— Потопали, — ныла Джой. — Вот те точно, ковбой, еще стакашку пропущу и все тогда на них, выблюю.
Дек взглянул на часы. Было полдесятого.
— Что-то я себя неважно чувствую, — пробормотал он.
— Опять норовишь открутиться. Вот оно что.
— И не думал откручиваться, — возмутился он.
— Конечно, — проворчала она.
Он глубоко вздохнул.
— Пошли. Готова?
Она выхватила из сумочки замызганное зеркальце в оловянной оправе и уставилась на себя. Потом отыскала помаду и намазалась еще сильнее.
— Для маменьки твоей хочу выглядеть что надо, — оправдывалась она. — Бабы живо подмечают, кто как намазан. Сказал ей, как я тебе говорила, что я манекенщица?
— Забыл.
— Вот зар-раза! А она бы думала: вот это класс! Иной раз ты дурак дураком.
Он сдавил ее запястье как клещами.
— Не говори так.
Она вырвалась.
— Ладно. Ладно. Ты же знаешь, это я так. — Голосок ее стал детским. — Улыбнись мне, ковбой. Я твоя крошка. — Она игриво потянула его за ухо. — Крошка сильно любит взрослого мужика.
Он успокоился.
Она почувствовала облегчение. Не хотела, чтобы опять все сорвалось с маманей и папаней. Она знала, стоит им только познакомиться, и они ее полюбят, а полюбят, так все будет легко. Надо же ей кого-нибудь иметь. Восемнадцать лет отроду и уже вымоталась совсем. С тринадцати лет на улице, нелегко бывало, но справилась.
Была надежда, что получится что-нибудь с полицейским. Он первый мужик, который по-человечески с ней обошелся, и она бы все для него сделала. Но когда позвонила, чтобы дать ему еще один, самый последний шанс, он притворился, будто не знает, кто она такая, и трубку повесил. Вот гад!
Леон, полицейский. Таким же, как и все остальные, оказался.
Потом Дек подвернулся, и она сразу поняла, что он с придурью.
Но обращалась с ним осторожно, быстро усвоила, на какие давить кнопки, чтобы был у нее как шелковый.
Ее пробирало от восторга, как представит, что, может, доведется завести семью. Миссис Дек Эндрюс с маманей и папаней… его маманей и папаней; они привыкнут и полюбят ее, как если бона была их дочерью.
Она вздохнула. Лучше Дек, чем ничего. Не урод, подстриг бы только волосы, а то распустил до плеч и ходит как привидение.
Мать терпеть не может его прическу, Джой хорошо это усвоила.
Вместе они заставят его подстричься. Когда поженятся, она много чего сделает.
— Ну, ковбой! — Она весело подмигнула. — Крошка твоя готова.
Подобной жары он не помнил. Жара как в пустыне — обволакивающая, удушливая.
Он зашел в парикмахерскую и потребовал, чтобы его обрили наголо.
— Хочешь, чтобы я снял все? — спросил старик, хозяин парикмахерской.
Дек кивнул.
— Инфекция какая завелась? Так есть лосьоны от этого.
— Ты можешь выбрить мне голову или нет?
— Ты кто? Из религиозников всяких?
Он кивнул. Так было проще всего.
Бритый череп — когда дело было сделано — ему понравился.
Смотрится опрятно и красиво. Похоже на то, как было в самом начале. Стражу Порядка очень подходит.
Он направился по новому адресу. Одноэтажное строение, занятое всякими конторами, на тихой улице. В приемной одиноко сидела секретарша и грызла тоненькую морковку. На столе у нее, на подставке, лежал номер журнала «Ас», которым она зачиталась.
— Все ушли обедать, — сообщила она и опять уткнулась в статью о Томе Селлеке.
Дек сказал:
— Может, вы мне поможете?
Не поднимая глаз, она ответила:
— Извините, но я здесь работаю временно.
— Но где архивы, вы знаете? Мне нужен архив Ниты Кэрролл. Мне нужен ее новый адрес.
Она быстро на него взглянула, и вид его ей не понравился.
— Почему бы вам не зайти через час?
Терять время он не был намерен.
— Вы тут одна? — спросил он.
Она была одна, но говорить этому придурку не собиралась.
— Нет, не одна. Может, вам лучше уйти?
