Читать интересную книгу Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

Предложение создать секторальную ПРО было воспринято на Западе в штыки, поскольку натовские стратеги не сомневались, что в основе его лежит желание «кастрировать» будущую американскую ПРО, лишив ее глобальной роли и сведя к узкорегиональному проекту. Многие в Вашингтоне и Брюсселе были убеждены, что Россия добивается «совместного участия» в создании противоракетного зонтика лишь для того, чтобы подорвать авторитет западных программ ПРО. И для НАТО совместный проект неприемлем как с оперативно-технической, так и с политической точки зрения.

Еще одним препятствием была неопределенность границ двух секторов. «Идея секторальной ПРО, – отмечал Алексей Арбатов, – очень разумна, однако стоит лишь приступить к ее реализации, как возникнут серьезные и практически неразрешимые противоречия. Понятно, что Россия будет защищать свою территорию, но в какой сектор попадут, например, государства постсоветского пространства? Западные союзники будут настаивать на том, что этот регион закроет система ПРО, которую предполагается установить на кораблях в Восточном Средиземноморье. Москва начнет убеждать их, что куда логичнее для защиты Украины, Белоруссии и Закавказья использовать ее радары на Юге. Бывшие советские республики, которые никогда на самом деле не тревожились по поводу ракетных ударов, поймут, что у них появляется возможность включиться в любимую игру и предстать опять в роли теленка, который двух маток сосет. Без сомнения, они постараются подороже продать право защищать свою территорию от мифических угроз» [696] .

Когда лидеры НАТО только готовились к саммиту, проект совместной ПРО был еще популярен в американской элите, однако после провала демократов на промежуточных выборах в конгресс отношение к нему поменялось. Захватившие нижнюю палату республиканцы ни при каких обстоятельствах не готовы были поддержать «соглашательскую политику Обамы». Конгрессмены во главе с республиканским сенатором Джоном Кайлом в своем обращении к президенту заявили, что у них имеются серьезные опасения по поводу сотрудничества с Россией в области ПРО. Такое сотрудничество, говорили они, представляет угрозу для национальной безопасности США, поскольку в результате Москва получает доступ к «самым секретным американским технологиям, к источникам сбора данных и к разведывательной информации, собираемой в режиме реального времени».

Однако сторонники совместного проекта утверждали, что сотрудничество в области региональной ПРО обсуждалось еще на бухарестском заседании Совета Россия – НАТО, когда отношения между Вашингтоном и Москвой были накалены до предела и ни о какой «перезагрузке» не было и речи. Они пытались уверить своих оппонентов, что, если США согласятся на взаимодействие систем предупреждения (имеется в виду синтез информации, поступающей от российских и американских РЛС и сенсоров различного базирования), это никак не отразится на их национальной безопасности. «К тому же, – отмечали они, – это было бы взаимовыгодным решением. Системы действовали бы независимо друг от друга, но при этом Москва и Вашингтон обменивались бы информацией. В результате российские радары на юге сделали бы более эффективной американскую систему, а спутники раннего предупреждения США улучшили бы систему российскую». Правда, скептики в ответ говорили, что «Россия и США не будут полагаться на информацию, полученную с помощью СПРН другой стороны, поскольку уровень доверия между двумя державами слишком низок, и каждая из них в первую очередь будет опираться на данные собственной системы и лишь потом рассматривать сведения, предоставленные партнером. В результате, эти сведения будут носить заведомо дублирующий, второстепенный и некритический характер».

Что же касается средств перехвата, у России и НАТО не было никакой возможности объединить свои потенциалы, потому что это предполагало создание единого командного центра и «двойные ключи». А предоставить доступ к «чувствительной информации», от которой зависит оборона страны от ракетного нападения, не могла согласиться ни «русофильская» администрация Обамы, ни «атлантистская» команда Медведева. Но даже если бы они создали общую систему перехвата, совершенно неясно, кто принимал бы окончательное решение о запуске противоракет.

Оптимисты, правда, отмечали, что соглашение о мирном ядерном сотрудничестве («Соглашение 1-2-3»), которое вступило в силу в конце 2010 года, затрагивало очень чувствительные сферы, еще недавно являвшиеся сверхсекретными. И поэтому не исключено, что настанет день, когда США и Россия перестанут скрывать друг от друга технические разработки в области ПРО. Хотя такие перезагрузочные настроения выглядели все более комично на фоне охлаждения между Москвой и Вашингтоном.

Конечно, какое-то время американские политики еще пудрили мозги своим российским коллегам, рассуждая о совместной ПРО. Ведь в связи с отсутствием денег вероятность того, что проект будет реализован, практически равнялась нулю. К тому же многие страны ЕС, в первую очередь еврогранды, были заинтересованы в усилении русского фактора. Они приветствовали возвращение России на европейскую арену и старались учитывать ее политические и военные интересы при решении ключевых вопросов континентальной безопасности. Однако в Москве отношение к совместным проектам становилось все более скептическим. Похоже, что прозападным политикам был предоставлен шанс, но, натолкнувшись на жесткий подход США, ни в чем не желающих уступать партнерам по «перезагрузке», они признали, в итоге, свое поражение.

