— Тора! — шипит демоняка, оттаскивая меня назад. — Я же прямо сказал, все живы.
— Почему Зои плачет, а Тим напуган? И Тороп… у него в руке был окровавленный бинт! Он ранен? Пусти.
— Тора, перестань вырываться, твои все живы и здоровы, а хочешь узнать подробности, лучше раненого расспроси.
Горный ввел меня в харчевню с другой стороны, остановился у кладовой и начал вытаскивать из ящика бинты. А я с оторопью наблюдала за его сборами.
— Так, нам понадобится это и вот это, и… — Он поднял зажимы для натяжки бельевых веревок, взвесил и положил на место. — Маловаты, сейчас я другие принесу…
— Погоди! — ухватила Горного за руку. — Его что, до сих пор не перевязали?
— Не смогли, — ответили мне.
— Почему?
— Сейчас увидишь. — А в следующее мгновение я оказалась в выгоревших апартаментах, перед железной кроватью, на жестком матрасе которой, под окровавленной простыней в лихорадке бился воин.
— Ох ты ж… Хран?! — нотки паники прорезались в голосе, едва я стянула вниз простыню и рассмотрела разодранный бок. Запах паленой кожи и жареного мяса ударил в нос, глаза заслезились. Инваго явно пытались поджарить, а потом оторвать от него кусок. — Чтоб тебя! — я сжала зубы, борясь с подступившей тошнотой, и отвернулась. — О, святая Иллирия, как он после такого жив остался?
— Моими молитвами, — сообщил появившийся рядом Горный, и взял меня за руку. — Сильно не пугайся, он поправится. А теперь сюда посмотри.
— Куда «сюда»?
— Сюда, — демон полностью убрал простыню, явив на свет открытый перелом голени и разодранное до кости бедро. Мое сердце сделало кульбит. Если Инваго выживет, то не сможет ходить.
— Кош… кош… мар!
— Это еще не все, ты его спину не видела, — обрадовали меня и, не дав уйти в спасительную темноту бессознательности, попросили: — А теперь ладошку к сердцу протяни и замри на минуту или две.
Протянуть, замереть, не дышать, я готова сделать все, лишь бы не видеть умирающего. Каким бы сильным ни был стародавний Дори, с такими ранениями не живут, хотя он пытался. Отчаянно! Но стоило мне потянуться к нему, тариец подозрительно затих, и от его ран к моей руке устремились жуткие черные нити. Поначалу тоненькие, они опадали, так и не достигнув ладони, а затем все более толстые, длинные и тягучие, как смола. Последние неожиданно оплели мою руку, вынуждая приблизиться к кровати, склониться над воином и прикоснуться к окровавленной груди. Я испуганно ахнула, но не отшатнулась, а перстень на моем пальце ярко вспыхнул.
— Вот! Что я говорил — подходит! — Хран самодовольно ухмыльнулся и, словно бы передразнивая кого-то, произнес заунывно: — А ты… Другая культура, вражеская нация, война. Тяжелое прошлое за плечами. И прекрасно подошла. Видел?
— Видел-видел, — ответили ему уставшим голосом откуда-то сверху. — А теперь попроси, чтоб Инваго отпустил меня.
Кого? Я оторвала ошарашенный взгляд от перстня и посмотрела вверх.
— Добрый день, Тора, — ответил мне Сато Суо, привязанный к балке такими же черными смолянистыми нитями, что от Инваго шли ко мне. — Рад видеть вас в добром здравии. Как вам в столице?
— Как и вам на потолке, — я кротко улыбнулась магу, посетовав: — Чувствую, что вляпалась, но еще не поняла куда.
— Кстати, да! — вклинился в наш диалог демоняка и хлопнул в ладоши. — Мне пора!
— А как же… — я кивком указала на Суо и Дори, а в ответ услышала:
— Тороп тебе во всем поможет, ты только… не паникуй.
Не паниковать не получалось, когда наш вояка совместно с Гилтом и Асдом спустил искусника мрака на пол, в двери выгоревших покоев дважды стучалась Зои, один раз Тим, а Гаммира неоднократно порывалась войти. Я искренне не понимала тарийку и ее волнения за стародавнего Дори. Правда, и внимания на ее порывы не обращала. Детей я заверила в том, что, едва освобожусь, обязательно зайду к ним, а свекрессу попросту проигнорировала, вверяя заботу о ней названому отцу.
Тороп отказываться не стал. Споро определил обессилевшего Сато Суо в одну из уцелевших комнат на первом этаже, отдал распоряжения нелюдям. И, посоветовав мне не убирать от Инваго руки, отбыл усмирить Гаммиру. На долгие часы в «Логове» стало глухо и тревожно. Так мое детище затихало лишь единожды, когда к воротам прибыл отряд воинов с Инваго Дори во главе. В небритых и немытых мужиках, изможденных двухмесячным плаванием и долгим подъемом в наше предгорье, я не сразу признала тарийцев, лишь когда их командир, что поприветствовал меня на чистом вдовийском, вдруг протянул бумаги с печатью Оргеса IV. Тогда их появление казалось божьей карой, сейчас же — провидением, не то божьим, не то демоническим. И слова Горного не идут из головы. Что он имел в виду, произнося свое эпичное: «Подходит!» Кто подходит и для чего? Черные нити для перстня или я, а может, реликвия рода Дори для меня?
Тяжелый перстень с красным прозрачным камнем в грубой оправе уже давно не воспринимался мной как чужое, тяжелое и бесценное кольцо. Вполне возможно, с самых первых дней. Я попросту перестала замечать его, принимая украшение как часть себя. И если закрыть глаза и хоть на мгновение отстраниться от происходящего здесь и сейчас, то можно увидеть, как над моей рукой горит крохотное красное солнце. И нити, тянущиеся к нему от Инваго, отнюдь не черные, а золотые, как лава, что течет в глубоких трещинах на теле воина…
Чтоб тебя!
Распахнув глаза, отшатнулась и чуть не взвыла от боли, что запульсировала в руке. Зажмурилась и опять увидела измененного тарийца и его недодемоническую суть. Трещины рваным рисунком покрывали не только руки, а все его тело от пят до головы, которую венчают витые и загнутые, как у Храна, рога.
— Святая Иллирия! — прошептала я, подавшись вперед. Открыла глаза — нет ничего, закрыла — и вот они, каменные, в трещинах, с лавовыми потоками.
— Не удивляйся, — хриплый тихий голос у самого уха и морозные мурашки по шее, — просто моя бывшая была неверной стервой. Вот и наставила…
— Очнулся, еще и шутит. — Я встретила взгляд холодных глаз стародавнего Дори без страха и дрожи, хотя какие они холодные! Один подбит и заплыл синяком, второй красный изнутри, а радужка невероятно синяя. — Как самочувствие?
— Ужасное…
— Неудивительно. Уму непостижимо, как ты заговорил.
— А ты не отстраняйся, и вскоре я смогу что-нибудь еще, — прохрипел он и закашлялся с кровью.
— Ох ты ж! — я потянулась за отрезами ткани, но воин меня остановил:
— Не отстраняйся. — Дрожащие пальцы со сбитыми костяшками коснулись руки, обжигая огнем, заставляя поежиться. — А если ляжешь рядом, я через час поднимусь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});