Я слишком хорошо тебя знала – или хотела думать, что знаю, – чтобы верить всем этим россказням, но именно поэтому сама хотела встретиться с твоим одноглазым. Хотела даже больше (теперь об этом можно сказать), чем возобновить знакомство с тобой. Возможно, я подозревала, что ты нашел в этом убогом то, чего не смогла найти я, просеивая пески этого мира в поисках атрибутов величия. И свое письмо, посланное с гонцом, составила весьма тщательно: «Буду сердечно рада тебе и всем твоим домочадцам, кого ты захочешь взять». Но увы: еще до того, как ты ответил согласием, до меня дошел слух, что ко двору своего легендарного Нойеда ты не привел. Я узнала об этом от принцессы Элины, что возвращалась после твоей торжественной встречи в свой мрачный фамильный замок и остановилась по пути у меня. Все сходились на том, что человечек, деливший с тобой ложе (в роли то ли господина, то ли раба), коричневый, как наша императрица, и еще меньше ее росточком, выехал с тобой в Колхари, но исчез до начала торжественной церемонии в вихре карнавала, устроенного в твою честь. Больше его не видели.
Через неделю ты приехал ко мне один, в министерских одеждах – старше и сильнее, чем когда я в последний раз тебя видела лет шесть назад. Держа мои руки в своих, ты смеялся и просил прощения, что не взял с собой слуг и охрану. Не слишком ли хлопотно будет моим людям прислуживать и тебе? К моему восторгу примешивалась разочарование. Погостить подольше? Очень великодушно с моей стороны, но нет.
Я, знающая гораздо лучше тебя, как все устроено при дворе, должна понимать. Ты погостишь у меня две недели, а после вернешься в Колхари. На твоих плечах еще лежала дорожная пыль, и я думала, что ты с тем же успехом мог бы явиться и голым, как в ту первую ночь двадцать лет назад. Без слуг и свиты я не могла судить о твоем достатке, что меня раздражало – слишком я привыкла делать такие прикидки, когда ко мне приезжали другие знатные гости.
«А где же Яхор?» – спросил ты, и я велела позвать нашего старого друга. Он тут же принялся кокетничать и расточать тебе комплименты – я знала, что так он ведет себя только с теми, кто его ужасает, и улыбалась, чувствуя себя огражденной стенами твоей дружбы. Я верила, что наши прошлые обиды пусть и не забыты, но прощены. Ничто меня не тревожило: ни мои прошлые дела, ни твоя будущая карьера, ни весь белый свет.
На третий день слуги рассказали мне о человеке, повествующем о чем-то на рынке в нашей деревне – народ, мол, толпой собирается у его повозки, чтобы послушать. Что ж, сказала я, если его история столь занимательна, надо послушать и нам. Крестьянина привели в замок. Он был грязен, и от него пахло курами, которых он продавал. Его угостили сидром, хлебом с сыром и фруктами. Я сидела на одной кушетке, ты на другой.
История была следующая. В городок чуть западнее нас, откуда он начинал свой путь, пришло с дюжину оборванных, голодных мужчин и женщин. Люди эти, мирные с виду, ничего не сумели толком сказать, когда старейшины начали их расспрашивать. Но одна пожилая горожанка вспомнила прошедший здесь много лет назад караван, с которым ехали богатые купцы, мелкая знать и дети зажиточных сельских хозяев. Караван шел к границе Невериона, намереваясь ее пересечь, а древних богов путники, полагаясь на безымянных, не опасались. Нынешние явно были уцелевшими из того странствия.
На этом месте ты подался вперед с суровым лицом, казавшимся из-за шрама еще суровее.
«А не было ли среди них одноглазого? Маленького, ростом с мальчика, с веками, приросшими к правой глазнице? Нойедом зовут?»
Рассказчик признался, что видел странников только издали, поверх голов: на рыночной площади, где торговали индюшачьими яйцами, тыквами и козьим молоком, было много народу. И говорить он с ними не говорил.
Тогда ты впервые упомянул о своем одноглазом спутнике. Мне подумалось, что если бы я первая спросила о нем, все было бы намного проще, но теперь стало поздно. Я больше не могла заговорить о нем, потому что заговорил ты.