«СДЕЛАЙТЕ ЭТО РАДИ ДМИТРИЯ!»

В конце 2010 года стало очевидно, что одобрить договор СНВ-3 можно лишь во время так называемой сессии хромых уток, пока демократы пользуются еще значительным преимуществом в верхней палате. Чтобы набрать две трети голосов, им необходимо было перетянуть на свою сторону лишь девять республиканцев. В следующем году договариваться пришлось бы уже с 14 представителями Великой старой партии.

Со стороны республиканцев главным переговорщиком по вопросу СНВ выступал сенатор от Аризоны Джон Кайл, который всегда скептически относился к разоруженческим инициативам. В 1999 году он сыграл далеко не последнюю роль в срыве Договора о всеобщем запрещении ядерных испытаний и в 2000-е годы оказывал влияние на политику администрации Буша, враждебную любым ограничениям в ядерной сфере. Почему именно этот человек должен был определить судьбу российско-американского соглашения, которое считалось главным достижением «перезагрузки»? Раньше проблемами безопасности в сенате в основном занимались два республиканца – Джон Маккейн и Ричард Лугар. Однако после поражения на президентских выборах Маккейн воспринимался как отыгранная фигура, Лугар же утратил доверие республиканского истеблишмента, будучи близким другом вице-президента Джо Байдена. В результате на первые роли выдвинулся Джон Кайл. К тому же его позиция по вопросу СНВ была созвучна настроениям большинства республиканцев. Он утверждал, что администрация Обамы должна согласиться на серьезные отступные за ратификацию договора. Речь шла о выделении крупных бюджетных ассигнований на модернизацию ядерного комплекса США, систему противоракетной обороны и наращивание арсеналов стратегического неядерного вооружения. «Кайл, – писала The New York Times, – не будет просто так дарить демократам победу. Он потребует от них болезненных уступок в военно-технической сфере. Это для него дело чести. И, конечно, в его интересах затянуть рассмотрение вопроса о СНВ до января. Республиканцы тогда укрепят свои позиции в сенате и смогут выторговать для себя еще более выгодные условия» [697] .

И хотя отложить вопрос о ратификации договора Кайлу не удалось, он сумел добиться от Обамы обещания выделить 84 млрд. долларов на модернизацию ядерно-оружейного комплекса. Многих занимал вопрос, как демократическая администрация, прославившаяся своими призывами к безъядерному миру, согласилась на условия Кайла. Дело в том, что в Соединенных Штатах посчитали, что сохранение ядерной компоненты обойдется намного дешевле, чем высокотехнологичные обычные вооружения нового поколения, на которые до недавнего времени делалась ставка. А учитывая, что размер государственного долга, по словам главы Объединенного комитета начальников штабов адмирала Майкла Маллена, превратился в главную угрозу безопасности США, безъядерная риторика постепенно сходила на нет. Не случайно в стратегической концепции НАТО, опубликованной в конце 2010 года, ядерное оружие было объявлено «высшей гарантией безопасности альянса».

Большинство экспертов сходились во мнении, что новое соглашение СНВ никак не помешает ядерным амбициям Америки. И критика договора со стороны республиканцев, в первую очередь, была связана с желанием насолить Обаме, который во что бы то ни стало пытался протолкнуть договор через сенат. Его команда проводила шумную пиар-кампанию. В поддержку соглашения высказались старший и младший Буш, шесть бывших госсекретарей-республиканцев (Генри Киссинджер, Джордж Шульц, Джеймс Бейкер, Лоуренс Иглбергер, Колин Пауэлл и Кондолиза Райс) и пять экс-министров обороны. Национальная ассоциация евангелистов заявила, что отказ от договора «угрожает христианской нравственности». «Даже такие откровенные русофобы, как поляки, чехи и прибалты, – писала Los Angeles Times, – обратились к Соединенным Штатам с просьбой ратифицировать соглашение. Они убеждены, что, если сенат откажется сделать это, русские и слышать не захотят о переговорах по поводу сокращения тактических ядерных вооружений, которые угрожают непосредственно Восточной Европе» [698] . Договор, таким образом, представал как необходимое условие для развития ядерного диалога. Многие эксперты указывали, что СНВ-3 – весьма умеренное соглашение, которое предоставляет США право инспектировать российские ядерные арсеналы. Причем, в отличие от предыдущего договора, американские инспекторы получают возможность подсчитывать, сколько боеголовок будет размещено на каждой ракете.