подошли к Максиму и товарищам.
— В машину, — громко, но совершенно без эмоций приказал один из них.
Мужики подчинились. Хотелось узнать о том, куда их собираются отвезти, но все знали наперед, что отвечать никто не будет. Существа из свиты главы секты совсем не походили на людей в психологическом плане. Им будто бы оставили от человека самый минимум, самую рациональную часть, убрав всё, что могло вызывать душевные терзания. Отряд снова оставили в темном тамбуре. Машина снова тронулась.
Учуявший запах сырого мяса, переданного главе секты благодарными жителями деревни, Кузьма сильно возбудился и начал громко мяукать осипшим голосом.
— Этот выродок, походу, ему вся связки отдавил, — пожалел животинку Максим. — И не кормил, наверное, ни разу.
— Я видел на трапе прилипший кусок мяса, — вспомнил Толик. Он поднялся и ощупал хромированную лесенку. — Точно, есть. Держи.
Толик положил рядом с Кузьмой заветривший кусочек мяса размером с фалангу пальца. Котенок накинулся на него, свирепо заурчал и принялся жевать.
— Спасибо, — поблагодарил Максим друга, как за самого себя.
— Он не виноват, что мы тут устроили. Сами не живем, и другим не даем, — Толик хотел погладить Кузьму пальцем по голове, но тот впился коготками в него. — Настоящий комочек жизни, который хочет жрать.
— Ключевое слово, характеризующее жизнь — хочет. Живое всегда чего-то хочет: то пожрать, то поржать, — Макар как умел, выразил свою мысль.
— Точно, — согласился Кайрат. — Поржать сейчас не помешало бы, — произнес он бесцветной утомленной интонацией голоса.
Разговор затих на минорной ноте. Неопределенность и по большей части нерадостные ожидания вкупе с усталостью, вызванной сопротивлением черному спектру, погрузили бойцов отряда в состояние безразличного уныния. Сквозь шум грохочущей подвески и рев двигателя доносилось только неутомимое урчание Кузьмы, пытающегося одолеть кусок мяса.
Сколько прошло времени в движении, Максим затруднялся определить. Грузовик остановился, пронзительно свистнув тормозами, и затих. Сердце тревожно заколотилось. Дверь в комнату Фирлеза открылась. Оттуда вышел его охранник, открыл дверь, скинул трап и жестом приказал покинуть машину.
Максим с заснувшим после победы над едой Кузьмой выбрался наружу первым. Он ожидал увидеть другую общину, резиденцию Фирлеза, либо окрестности черной зоны, которая представлялась ему заросшей кристаллами. Ничего такого не было. Освещенная поляна посреди леса. Без людей, без всякой ритуальной дребедени.
— Где мы? — спросил Макар, щурясь на свет.
— Может быть, Митяй не врал — ретрансляторы еще и грибники хорошие? — Толик спрыгнул на землю, проигнорировав лестницу.
— Ага, грибники-поганочники, — пошутил Максим.
Бойцы в полном составе выбрались на поляну, радуясь солнечному свету и ароматной зелени как в последний раз. Охранник Фирлеза присматривал за ними, но делал это не явно, будто знал, что пленники никуда не денутся. Максим уже устал от того, что полностью потерял способность хоть как-то влиять на события, устал от полного непонимания происходящего. Всеми силами души он желал как-то остановить калейдоскоп безумства, пока его психика не дала сбой. Свежий лесной воздух, напоенный благоуханием, отрезвил его мысли, вернув до начала опасной черты.
В дверном проеме показался сам Фирлез. Он, тоже щурясь, постоял в нем, прежде чем спуститься.
— Замечательный денек, — произнес он довольно. — А замечателен он тем, что мы можем это оценить. Правда? — глава секты пружинисто спустился по трапу.
Ему никто не ответил, решив, что его реплика звучит как издевка над их положением. Фирлез самодовольно широко улыбнулся.
— Я понимаю вас, друзья. Вам кажется, что вы попали в лапы садисту, безумцу, который насадит вас на кол, порвет между деревьями, снимет кожу живьем. Вы же из тех, кто воевал со мной, и думаете, что я держу на вас зло и обязательно должен казнить, — Фирлез прошелся мимо бойцов, заглядывая им в глаза. Только никто не посмел ответить ему прямым взглядом. — Напрасно. Я серьезно. Я был бы полным идиотом, если бы шел на поводу у глупых желаний. Месть — одно из них. Мстительные люди слабы, потому что не управляют собой. Не хочу быть одним из них.
— Но и человеколюбие вам не особенно свойственно? — решился заметить Максим.
Фирлез ухмыльнулся.
— Вот, это корень наших разногласий, кого считать человеком. Кто достоин любви? Вы же уверены, что априори ее заслуживаете? Без разницы, производите ли вы ее сами, делитесь ли ею или потребляете. Это все гордыня, порожденная уверенностью, что человек должен быть любим вне зависимости от его поступков. Почему? Ведь из этой уверенности рождается безответственность за свою жизнь.
— Так что с нами будет? — спросил Толик, далекий от философских откровений, и смело посмотрел в глаза Фирлезу.
— С вами будет… чудо. Я проявлю человеколюбие к вам, но не потому, что вы этого заслуживаете. Честно признаться, вы еще не люди. Вы пока что оболочки, наполненные чужими представлениями о мире. Вы даже не способны услышать свои собственные желания.
— А почему вы нас отпустите? — Максиму вдруг стало интересно услышать ответ.
— Мне нужны свои люди среди ваших руководителей. Я очень мало знаю о том, что происходит за пределами «мертвого пояса», а там ведь что-то происходит, верно? Я хочу, чтобы вы меня вовремя информировали об этом.
— Это же предательство! — Максима возмутило подлое предложение главы секты.
— Подумайте, кого вы предаете? Представьте себе, что каждый житель даже самой маленькой общины будет хранить какую-то мнимую верность ее принципам. Будто в этой общине есть что-то действительно такое, ради чего стоит умереть. Очнитесь! Не общинам надо выживать, а людям. Всем вместе. Вот путь к новой цивилизации.
— И что, теперь все должны стать ретрансляторами, тупыми и послушными, и петь гимны во славу Фирлеза, нагоняя на людей черный спектр? — дерзко выпалил Толик.
— Они не поют гимны во славу мне. Да, я немного шоумен, люди это любят. Хлеба и зрелищ еще никто не отменял. Только те, кого вы называете ретрансляторами — это не совсем люди. Они все были покойниками, просто у новой силы, которая пришла в этот мир, есть способ вернуть жизнь немного необычным способом. А сейчас я вам говорил не про ретрансляторов, а про то, как каждый мог стать похожим на меня. Владеть собой на более высоком уровне, спокойно жить в условиях губительного излучения, двигая свое развитие к другим вершинам, понятия о которых у нас не было раньше и не могло появиться вследствие ущербности мышления.
— Мы можем согласиться на ваше предложение, — произнес Максим. — Но почему вы думаете, что мы сдержим слово и вернемся, чтобы проинформировать вас?
— Во-первых, я уже зародил в вас зерно сомнения. Оно разовьется в вашем сознании в полноценное растение и даст плоды. Так что рано или поздно вы тоже будете мыслить,