Глава 16
Живое доказательство измены
– Дурак! Ну дурак! – Сергей в сердцах хлопнул ладонью по столу. – Страус чертов! Голову в песок – и все в порядке!
– Страус – это кто? – заинтересовался Славка.
– Птица такая, – буркнул Сергей. – В Африке живет. Если испугается – башку в песок засунет и думает, что спряталась.
– Наврали тебе, батя, – усомнился рассудительный Артём. – При этакой повадке сожрали бы местные лисы да волки твоих страусов – и потомства не осталось бы.
– Может, и наврали, – согласился Сергей. – А может, и нет. Страус – здоровенная птица. Повыше лошади.
Артём задумался, потом сказал:
– У арабов тоже такая птица есть. Рук называется, елефантами питается. Хвать елефанта за бока – и уносит к себе в гнездо. Птенцов кормить.
Славка хихикнул. Понял, что братец шутит.
– Страус не летает, – хмуро проговорил Сергей. – И не о страусе речь, а о князе нашем скудоумном. – И залпом влил в себя здоровенный бокал густого ромейского вина семилетней выдержки.
– Ты, бать, на ромейское-то не очень налегай, – заметил Артём. – Нам сегодня еще с печенегами толковать.
– Мне это вино – что твоему елефанту дробина… – проворчал Сергей, однако бокал отставил.
– Не кручинься ты так, батя, – сказал Артём. – Ярополка ты не переделаешь, а ночная птица дневную всегда перепоет.
– Думаешь, это Наталия его отговорила? – Сергей потер шрам на виске. – Может, тогда матушку вашу попросить, чтоб вразумила княгиню? Наталия ее слушает…
– Княгинюшка наша праздная говорит то, что Ярополк услышать хочет, – возразил Артём. – А Ярополку лишь бы на печи сидеть. Разбаловала его спокойная мирная жизнь да верные воеводы.
– Ничего себе – мирная! – возмутился Славка. – Да мы три раза на седьмицу…
– Рот закрой, когда старшие говорят, – сухо произнес Артём. – Я, бать, когда в позапрошлом году в Германию послом ходил, в Кведлинбурге на большом пасхальном сборе у императора побывал. Посмотрел на тамошних князей да бояр – и понял, как у нас мирно. Вот где волки! Чуть кто захромает – сразу на части рвут… Если вожак не цыкнет. И он, вожак, тоже всегда начеку. Иначе такую стаю не удержать. Вот это власть. Страшная, но крепкая. А Ярополк, он с детства чужим умом живет. То Ольга за него думала, то Свенельд. Теперь вот Блуд, ублюдок моравский, его под себя подминает. А он ведь не дурак, князюшка наш. Чует, что слабого вождя уважать не будут. И больше всего боится слабость показать. И очень хочет славу стяжать. А всей его славы – брата меньшого в глупом толковище удавил.
– Ты там не был, Артём! – не выдержал Славка. – А я был! Там сеча была. Там друга моего убили! А ты – толковище! – Славка фыркнул сердито.
– Если бы я там был, – спокойно произнес Артём, – никого бы там не убили.
– Ага! Все бы сами разбежались! Еще бы – воевода Артём пожаловал!
– Славка, ты неправ, – пресек конфликт Сергей. – Друга твоего, конечно, жаль, но погиб он исключительно из-за гордыни нашего князя. Вольно ж ему было—с меньшей дружиной на Овруч идти. Тем более самому. Послал бы воеводу со старшей гридью – тысяч пять. Или, коли уж так хотелось брата поучить, – вышел бы с ним на единоборство. Тем более что мы знаем: на мечах он бы Олега запросто одолел. А еще лучше: уважил бы гордость Олегову и позвал как равного на переговоры.
– Его Свенельд натравил, – сказал Славка.
– Что-то ты, меньшой, сегодня многознающ, как щекавицкий волох, – Артём усмехнулся. – Может, женить тебя пора?
– Сначала сам женись! – парировал Славка.
– А он как раз скоро женится, – сказал Сергей.
– Ух ты! – воскликнул Славка. И сразу обиделся: – А почему я не знаю?
– Теперь знаешь, – сказал Сергей. – Сосватал нам Свенельд внучку свою Доброславу. В приданое ей Улич дает.
– Улич? – Славка аж привстал. – Так это ж стольный город. Так что теперь Артёмка наш – князем будет?
– Не буду я князем, – огорчил младшего брата Артём. – Уличским – не буду. Город моим будет, а стол другому внуку Свенельдову отойдет. Мстише Лютовичу. И для него Свенельд уже новый город заложил. Мстиславль. А княжий стол мне Ярополк пообещал – Волынь-град. Тот, что на червенских землях.
– Так его же Мешко лехитский захапал!
Сергей и его старший сын переглянулись.
– Отберем, – сказал Артём уверенно. – Я через те земли ездил. Лехиты там некрепко сидят. Да и не до того Мешко. У него на других рубежах трудности. Если договориться с чехами, чтобы разом ударить, – отобьем все червенские города. До самого Кракова.
– Если Владимир не помешает, – хмуро произнес Сергей.
– Да, – Артём тоже помрачнел.
Несмотря на былую дружбу с Владимиром, ничего хорошего для себя отец и сыновья не ждали. До Киева уже дошли слухи, что новгородский князь очень сильно обижает христиан. А жрецы его что ни день людей на капищах «жрут» – режут. Хватают тех, на кого падет жребий, и губят. А жребий падает, ясное дело, на христиан да на тех, кто против Владимира говорит.
– Ничего, – Сергей сжал тяжелые кулаки. – Отобьемся. Чай, у нас на юге людей вдесятеро больше, чем у северян. Даже если наемников посчитать. Одна у нас слабость – Ярополк… А теперь, сынки, поехали к печенегам.
* * *
Выехали ночью, а в стан орды прибыли утром. Сергей с сыновьями. С ними – три полусотни гридней из личной дружины Сергея. Немного. Но ведь ехали не биться. Дружеский визит по приглашению хана Илдэя. Илдэй – союзник, так что опасаться причин не было. Тем более что с печенегами-цапон Сергей знался давно. Воевали вместе чаще, чем друг с другом, и кочевать им разрешалось у самых границ Киева. Кочевать и бить прочих разбойников. Таких же степняков. Разумеется, копченые есть копченые. Одними разбойниками не ограничивались. Хватали всё, до чего могли дотянуться загребущими ручонками. Но не увлекались. Знали: если зарвутся, то ручонки эти им отрубят по самую шею.
О том, что союзные цапон надыбали что-то интересное, сначала узнал Варяжко. Он и проинформировал Сергея.
Сам Варяжко тоже был тут. Прискакал днем ранее и многое уже успел выяснить. Однако окончательный вердикт должен был вынести Славка.
Пленника подняли и поставили на ноги. Копченые уже основательно с ним поработали, так что выглядел пленник неважно, но стоять – мог. Голый, трясущийся, с черными пятнами ожогов и красными – срезанной кожи, но – стоял, не падал. Сергей опытным взглядом определил: серьезных повреждений нет. Мучить печенеги умели и любили. Всегда растягивали удовольствие. То, что в данном случае предметом обработки был их сородич, копченых ничуть не смущало. Главное – не цапон. Чужой степняк. Вернее – не степняк. Ромей.