Читать интересную книгу Жан-Кристоф (том 1) - Ромен Роллан

– Да не торопись так, дружок, – сказала она своим обычным насмешливо-спокойным тоном, – все равно мы придем первые.

Кристоф устыдился.

– Верно, – согласился он, – я иду слишком быстро, это нечестно.

И он замедлил шаг.

– Я-то их знаю, – добавил он, – я уверен, что они бегут во всю мочь, только бы опередить нас.

Мирра расхохоталась.

– Да нет, нет, не беспокойся, пожалуйста!

Она взяла Кристофа под руку и прижалась к нему. Ростом она была лишь немного ниже Кристофа и, шагая рядом с ним, время от времени вскидывала на него ласковые и умные глаза. Сейчас она казалась хорошенькой, даже соблазнительной. Кристоф с трудом ее узнавал: до чего же она может меняться! Обычно лицо у Мирры было бледное и немного опухшее, но стоило возникнуть минутному волнению, задорной мысли или желанию понравиться – и эту старообразность как рукой снимало: вдруг розовели щеки, исчезали складочки вокруг век, зажигались глаза, и все ее личико вдруг становилось молодым, живым, умным, чего как раз недоставало Аде. Кристоф поражался этой перемене и отводил взгляд, очутившись наедине с Миррой. Ее присутствие стесняло Кристофа, он не слушал ее слов, не отвечал на вопросы или отвечал невпопад – ему хотелось помечтать на свободе, он думал, хотел думать об одной только Аде. Думал, какие добрые были у нее сейчас глаза, думал об ее улыбке, о ее поцелуе, и сердце его переполняла любовь. Мирра требовала, чтобы он любовался природой, четким рисунком голых веток на ярко-синем небе. И верно, кругом было на редкость красиво, тучи рассеялись. Ада вернулась к нему, Кристофу удалось разбить ледок, они снова любят друг друга, рядом они или врозь – все равно, они одно существо. Он с наслаждением думал: как легко дышать, как свеж воздух! Ада вернулась к нему… Все напоминало Аду… Посвежело – уж не холодно ли ей?.. Деревца были припудрены инеем – как жаль, что Ада их не видит! Тут он вспомнил о заключенном пари и снова заторопился; он боялся теперь только одного: как бы не сбиться с дороги. С каким торжеством он взбежал на вершину холма!

– Ура, мы первые!

И радостно стал размахивать шляпой. Мирра с улыбкой глядела на него.

Они находились на вершине крутого холма, среди лесов. Отсюда, сверху, с площадки, окаймленной орешником и низенькими чахлыми дубками, виднелись лесистые склоны, верхушки сосен, окутанных лиловой дымкой, и бесконечная лента Рейна в голубоватой долине. Ни щебета птиц, ни человеческого голоса, ни ветерка. Недвижный, задумчивый день зябко грелся в мертвенно бледных лучах зимнего солнца. Временами снизу, с долины, доносился короткий свисток паровоза. Кристоф, стоя на склоне холма, любовался видом. А Мирра смотрела на Кристофа.

Он обернулся к ней и добродушно сказал:

– Ну и лентяи! Говорил же я им… Ничего не поделаешь, придется ждать.

Он растянулся на солнышке, прямо на потрескавшейся земле.

– Что ж, подождем, – сказала Мирра, снимая шляпу.

Слова ее прозвучали вдруг такой насмешкой, что Кристоф приподнялся и поглядел на нее.

– Что с тобой? – спросила она спокойно.

– Ты что сказала?

– Я сказала: подождем. Незачем было заставлять меня всю дорогу бежать вприпрыжку.

– Верно.

Они ждали, лежа рядом на неровном склоне. Мирра напевала песенку. Кристоф замурлыкал ей в тон. Но каждую минуту он прерывал свое мурлыкание и прислушивался.

– Кажется, идут.

Мирра продолжала петь.

– Да помолчи ты минутку!

Мирра замолчала.

– Нет, ничего, просто показалось.

Мирра снова затянула песню.

Кристофу не сиделось.

– А вдруг они заблудились?

– Заблудились? Где же они заблудятся? Эрнст знает все тропинки.

Нелепая мысль вдруг пришла в голову Кристофу:

– А вдруг они добежали первые и ушли, не дождавшись нас?

Мирра, лежа на спине и глядя в небо, перестала петь и расхохоталась так, что чуть не задохлась. Кристоф упорствовал. Он решил идти вниз на станцию, где, как он уверял, их ждут Ада с Эрнстом. Мирра наконец решилась выйти из своего оцепенения.

– Вот тогда мы их действительно потеряем. Ведь мы условились встретиться здесь, а не на станции.

Кристоф уселся рядом с Миррой. Ее забавляло его нетерпение. Кристоф чувствовал на себе внимательно-насмешливый ее взгляд. Он уже начал беспокоиться всерьез – он беспокоился о них, но дурного не подозревал. Он снова вскочил на ноги. Твердил, что надо вернуться в лес, искать их, звать. Мирра хихикнула, вытащила из кармана иголку, нитки, маленькие ножницы и спокойно начала шить. Она решила по-новому уложить перья на шляпке и, казалось, готова была просидеть так весь день.

