались одни и продолжали пребывать в непрестанной опасности, боясь, как бы те татары не вернулись, все же мне было приятно, что я отделился от тех проклятых псов, настолько воняющих кониной, что было невозможно стоять с ними рядом.
Мы шли дальше с нашим проводником-татарином и к вечеру сделали привал в степи, посреди нескольких татарских телег с их войлочными покрышками. Внезапно вокруг нас оказалось много татар, старавшихся узнать, что мы такие. Когда наш проводник сказал, что я генуэзец, они предложили нам кислого молока.
§ 8. Утром, еще до рассвета, мы двинулись оттуда и к вечеру 26 мая [1474 г.] вступили в город[740] Каффу с пением Te deum[741], вознося благодарение господу богу, который избавил нас от столь великих тревог. Нас потайно отвели в какую-то церковь, и я послал своего переводчика отыскать нашего консула[742]; тот сразу же прислал своего брата, который сказал мне, что надо дождаться позднего времени, чтобы перейти незаметно в один его дом в пределах города. Так мы и поступили. В надлежащий час мы вошли в дом консула, где нас приняли с почестями и где я встретил мессера Поло Оньибен[743], посланца нашей светлейшей синьории, который выехал [из Венеции] за три месяца до меня.
Я не могу подробно рассказать о состоянии города[744] Каффы, потому что оставался почти непрерывно в стенах дома, чтобы не быть замеченным; скажу лишь о немногом, что удалось увидеть и услышать. Город этот расположен на Великом море и ведет большую торговлю; он плотно населен людьми разных национальностей[745] и, по слухам, весьма богат.
§ 9. Пока я жил в этом городе, имея намерение отправиться в Фассо[746], я нанял корабль, который находился в Забакском море[747]; патроном[748] его был Антонио ди Вальдата. Я условился, что приеду на лошади, найду этот корабль и пущусь в плавание. Но после того, как я все это устроил, мне был предложен другой проект одним армянином по имени Морак (он был в Риме в качестве посла Узун Хасана) и еще другим старым армянином. Они сказали, что, вместо того чтобы высаживаться в Фассо, мне следовало бы высадиться в другом месте, называющемся Ла Тина[749]; она отстоит почти на сто миль от Трапезунда, принадлежащего теперь туркам. Высадившись там, мы сразу оседлаем лошадей, и через четыре часа – как они обещали – я буду уже в замке некоего Ариаама, подданного Узун Хасана. Они также дали мне понять, что в этой Тине не было других замков, принадлежавших грекам[750], и потому без сомнения я в полной безопасности достигну упомянутого замка. Мне ни с какой стороны не нравилось это предложение, но меня очень уговаривал и консул, и его брат, поэтому я, хотя и весьма неохотно, согласился.
§ 10. Мы выехали из Каффы 3 июня [1474 г.]; со мной отправился и консул; на следующий день мы прибыли к месту стоянки корабля, который был нанят за 70 дукатов, но из-за изменения направления пришлось платить 100 дукатов. Мне сказали, что в том месте, где я собирался высадиться, нельзя найти лошадей, и потому я погрузил девять коней на этот корабль, имея в виду проводников и также необходимость тащить с собой продовольствие по стране мингрелов и по Грузии. Когда были погружены лошади, мы – это было 15 июня – распустили паруса и вошли в Великое море. Мы плыли в сторону упомянутой Тины, и ветер нам благоприятствовал.
Когда мы находились примерно в 20 милях от берега и еще не могли видеть места своего назначения, ветер неожиданно подул на восток и стал противным нашему ходу в нужную нам сторону. Тут я заметил, что моряки переговариваются между собою, и решил узнать, о чем они говорят. Они сказали, что готовы все сделать по моему желанию, но должны заверить меня, что место, [куда мы идем], крайне опасно. Услышав это и видя по всему, что господь бог не хочет, чтобы я плохо кончил, я решил идти в сторону Вати[751] и Фассо. И вскоре после такого решения наступила хорошая погода и мы поплыли при попутном ветре. Мы пришли в Вати 29 июня, и так как лошади чувствовали себя плохо, я решил спустить их на землю и отправить [по берегу] в Фассо, до которого, как говорили, оставалось 60 миль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});