Читать интересную книгу Кавказ - Александр Дюма

По прибытии на Кавказ, в ожидании экспедиции, он отправился на воды в Пятигорск и встретился там с одним из друзей, которого он уже давно сделал жертвою своих насмешек и мистификаций. Он возобновил их, и в течение нескольких недель Мартынов был мишенью всех сумасбродных выдумок поэта. Однажды, в присутствии дам, увидав Мартынова вооруженным по черкесскому обычаю двумя кинжалами, что не шло к кавалергардскому мундиру, Лермонтов подошел к нему и вскричал со смехом: «Ах, Мартынов, как вы хороши в таком виде! Вы похожи на двух горцев».

Слова эти послужили каплей, которая переполнила чашу терпения; последовал вызов на дуэль, и на другой день оба друга были уже к ней готовы.

Напрасно свидетели пытались уладить дело; в него вмешалось предопределение.

Лермонтов не хотел верить что сражается с Мартыновым. «Неужели, — сказал он свидетелям, когда они передавали ему заряженный пистолет, — я должен целиться в этого молодого человека»?

Целился ли он или нет, но последовало два выстрела, и пуля противника смертельно поразила Лермонтова. Так кончил в возрасте 28 лет, и одинаковой смертью, поэт, который один мог вознаградить нас за безмерную потерю, понесенную нами в Пушкине. Странная вещь! Дантес и Мартынов, оба служили в кавалергардском полку… Евдокия Ростопчина.»

Я окончил чтение, когда за мной пришел Фино.

Было шесть часов. Мы сели на дрожки и отправились к князю. Общество наше было небольшое.

— Князь, — сказал я, вытаскивая письмо графини Ростопчиной из своего кармана, — прошу вас помочь мне прочитать название деревни нашего друга.

— Для чего? — спросил меня князь.

— Для того, чтобы ответить ей, князь; она написала мне премилое письмо.

— Как, вы не знаете?.. — удивился царский наместник.

— Что?

— Ведь она же умерла.

Глава XL

Цитаты

Теперь дадим читателю представление об одаренности человека, физический и нравственный портрет которого начертало живописное перо бедной графини Ростопчиной. Мужчины могут быть оценяемы и передаваемы мужчинами же, но они должны быть всегда рассказываемы женщинами.

Мы не будем долго выбирать, а просто возьмем наудачу из стихотворений Лермонтова некоторые, сожалея, что не можем познакомить наших читателей с его крупной поэмой «Демон», как познакомили их с его лучшим романом «Печорин», но гений его проявляется везде, и он может быть оценен лучше, благодаря переменчивости; которой он может подвергнуться, и формам, которые он может принять.

Вот стихотворение «Дума»: «Печально я гляжу на наше поколенье!..» Это плач, где, может быть, Лермонтов весьма мизантропически оценивает поколение, к которому принадлежал он сам[229].

Оставьте в стороне слабость перевода и увидите, что Байрон и де Мюссе не написали ничего более горького.

А вот стихотворение совершенно иного содержания: это разговор двух гор: Шат-Эльбруса и Казбека — двух самых высоких вершин Кавказа после Эльбруса, если не ошибаюсь.

Шат-Эльбрус, расположенный в самой неприступной части Дагестана, уклонялся до сих пор от владычества России. Казбек, напротив, покорен ей с самого начала. Он ворота Дарьяла.

Владетели его в течение семисот лет брали дань с разных держав, последовательно владевших Кавказом, открывали и запирали им проход, смотря по тому, исправно или неисправно платили им дань. Отсюда начинается спор Шат-Эльбруса с Казбеком, спор, который без этого объяснения был бы, может быть, непонятен большинству наших читателей[230].

Здесь поэт находит способ быть в одно и то же время насмешливым и величавым, что чрезвычайно трудно, так как насмешливость и величие — качества, почти всегда взаимоисключающие одно другое.

В стихотворениях, которые мы сейчас приведем, бросается в глаза одна только меланхолия. Все эти стихотворения написаны им незадолго до смерти. Графиня Ростопчина обратила наше внимание на то, что Лермонтов предчувствовал свою скорую смерть; этим предчувствием проникнуто почти каждое его стихотворение[231].

Мы выписали из одного альбома стихотворение, которого нет в собрании сочинений Лермонтова, возможно, оно составляло часть той, последней посылки, которую потерял курьер:

LE BLESSEVoyez-vous се blesse qul se tord sur la terre?Il va movrir ici? pres du bois solitaire?Sans que de sa souffrance in seal coeur ait pitie?Mais ce qui doublement fait saigner sa blessure?Ce qui lui fait au coeur la plus apre morsure?S’ est qu’en se souvenant? il se sent oublie[232].

