Он разбавил джин апельсиновым соком, жадно выпил.
— Журналисты — золотоискатели, — сказал он задумчиво. — Только мы можем оценить те самородки, которые остаются на грохоте информации, и отличить алмаз от пустой породы. Вот почему, Артур, я с тобой. В конце концов, это и мой бизнес. Вхожу в пай.
И он протянул мне руку.
— Меня возмущает твой цинизм, — сказала Клер. — Неужели вы, журналисты, охотники за новостями, не знаете, что происходит во Вьетнаме? Золотоискатели... Вы соучастники преступления, потому что знали и умалчивали о массовых убийствах и зверствах в Индокитае. Там хуже, чем при нацистах.
— Клер, — вмешался я. — Для того чтобы выступить с обвинением военщины, этих всесильных ящеров, нужны факты, и убийственные факты, от которых невозможно отпереться. Нужны свидетели, сотни свидетелей.
— И у вас не было этих фактов? Да весь земной шар свидетель преступления!
— Представь себе, что легче сослаться на весь шарик, чем раздобыть двух живых свидетелей.
— Я не верю...
— О, военные теперь стали умными! — изрек Боб. — Потому что прячут концы в воду. Им есть что прятать. Что ж, думаешь, любая газета имеет возможность послать корреспондента в Сайгон? Ничего подобного! Мираж. Информация тщательно фильтруется, чтобы народ в Штатах не имел ни малейшего понятия об истинном положении вещей. Во время корейской войны Макартур выгнал корреспондентов из Кореи. Всех! Многие не смогли зацепиться даже за Японию. И это объяснялось «интересами национальной безопасности». Очень удобная дубинка, которой можно бить наотмашь и наповал всякого, кто выступит с критикой военщины. В Штатах по этому поводу в конгрессе подняли шум. Макартуру пришлось пойти на кой-какие уступки — был введен... был назначен офицер по печати. От него зависело, кого пустят, а кого не пустят в Корею. И он фильтровал газетчиков, и не только людей, но и сообщения, которые они посылали в газеты. Позднее был назначен другой офицер... Кажется, из разведки, из ЦРУ, черт его разберет откуда. С подобными организациями шутки плохи! Артур, тебя не пускают во Вьетнам? Чем ты их допек?
— А, — махнул я рукой. — Старая история. Военные разворовывали и продавали на черном рынке медикаменты...
— Понятно, из-за чего на тебя косился Дубль М, — сказал Боб.
— Кто? — не поняла Клер.
— Ну, это майор по печати, — сказал Боб. — Он за нас отвечает. Офицер, или какая там его должность... В общем, офицер по фильтрации информации. Его звали Молчаливый Макс или Дубль М.
— Или Милитари Макс, — добавил я. — Темная лошадка. Огромный, как шериф из Калифорнии, мрачный, как гриф в Скалистых горах... Когда я смотрел на него, то ощущал, как на запястьях застегиваются наручники. Дубль М допускает в Сайгон своих молодчиков, таких же журналистов, как и он сам. Тупиц с рожами профессиональных убийц.
— Но ведь существует свобода слова! — искренне возмутилась Клер.
Мы с Бобом переглянулись и засмеялись. Наивность Клер была умилительной: так ребенок возмущается, когда у него в первый раз отнимают любимую игрушку.
— Хватит пустословить, — сказал Боб. — Ты недосказал... Раз уж я примчался по твоей телеграмме, а дела у тебя действительно весьма серьезные, я хочу знать все до конца. Никакого обмана! Я не шестнадцатилетняя девочка из провинции, и ты не приезжий коммивояжер.
— И я тоже хочу все знать, — сказала Клер. Она все-таки добилась своего. Она была последовательной.
2
«Пройдоху Ке и Мына снял с катера филиппинский фрахт. Он вез копру, а может, и не копру, а пальмовое масло или цемент. Фрахт есть фрахт — грузовое такси. Гоняется из порта в порт, если, конечно, капитану повезет и он не застрянет где-нибудь в жуткой дыре порожняком, а это, как известно, сплошные убытки.
Фрахт был приписан к Маниле и представлял собой ноев ковчег с семью парами чистых и с сорока парами нечистых, но и наши джентльмены с Таинственного острова не корчили из себя воспитанников Пабул-скул, тем более платить им за каюту было нечем»...
— Артур! — взмолился Боб. — Ты можешь говорить короче? У вас, у англичан, страсть к Диккенсовым оборотам. Англия стала второразрядным государством именно потому, что вы не умеете говорить лаконично.
— Не любо — не слушай, — вспомнил я поговорку матери, — а врать не мешай. Итак... Вернемся к нашим — чтобы быть оригинальным, скажу — барашкам. Капитан фрахта оказался ворчуном наподобие Боба и к тому же скупым, как мой Павиан. Катер, на котором бедняг болтало по океану, был сильно потрепан, его крутые бока расцвели ржавчиной. С него сняли мотор, кое-какое оборудование. Этого хватило бы Пройдохе Ке и Мыну на то, чтобы доехать бесплатно до первого же порта, но они предпочли работать матросами — Ке потому, что у него не было ломаного гроша за душой, а Мын из конспирации. Пакеты с героином он сумел протащить на фрахт. Часть пакетов Мын спрятал под жилет, который не снимал с тела.
Сложность их положения заключалась в том, что они не придумали ни одной более или менее складной легенды, как очутились на подступах к острову Пасхи, Единственное, что они могли сочинить, — наплели о каком-то богатом американце, который нанял их. Янки рыбачил и утонул, после того как перепился... Им повезло в том, что они наскочили на судно с филиппинским экипажем, которому было ровным счетом наплевать, за что двое цветных перерезали глотку белому, тем более американцу. Может быть, поэтому двадцать матросов филиппинской фелюги отнеслись к двум спасенным с. почтением, замешенным на доле страха, и не лезли с глупыми вопросами.
Как я уже говорил, капитан был скуп, неразговорчив, себе на уме, а это имело прямые последствия для наших героев.
Капитан был осторожен, как таможенник, которому остался год до государственной пенсии. Он хмыкнул, давая понять, что треп обоих новоявленных матросов его полностью удовлетворяет, но, как говорят игроки в преферанс, где-то «нарисовал зуб».
Фелюга дотопала до порта. И вот тут, хотите вы или не хотите, я остановлюсь подробнее на происшедших событиях. Когда фелюга вошла в порт и встала на причал, неожиданно к месту стоянки подкатил «джип» с портовой полицией. Как позднее догадался Пройдоха, капитан дал телеграмму в порт, что им в океане при странных обстоятельствах подобрано двое людей с военного быстроходного катера, лишенного каких-либо опознавательных знаков. Хотя Пройдоха и выбросил оружие за борт, любому мореходу достаточно было взглянуть на полубак, чтобы догадаться, что железный станок, вклепанный в палубу, служил отнюдь не для того, чтобы устанавливать навигационные приборы. Пиратство в данном уголке океана процветает, некоторые фрахты по сей день ходят с мешками песка, уложенными вдоль бортов, — из-за мешков безопаснее отстреливаться.