С тех пор одноглазый поселился в моем замке, как неотвязный сон, не желающий уходить поутру. Я только о том и думала, кто он был, куда девался и с чего ты взял, что он мог вернуться в Неверион с этими полоумными?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Еще три дня спустя на наш двор въехала карета моего родича, одного из многочисленных принцев; он давно отказался от своего титула и стал Мастером в столичной школе, где обучал молодежь. Он просился переночевать, и я, конечно же, его приняла. Мне не терпелось вас познакомить – я так гордилась вами обоими. Нам подали сидр, салат, горячее печенье и нежнейшее мясо.
Мастер, как всякий ученый муж, был польщен знакомством с представителем власти и даже растерялся немного, что сильному человеку всегда приятно. Он соперничал с Яхором в расточаемых тебе похвалах, ты же был сдержан, но я видела, что тебя это радует. Тогда я и вспомнила о том, что рассказывал давешний селянин: не слышал ли Мастер о людях, что вернулись в Неверион из своего загадочного похода?
Да, он только что проехал через тот городок – но это не те путешественники. Он нарочно задержался там, чтобы вникнуть в это дело, и заверял нас, что это не отважные, исполненные идеалов первопроходцы. Просто горсточка сумасшедших, которые случайно сошлись вместе и бредут по стране, бормоча несусветное.
Ты снова нахмурил брови.
«Вы говорите, что видели их вблизи? Не было ли там одноглазого человечка по имени Нойед? Я ищу его!»
Мастер, изумленный твоей горячностью, признался, что самих странников не видал, а лишь беседовал о них с городскими старейшинами, но если бы среди них было столь приметное существо, о нем наверняка бы сказали. Отсюда Мастер мог заключить, что одноглазого не было.
Я, однако, видела – как, несомненно, и Мастер (он знал, конечно, о ком ты спрашиваешь, но не желал об этом говорить, как и я), – что тебя это не убедило. Любовь тобой двигала или желание отомстить? На твоем лице всегда было трудно прочесть что-либо.
Назавтра Мастер уехал. Я смотрела из окна, как ты гуляешь в саду, и гадала, какие бездны в твоей душе доступны лишь взору кривого.
Еще через три дня летнее солнце уступило дождю. Слуги доложили, что рыжая сказительница, иногда заезжавшая в замок, снова здесь и спрашивает, не хочу ли я послушать ее в этот ненастный день. Ну еще бы! Зовите ее. И мы с тобой снова спустились в нижний чертог, ты не менее охотно, чем я.
Оказалось, что и ты знаешь эту бродячую сказочницу – мельком, как многих этих полуколдуний, которых то и дело встречаешь в пути. Это походило на встречу старых друзей, одна из которых собиралась поведать о чем-то новом и завлекательном.
Сидра, пива, вина? Я велела подать все что есть – случай был подходящий, – а после нам накрыли роскошный стол. Даже Яхор спустился из своих покоев послушать. Кухонные мальчишки и девушки, убиравшие со стола, тоже норовили задержаться и ловили каждое слово. Что за сказки она рассказывала в тот день! Старые, хорошо нам знакомые и пробуждаюшие давно забытые чувства – тем верней, чем лучше они нам запомнились, – и новые, побуждающие искать различие и сходство со старыми. Умные – и потешные, от которых мы за бока хватались. Возвышенные и чувствительные – слушая их, мы поглядывали, не заснул ли другой. Искусно придуманные истории сочетались со свежими сплетнями. Дождь стучал по крыше, а мы блаженствовали.
Потом ты заговорил о том, что стало для меня и навязчивым, и запретным.
«А не расскажешь ли чего о пришельцах из…» – сказал ты и назвал тот городок.
Как же, без запинки ответила сказительница, я вот только там побывала. Услышав о странных бродягах, она, пользуясь своей репутацией женщины умной и сведущей, попросила пустить ее в хижину, где их держали, и подробно их расспросила. Говорили ведь, что они побывали в далеких землях и все лишились рассудка – авось расскажут что-нибудь, что пригодится ей в собственных сочинениях.
«Ты видела их вблизи, а не через людную площадь? Говорила с ними сама, а не через третьи руки?»