В том альбоме хранится стихотворение «Моя мольба», которое мы цитируем по памяти[233].

Многие стихотворения Лермонтова пользуются такой популярностью в России, что их можно увидеть на каждом рояле, и не найдется, быть может, ни одной девицы, ни одного молодого человека в России, который не знал бы их наизусть. Они написаны в подражание Гете или Гейне. Одно называется «Горные вершины». Его завершают такие строки:

Подожди немного,Отдохнешь и ты.

Действительно, поэт скоро заснул, но поскольку желанная смерть довольно долго не являлась за ним, он искал ее, подобно древним рыцарям, которые, истосковавшись по родному делу, трубили в рог, чтобы вызвать противника. Один из этих вызовов именуется «Благодарность»[234], но его скорее можно называть «Благоговением»[235].

Мольба поэта была, наконец, услышана: через восемь дней его убили, эти стихи, в числе других бумаг, были найдены у него в столе после смерти.

Глава XLI

Бани

Целый день Фино твердил, что готовит к вечеру сюрприз. Только что полученное известие о смерти графини Ростопчиной не очень располагало меня к сюрпризам, и я желал бы иметь их в другое время. Но я был не один и предоставил Фино располагать остатком вечера. Мы сели на дрожки.

— В баню! — сказал он по-русски.

Я уже настолько знал по-русски, что понял Фино.

— В баню? — удивился я. — Мы едем в баню?

— Да, — отвечал он, — однако разве вы против этого?

— Против бани? За кого вы меня принимаете? Но вы говорили мне о сюрпризе, и я нахожу довольно дерзким, что, по вашему мнению, для меня будет сюрпризом — побывать в бане.

— Знакомы ли вы с персидскими банями?

— Только по слухам.

— Бывали когда-нибудь в них?

— Нет.

— Вот в этом-то и кроется сюрприз.

…Как ветер, мы неслись по ухабистым улицам. Они освещались ровно настолько, чтобы не дать рассеянным полуночникам свалиться в лужу.

На протяжении шестинедельного пребывания моего в Тифлисе случилось видеть не менее пятнадцати человек или хромых, или с перебинтованными руками, которых я встречал накануне с совершенно здоровыми ногами и руками.

— Что приключилось с вами? — спрашивал я.

— Представьте, вчера вечером, возвращаясь домой, мне пришлось ехать по мостовой, и я был выброшен из дрожек.

Таков неизменный ответ. Под конец я уже спрашивал об этом только из учтивости, и когда вопрошаемая особа отвечала: «Представьте, вчера вечером, возвращаясь домой…» — я прерывал ее:

— Вы ехали по мостовой?

— Да.

— И были выброшены из дрожек.

— Совершенно верно! Откуда вы знаете об этом?

— Догадываюсь…

И все поражались моей прозорливости…

Мы неслись как ветер, тоже рискуя подвергнуться позже роковому вопросу.

К счастью, перед тем местом, где крутой спуск больше всего беспокоил меня, мы обнаружили, что оно загромождено верблюдами, и поэтому извозчик поневоле должен был ехать шагом. Такая быстрота езды ночью по тифлисским улицам имеет неудобство для тех, кто на дрожках; но она имеет другое, большее неудобство для тех, кто идет пешком. Так как ни улицы, ни дрожки не освещены, и мостовая летом покрывается слоем пыли, а зимой слоем более или менее густой грязи, то пешеход, если он не снабжен фонарем, попадает под дрожки прежде, чем заподозрит это, а так как дрожки запряжены парой, то если он избавится от толчка одной лошади, так уж наверняка никак не избавится от толчка другой.

Мы потратили целую четверть часа, чтобы пробраться между верблюдами, которые имели ночью фантастический вид, свойственный только им одним.

Потом, минут через пять, мы прибыли к воротам бани. Нас ожидали: Фино еще с утра дал знать, чтобы нам приготовили номер.

Перс в остроконечной шапке повел по галерее, висевшей над пропастью, и потом через комнату, наполненную моющимися мужчинами. По крайней мере мне показалось так с первого раза, но, вглядевшись в них хорошенько, я заметил свою ошибку. Эта комната была полна моющимися женщинами.

— Я выбрал вторник — женский день, — сказал Фино: — Если готовить сюрприз друзьям, то надо сделать его в полном смысле слова.