Читать интересную книгу Клеопатра - Карин Эссекс

В то же утро, несколько позднее, Цезарь увидел, как люди Помпея медленно спускаются со своей позиции, расположенной высоко на вершине Фарсальского холма. Это доказывало, что ненасытные сенаторы действительно заставили Помпея отказаться от его логичного плана — позволить армии Цезаря умереть с голоду. Теперь Цезарь мог вступить в настоящую битву. Почувствовав, что ему предоставляется наиболее благоприятная возможность здесь, в холмах, где Помпей был полностью отрезан от своего сильного флота, Цезарь расположил свои войска в наиболее выгодном порядке с учетом их малочисленности. Чрезвычайно поредевший Девятый легион, сильно пострадавший при Диррахии, он расположил на левом фланге и назначил командовать им Антония. Неистовство, проявляемое молодым командиром в бою, и его пылкие речи, способные увлечь любого солдата, могли заставить десять человек считать себя непобедимее целого легиона. Верный Домиций командовал центром, а сам Цезарь расположился на правом фланге, где ему предстояло сражаться во главе своего любимого Десятого легиона.

Но, наблюдая за построением армии Помпея, Цезарь осознал, что Помпей сосредоточил всю свою конницу слева, нацелившись на правый фланг воинства Цезаря. Более того, всех своих лучников Помпей тоже поставил слева. Цезарю стало ясно, что план Помпея таков: обрушить на правый фланг армии Цезаря град стрел и расстроить его порядки, в то время как конница обойдет его и обрушится сзади.

Цезарь тайно отобрал шесть когорт, по одной с каждого своего легиона, и построил их в отдельную линию, приказав охранять тыл правого фланга. Минуту спустя, вдохновленный не иначе как божественным озарением, он приказал копейщикам целиться не в ноги вражеских всадников, но прямо в лица, как это делают парфянские дикари.

— Это будет смерть от тщеславия, — сказал он своим солдатам, которым не понравилась его идея. — Мы должны сделать что-нибудь, чтобы возместить нашу малочисленность. Обещаю вам, что эти ярко разодетые, длинноволосые вояки, которые так гордо гарцуют на своих лошадях, будут ошеломлены мыслью о том, что на их прекрасных лицах могут остаться шрамы, и немедленно повернут прочь.

Эта фраза вызвала громовой смех Антония, который великолепно разбирался в кавалерийской стратегии и хорошо знал, как гордятся всадники своим внешним видом.

Цезарь, как это у него было в обычае перед битвой, подозвал одного из своих лучших солдат, центуриона Гая Крассиния, и спросил:

— Что ждет нас сегодня?

Крассиний посмотрел на полководца с искренней преданностью, совершенно преображавшей его уродливое лицо, и сказал:

— Сегодня мы победим, Цезарь, и я буду достоин твоих похвал, живой или мертвый.

Вдохновленный такой верой и рвением, Цезарь пошел в атаку, рискнув оставить позади все обозные телеги и повозки с припасами. Если бы сражение затянулось надолго, это обстоятельство послужило бы сокрушительному поражению.

Однако все обернулось иначе. Всадники Помпея оказали стойкое сопротивление первой атаке Цезаря, но вскоре шесть засадных когорт обрушились на них с ужасающей яростью. Копья летели прямо в лица конникам. Предсказание Цезаря сбылось настолько точно, что даже в пылу битвы он не удержался от громкого смеха. Тщеславные офицеры поняли, что им грозит, развернулись и поскакали прочь, оставив в строю зияющую брешь. Цезарю оставалось только войти в эту брешь и выиграть битву. Помпей впал в замешательство и быстро отступил обратно в лагерь, оставив Цезаря гадать, может ли он доверять своим чувствам, ибо как можно ожидать подобной трусости от римского полководца? Он, Цезарь, скорее погиб бы на поле боя вместе с последними из своих солдат, нежели позволил бы себе сбежать, подобно испуганному ребенку.

Один из офицеров Помпея, похоже, тоже счел отступление позором и развернул своего коня к неприятелю. Цезарь подумал, не собирается ли этот человек перебежать в стан противника, как часто делали солдаты, видя, за кем остается победа, но офицер направился не к Цезарю. Вместо этого он налетел на Гая Крассиния, застав того врасплох, и ударил его мечом в горло. Цезарь мгновенно оказался рядом с центурионом, который уже падал наземь с коня. Поддерживая ладонью голову умирающего, Цезарь заглянул ему в глаза и сказал:

— Сегодня ты заслужил моей похвалы больше, чем кто-либо, друг мой.