– Да нет же, нет, дурачок, – повторяла она. – Если бы они хотели прийти, неужели, ты думаешь, они без нас не нашли б дороги?

Кристофа словно в сердце ударило. Он обернулся к Мирре. Мирра не глядела на него, она углубилась в работу. Он подошел к ней вплотную.

– Мирра! – сказал он.

– А? – откликнулась она, продолжая шить.

Он опустился на колени, стараясь заглянуть ей в лицо.

– Мирра! – повторил он.

– Ну, что тебе? – спросила она, подымая глаза от работы и с улыбкой глядя на него. – Что случилось?

При виде его взволнованного лица она насмешливо поджала губы.

– Мирра! – повторил он, задыхаясь. – Скажи правду! Значит, по-твоему…

Мирра с улыбкой пожала плечами и взялась за шитье. Он схватил ее за обе руки, вырвал у нее шляпку.

– Брось, брось сейчас же и скажи…

Мирра смотрела прямо в лицо Кристофу и молчала. Она видела, как дрожат его губы.

– Значит, ты думаешь, – сказал он тихо, почти шепотом, – что Эрнст и Ада…

Она снова улыбнулась.

– А как же!

Кристоф с негодованием отшатнулся от нее.

– Нет! Нет! Это невозможно! Ты вовсе этого не думаешь! Нет! Нет!

Мирра положила руки на плечи Кристофа и залилась смехом.

– Как же ты глуп, как же ты глуп, миленький!

Он свирепо тряхнул ее.

– Не смей смеяться! Почему ты смеешься? Ты бы не смеялась, если бы это была правда. Ведь ты любишь Эрнста.

Продолжая смеяться, Мирра привлекла к себе Кристофа и поцеловала. Против своей воли он возвратил ей поцелуй. Но, когда он почувствовал на своих губах эти губы, еще теплые от поцелуя брата, он отшатнулся и, стараясь уклониться от поцелуев Мирры, спросил:

– Стало быть, ты знала? Это было условлено между вами, да?

Она, смеясь, ответила:

– Да.

Кристоф не закричал, не ударил Мирру, даже не поднял руки. Он только раскрыл рот, как будто ему не хватало дыхания, зажмурил глаза и прижал обе руки к груди – сердце его разрывалось. Потом он повалился на землю, охватил голову руками и, как в детстве, весь затрясся от слез, отвращения и отчаяния.

Мирра, не особенно мягкая по природе, вдруг по-матерински пожалела Кристофа: она нагнулась над ним, что-то нежно проговорила, протянула ему флакончик с нюхательной солью. Он с ужасом оттолкнул ее руку и вскочил так быстро, что она испугалась. Но у него не было ни силы, ни желания мстить. Он посмотрел на Мирру, лицо его перекосилось от боли.

– Дрянь, – сказал он устало, – дрянь. Если б ты только знала, какое зло ты мне причинила!

Мирра пыталась его удержать. Но он побежал прямо через лес, стараясь избыть свое отвращение, забыть всю эту низость, эту душевную нечистоту, эту кровосмесительную игру, к которой они хотели его принудить. Он плакал, он дрожал всем телом, он рыдал от омерзения. Он испытывал гадливость к Аде, к Мирре, к брату, он ненавидел себя, свое тело, свое сердце. Презрение нарастало в нем, как буря, назревавшая уже давно, рано или поздно Кристоф должен был восстать против пошлой, отравленной атмосферы, в которой он жил последние месяцы, против низких помыслов, унизительных компромиссов, но потребность любить, потребность любить выдуманный образ,

– все это задерживало наступление неизбежного кризиса. Кризис разразился вдруг – и к лучшему. Мощным порывом свежего воздуха, суровой чистотой, леденящим дуновением смело все миазмы. И сразу отвращение убило любовь к Аде.

Если Ада надеялась подобным поступком упрочить свою власть над Кристофом, то этот расчет лишний раз обнаружил ее глубокое непонимание любящей души юноши. Ревность, как цепью привязывающая испорченные натуры, могла лишь возмутить чистого и гордого, не тронутого жизнью Кристофа. Он не мог простить Аде одного – и не простит никогда: пусть бы Ада изменила ему под влиянием страсти, пусть даже в минуту нелепого и гнусного каприза, столь неодолимого подчас, что женщина не в силах противиться ему. Но нет. Кристоф понял теперь, что Адой руководило затаенное желание принизить его, сбить с него спесь, наказать за его нравственную стойкость, за чуждую и враждебную ей веру, низвести до уровня мещанской посредственности, держать его у своих ног, доказать самой себе, как велика ее тлетворная сила. И Кристоф с ужасом думал: откуда у людей такая потребность пачкать все то чистое, что живет в них самих и вокруг них, почему с таким наслаждением они валяются, как свиньи, в помоях и радуются, убедившись, что на них не осталось ни одного не тронутого грязью местечка?..