Действовал он стремительно: сбил журнал на пол, скрутил ей руки за спиной.
— Покажи мне архивы, и я тебя не трону. — Голос был шепотом, несущим смерть.
Она задрожала. Сумасшедший — как же она сразу не поняла по одному его виду?
— Бритоголовый ты подонок, — шипела она, все еще дрожа, но с твердым намерением не дать себя сломить. — Меня уже один раз изнасиловали, и больше этому не бывать.
Голос ее сорвался на крик.
— Только тронь меня, и я прибью тебя… чертов подонок.
Он был удивлен, что она ему так отвечает, но и доволен по-своему.
Он не собирался ничего ей делать, но то, что она пыталась сказать, так ясно и определенно. Она его просто просит об этом.
Проклятье.
Подонок.
Изнасиловать.
В мгновение ока в руках у него появился нож. Горло ее было вполне готово. В конце концов он — Страж Порядка. Есть вещи, которые он просто обязан делать.
Глава 43
Самые последние гости уехали точно в пять минут третьего.
Широкая улыбка сохранялась на лице Росса до тех пор, пока за ними не захлопнулась парадная дверь, и тогда он промаршировал через пустые комнаты в бар, где и уселся угрюмо среди битой и грязной посуды, потягивал двойной виски и ждал, когда придет Элейн просить прощения и выражать сочувствие.
Двадцать минут он ждал, а когда она не появилась, отправился ее искать и нашел в своей гардеробной, где она в бешенстве швыряла одежду в раскрытый чемодан.
Минуту он стоял и смотрел в полном замешательстве. Затем он наконец понял, что происходит, и заорал:
— Что ты, мать твою, делаешь?
Хотя и без того было ясно, что она собирается вышвырнуть его из дома.
— Мне… осточертело… Росс, — сквозь зубы проговорила она с перекошенным от ярости лицом. — Как… ты… посмел! Как… ты… посмел! С… моей… лучшей… подругой — сукин ты сын! — изменять мне!
Он усвоил с младых ногтей, что надо все отрицать.
— Понятия не имею, о чем это ты, — сказал он, стараясь казаться оскорбленным.
— Не прикидывайся! — выпалила она, швыряя шелковые рубашки на ботинки ручной работы. — Побереги свое актерство для кино.
Он усвоил с младых ногтей, что нападение — лучшая защита.
— Кто бы это говорил! А как насчет тебя и этого переростка-физкультурника?
Ее рука, готовая швырнуть свитер работы Ива Сен-Лорана, на мгновение замерла.
— Не смей меня ни в чем обвинять! Я была тебе замечательной женой, настоящим приобретением, но чтоб ты когда-нибудь по-настоящему понимал это!
Она швырнула свитер ему в лицо, исходя злобой.
— Карен Ланкастер, да неужели? Я думала, что у тебя получше вкус.
Он взорвался:
— Откуда вкусу взяться? Я ведь женился на, тебе.
Элейн захлопнула чемодан, сунула ему.
— Вон! — прошипела она.
Он был не в трезвом уме, иначе бы никогда не ушел.
— Вон! — повторила она.
— Не беспокойся, уйду. По горло сыт твоим фригидным нытьем.
Она довела его до дверей.
— Завтра же позвоню Марвину Митчельсону11, — гордо объявила она. — И когда я с тобой разделаюсь, ты сможешь позволить себе молочко, только подоив сиськи Карен Ланкастер!
— Пошла бы ты на…. ноющая сука. Та хотя бы не сопрет ничего.
— Вон! — завизжала она, и он вдруг очутился за порогом собственного дома в половине третьего ночи, и деться ему было некуда.
Когда Бадди наконец поднялся и бросился к воротам, они уже были закрыты. Он по-прежнему слышал, как вдали лает собака, но лай не приближался, и от этого ему стало полегче. Не хватает только, чтобы какой-нибудь бешеный пес вцепился ему в глотку.
Рука, которую он ушиб при падении, болела. Может, перелом. Кому вчинить за это иск? Не Джине Джермейн — это точно.
И еще. Сможет ли он со сломанной рукой играть Винни?
А еще важнее, сможет ли он со сломанной рукой перелезть через ворота? Он сделал попытку, но ничего не вышло, только разорвал шелковую рубашку.