И сейчас при мысли о Крассинии Цезарь ощутил, как на глаза наворачиваются слезы. Он приказал, чтобы на могиле верного центуриона был водружен особый обелиск, дабы люди будущих поколений могли приходить на это место и вспоминать его отвагу. Благородный жест, но этого вряд ли достаточно. Многие служившие Цезарю погибли за эти годы, хотя он прилагал все силы, весь свой талант, чтобы защитить их.

Поллион прервал его раздумья:

— Господин, писцы произвели подсчеты. Я хочу записать их, если ты впоследствии пожелаешь использовать их в своем отчете о сражении. Армия Помпея превосходила нас в численности приблизительно вдвое. Сорок семь тысяч к двадцати двум тысячам. Антоний, который понимает толк в подобных вопросах, согласен с этой прикидкой.

Цезарь обвел взглядом брошенный лагерь Помпея. Здесь остались лишь рабы да обозная команда, умолявшие победителей о милосердии. Помпей, его армия и то, что осталось от римского Сената, рассеялись по ветру, словно пыль, которую домашняя хозяйка выметает через порог черного хода.

— Куда направился Помпей? — спросил Цезарь у Поллиона. — Нам это известно?

— Говорят, он и с ним еще около тридцати человек двинулись через холмы в Ларису, а оттуда к побережью, где размещается их флот. Несомненно, он проделает свой обычный трюк, попытавшись перегруппировать силы в какой-нибудь из восточных земель.

— Вот вам мои приказы. Дайте солдатам знать, что мы не будем тратить время на разграбление лагеря. К ночи следует построить укрепления вокруг холма, на тот маловероятный случай, если враги предпримут контратаку. Я разделю войско на несколько частей. Одни останутся здесь, другие вернутся в наш лагерь и будут обеспечивать его сохранность, а третьи отправятся со мной преследовать Помпея и его армию.

Поллион созвал командиров, чтобы сообщить им приказы Цезаря.

— У нас есть для тебя особый подарок, — сказал один из офицеров. В руках у него была корзина с пожелтевшими свитками. — Это частная переписка Помпея.

Он протянул корзину Цезарю, который разглядывал дар, склонив голову набок, но не спешил его принять.

— Это личные бумаги твоего врага, — промолвил Поллион. — Несомненно, прочитав эти документы, можно многое узнать.

— Сожгите их, — приказал Цезарь. — Это личные бумаги человека благородного сословия. Сожгите их немедленно, я говорю. И не вздумайте заглянуть в них сами. Сожгите каждое письмо.

— Но почему, господин? — спросил Поллион.

— Потому что именно это подобает сделать, — небрежно ответил Цезарь и жестом отпустил своих офицеров.

— Разумеется.

— Я собираюсь взять с собой четыре легиона, Поллион. Но полагаю, что прежде, нежели мы выступим, все командиры могут позволить себе небольшую вольность.

— Что такое?

— Мы голодали все лето. Почему же вся эта еда, которую мы тут обнаружили, должна пропадать зря? Давайте насладимся трапезой, которую превосходные повара Помпея приготовили для празднования его победы. Не будем обжираться, как те жирные трусы, которых мы победили, но насладимся каждый кусочком.

— Великолепная идея!

Трапеза имела всеобщий успех. Антоний, который в равной степени любил поесть, выпить и поговорить, произнес длинную речь, восхваляя превосходные качества жаркого, дичи, свинины, которые смиренно подали победителям повара Помпея. Казалось, им было совершенно безразлично, что приходится обслуживать армию Цезаря, а не его соперника. В ответ Цезарь проявил по отношению к кухонной обслуге необычайную вежливость. Обычно не приверженный излишествам тонкой кухни, он признал, что никогда в жизни не пробовал столь роскошных яств.

Окунув пальцы в чашу для омовения рук, Цезарь встал из-за стола. Поллион тоже вскочил на ноги. Цезарь жестом велел остальным своим людям сидеть.

— Завершайте трапезу. Вы славно потрудились и заслужили это пиршество. Но я должен идти.

Офицеры Цезаря начали сетовать на его ранний уход. Некоторые убеждали его остаться и поесть как следует. Он улыбнулся их преданности и горячности, но настоял на том, что не может задерживаться.

— Я просто обязан догнать Помпея и поблагодарить его за столь изысканный ужин.

Шагая прочь, Цезарь слышал, как смеются и аплодируют его люди. Отведя Поллиона подальше, он спросил:

— Сколько времени потребуется, чтобы распространить повсюду известие о победе Цезаря?

— Столько, сколько нужно людям на дорогу. Если, конечно, использовать обычные способы.