минутку. Он присел в пустующее кресло начальника смены и с любопытством начал разглядывать экраны и сам пульт управления станцией. Он где-то с минуту сидел неподвижно, силой воли унимая дрожь в теле и все еще трясущиеся руки. Позабыв о своих наручных часах, опять поднял голову к потолку. Время было без пяти минут пять. Нужно было что-то срочно предпринимать для выведения станции из строя. По идее, самым надежным способом ее уничтожения был бы, конечно, подрыв изнутри, но взрывчатки под рукой не имелось, да и шуметь раньше времени, категорически запрещалось. Какой из блоков станции был критически важен для ее нормального функционирования, он не знал, так как смутно представлял себе принцип ее работы. А время, меж тем, неумолимо утекало, как песок сквозь пальцы. Он еще раз окинул ошалелым взглядом тесное помещение в поисках какого-нибудь подручного инструмента — небольшого, но достаточно увесистого, чтобы им хотя бы переколотить жк-мониторы, обильно уснащавшие собой все пространство управляющего модуля. Не найдя ничего подходящего, чтобы можно было использовать для этой роли, он вспомнил про свой «глок», который все еще цепко держал в руке. Рукоятка у него была металлическая и массивная, в отличие от серийных пистолетов сплошь изготовленных из легких композитов. Тяжело и неохотно встал. «На бесптичье и ж… — соловей» — подумал он про себя и, вздохнув глубоко, с размаху врезал рукояткой по ближайшему от него экрану. Тот моментально брызнул разноцветными искрами и осыпал Арнольда мелким стеклянным крошевом. Убедившись, что пистолет при этом не пострадал, старлей принялся уже с каким-то яростным остервенением колотить рукоятью по всем попадающимся на глаза экранам. С каждым его ударом в помещении становилось чуточку темней. Последний его удар погрузил весь модуль почти в абсолютную темноту, нарушаемую только искрами от поврежденной проводки. Да еще табло с часами под потолком равнодушно указывало на то, что ему пора убираться отсюда. Когда дело было закончено, он словно пьяный от крови и шабаша устроенного после злодеяния, спотыкаясь о тела только что убитых им людей, чертыхаясь и матерясь в кромешной тьме, наощупь выбрался из жуткого помещения в тамбур. Затем, все также наощупь нашел задраенные кремальеры входной двери и крутанул колесо против часовой стрелки. Тяжелая дверь без скрипа отворилась, впуская внутрь предрассветный ветер, дующий со стороны залива. Оскальзываясь на заиндевевших ступенях, он буквально скатился вниз, больно приложившись копчиком о металлическую ступеньку. Боль в области ниже спины оказала на Шептицкого отрезвляющее воздействие. Опьянение, вызванное кратковременным повреждением рассудка, вследствие испытанного им шока от тройного убийства и последующего разгрома станции, моментально улетучилась. С трудом поднявшись с припорошенной бураном земли, он к своему удовлетворению отметил, что пистолет, несмотря ни на что, так и не выпустил из руки. Оглянулся по сторонам в опасениях, что кто-то мог быть свидетелем его падения с лестницы, но все было тихо и спокойно. До «секрета», где его давеча остановили, было около ста метров, и поэтому разглядеть его, кувыркающегося со ступенек в предрассветной мгле, можно было только с использованием ПНВ. Он нагнулся и левой рукой черпанул пригоршню снега, чтобы протереть огнем горящее лицо и привести свои чувства в окончательный порядок. Проделав эту нехитрую операцию, опять вспомнив о пистолете, неторопливо поставил предохранитель на место и сунул обратно в карман шинели эту заграничную штучку, верой и правдой сослужившей ему службу, не сделавшей осечки в самый ответственный момент всей его жизни. «Что ж, два этапа операции из трех завершены вполне удачно» — размышлял он, с удовольствием подставляя ветру влажное от снега лицо. Неспешно двинулся в обратный путь. «Остался заключительный этап, где от меня, в сущности ничего и не требуется — всего лишь прогуляться к дому этого Боголюбова». А дальше… Дальше ему нужно было только назвать свое имя руководителю диверсионной группы и тогда место в шлюпке или быстроходном катере, ему обеспечено. Потом недолгое, скорее всего, морское путешествие и он окажется в мире своих юношеских грез. Оттуда он как-нибудь свяжется с отцом и тот постарается переправить сыну причитающуюся долю, заработанную тяжким трудом по продаже Родины. Пребывая в мечтах о своем недалеком счастливом и безмятежном будущем, он и сам не заметил, как поравнялся с давешним часовым.
— Что-то вы быстро управились, Арнольд? Простите, что запамятовал ваше отчество, — проговорил удивленным голосом караульный.
— Степанович, — машинально дополнил его Шептицкий.
— Да-да, вспомнил, Степанович.
— А чего там рассиживаться и мешать людям на посту? — беззаботно пожал плечами старлей. — Он просил, я передал.
— Ну, в принципе, правильно мыслите. На работе надо работать, а не чаи гонять, — подвел итог часовой. — Хотя я бы, честно говоря, сейчас не отказался от крепкого цейлонского чайку. Ладно, Арнольд Степанович, ступайте. Удачи вам.
— Спасибо, — коротко бросил Шептицкий через плечо, удаляясь неторопливым шагом.
Сорока минут, чтобы дойти до дома, в котором проживал Боголюбов, было вполне достаточно. Для этого хватило бы даже и двадцати минут неспешной ходьбы. Ветерок с залива обдувал лицо, а в карманах чувствовалась приятная тяжесть от пистолетов. В одном еще оставалось двенадцать патронов со специальной начинкой, а в другом — штатном, всего восемь. «Итого — двадцать патронов, — рассуждал про себя Арнольд. — Куда бы их потратить?» И тут ему в голову пришла гениальная мысль. Подворье ненавидимого им коменданта находилось как раз по дороге к дому Боголюбова. Время есть и можно наведаться с неожиданным визитом к своему недругу. «А что тут такого? — опять принялся он про себя рассуждать. — Опыт у меня уже кое-какой имеется. Постучу. Скажу, что его срочно вызывают на КНП. Наверняка, он сам откроет дверь. А там, один выстрел в упор и старикан задерет кверху свой протез. Второго такого удобного момента не представится уже никогда. Оскорбление чести смывается только кровью». Самое удивительное было в том, что он вполне себе серьезно размышлял об оскорблении офицерской чести, после того, как двадцать минут назад, сам же ее и растоптал, совершив иудин грех. Хотя, если вдуматься, то чему тут можно удивляться? Люди подобного склада характера и мировоззрения привыкли всегда рассматривать окружающие события только с удобного для них самих ракурса. Представляя себе в мельчайших подробностях то, как он будет расправляться с полковником и как, улыбаясь, будет наблюдать его скорчившееся тело возле своих ног, Арнольд и сам не заметил, как оказался прямо перед жилищем своего врага. Он сунул руку в карман, чтобы наощупь снять пистолет с предохранителя, но тут из сарая, что примостился сбоку от дома, донесся недовольный утробный рык. «Блин! Как же я забыл про этого чертового медведя?!» —