Читать интересную книгу Иван III - Николай Сергеевич Борисов

Государь представал здесь совсем в ином обличии — щедрого хозяина, хорошего собеседника, почти друга.

Прирожденный тиран, Иван понимал, что сильная власть строится не только на страхе, но и на любви. Подданные должны любить Государя. Он открывается им попеременно то как неприступный и грозный земной Бог, то как обаятельный и добрый человек. И в этой непостижимой изменчивости его облика — сокровенная тайна власти.

Благочестивые паломничества и шумные застолья не мешали Ивану заниматься тем, ради чего он, собственно, и прибыл в Новгород, — «судом праведным». Уже на следующий день по приезде он принял у себя на Городище целую толпу всякого рода жалобщиков и просителей. Московский летописец саркастически изображает эту картину: «И того же дни многые новугородцкыи жалобникы и всякые люди житьи, и рушане (жители Русы. — Н. Б.), и манастырскыи, и прочи, иже в приделех ближних Новагорода, приидоша бита челом великому князю: овии (одни. — Н. Б.) приставов просить, да быша от вой (воинов. — Н. Б.) его неизграбле-ни, а инии с жалобою на свою же братью на новугородцев, кийждо о своем управлении — понеже (потому что. — Н. Б.) бо земля она (эта. — Н. Б.) от многа лет в своей воле живяху, а о великых князех отчине своей не брежаху и не послу-шаху их, и много зла бе в земли той, межи себе убийства, и грабежи, и домов разорениа от них напрасно, кой с которого сможаше» (27, 315).

Последние штрихи этой мрачной картины — безвластие, грабежи, убийства, произвол сильного над слабым — несомненно, относятся прежде всего к последним годам существования Новгородской боярской республики, когда традиционные устои были окончательно расшатаны яростным противоборством партий, когда в ожидании скорого конца Великого Новгорода всеми овладела какое-то неудержимое безумие.

Самые тяжелые дела были представлены на суд Ивана III в субботу 25 ноября. Жители сразу двух улиц — Славковой и Никитиной — обвинили знатнейших новгородских бояр Василия Ананьина, Богдана Есипова, Федора Исакова (младшего сына Марфы-посадницы. — Н. Б.), Ивана Лошинского и других в небывалом преступлении: «что наехав те со многими людьми на те две улицы, людей перебили и переграбили, животов (имущества. — Н. Б.) людских на тысячи) рублев взяли, а людей многих до смерти перебили» (27, 316). В тот же день на разбой среди бела дня, учиненный теми же лицами, стали жаловаться и другие новгородцы. Иван III заявил о своем намерении серьезно разобраться с этой дикой историей: «Хочеть бо ми ся обиденым управу дати» (27, 316). (Вероятно, московские летописи несколько односторонне представляют суть дела. Вражда между жителями соседних улиц, часто переходящая в настоящие сражения, — обычное явление для любого средневекового города. Однако после 1471 года, в условиях безвластия и брожения, эти конфликты в Новгороде вышли из-под контроля местных властей. В городе, по сути дела, началась глухая гражданская война, причем враждующие стороны делились не только по «политическим» пристрастиям, но и по многим другим признакам.)

Суд над боярами, обвиненными в грабежах и убийствах своих сограждан, князь Иван решил провести в присутствии всей местной знати. Обвиняемых доставили под конвоем новгородских приставов, выделенных владыкой. Заявление князя о том, что ему хочется дать обиженным «управу», то есть справедливый суд, прозвучало как приговор. Выслушав истцов и ответчиков, великий князь признал обвиняемых виновными. Четверо названных выше бояр 26 ноября были взяты под стражу московскими воеводами и отосланы под сильной охраной в Москву. Им суждено было окончить свои дни в московской темнице. Прочие были переданы на поруки архиепископу и отпущены под крупный денежный залог.

Приговор по делу о боярах-разбойниках, на первый взгляд, представляется торжеством справедливости. Вероятно, именно так он и был воспринят простодушными современниками Ивана III. Однако на деле эта справедливость — как и вся новгородская политика Ивана — была сильно приправлена демагогией. Историки давно отметили одну особенность московского правосудия в Новгороде. В результате великокняжеского суда «обвинительные судебные приговоры были им вынесены в отношении враждебных ему бояр, среди которых были прямые сторонники новгородско-литовского сближения». Иван III «хочет завоевать симпатии широких слоев новгородского населения, выдавая себя за его защитника от боярского произвола. Подобная позиция давала возможность Ивану III под видом заступничества черных людей и нелицеприятного разбора боярских ссор расправиться с неугодными ему боярами» (164, 865).

Однако и бояре, схваченные Иваном III, конечно, были далеко не безвинными агнцами. Великий князь отлично знал, «кто есть кто» в Новгороде. Ему постоянно доносили обо всем, что делалось и говорилось в городе, который в ту смутную пору буквально кишел московскими агентами. Время от времени их вылавливали и сбрасывали с моста в Волхов, предварительно связав руки и насыпав за пазуху песку. Однако желающих потрудиться на этом опасном поприще меньше не становилось…

Небывалая расправа великого князя с боярами произвела неизгладимое впечатление на новгородцев. Одни скорбели, другие злорадствовали, и все дружно разводили руками: ну и времена настали! Жуткое ощущение того, что на их глазах рушится целый мир, порождало самые невероятные слухи, видения, галлюцинации и массовые психозы. Одно из таких апокалипсических явлений, случившееся через девять дней после приезда Ивана III на Волхов, наблюдали псковские послы, находившиеся тогда в Новгороде. С их слов этот рассказ попал в псковскую летопись:

«…И в четверг (30 ноября 1475 года. — Н. Б.) на ту нощь бысть чюдо дивно и страха исполнено: стряхнувшеся Великой Новъгород против князя великого, и бысть пополох во всю нощь силне по всему Новуграду. И ту же нощь видеша и слышаша мнози вернии, как столп огнян стоящь над Городищем от небеси до земля, тако же и гром небеси, и по сих ко свету не бысть ничто же, вся си Бог укроти своею милостью; яко же рече пророк: не хощет бо Бог смерти грешьничь, но ждеть обращениа» (41, 201).

Это сбивчивое и непонятное известие, в котором мистика и политика причудливо расшиты по канве необычайного природного явления, отражает горячечное возбуждение умов, охватившее в эти годы не только Новгород, но и Псков. Что касается псковичей, то эти простые люди, кажется, не вполне понимали, как им следует относиться ко всему происходящему. Они оказались невольными свидетелями битвы гигантов. И преобладающим все же было чувство страха перед самим зрелищем…

Прожив в Новгороде без малого два месяца, князь Иван стал собираться домой. Источники противоречат друг другу (а порой и самим себе) относительно точной даты его отъезда. Согласно псковской летописи, великий князь покинул Новгород во вторник 16 января 1476 года — «в самъ Петров день» (41, 202). (В этот день Церковь славила описанное в Деяниях апостолов чудо — Спадение