— Клэри, — насмешливо позвала Джослин. — Ты меня слышишь, нет?
— Слышу. Все и правда восхитительно. Знаю.
Джослин положила руку дочери на макушку:
— Это не я сказала. Я говорю: мы с Люком бьемся в паре. Сама понимаешь… Ты останешься тут, с Изабель и остальными детьми.
— Я не ребенок.
— Не ребенок, но для битвы слишком молода. А если и была бы зрелой, то ты все равно не обучена.
— Я не могу сидеть тут, ничего не делая.
— Как это «ничего»? Если бы не ты, мы не добились бы союза. Не пошли на битву все вместе. Я так тобой горжусь! И запомни: хоть мы с Люком и уходим сражаться, мы вернемся. Все будет хорошо.
Клэри посмотрела в глаза матери — такие же зеленые, как и у нее самой:
— Мам, не лги, пожалуйста.
Резко втянув воздух, Джослин выпрямилась и убрала руку. Не успела она ответить, как Клэри уловила в толпе нечто знакомое. К подиуму от дверей, ловко маневрируя в толпе, словно дымка, проходящая сквозь щели в заборе, двигался темный силуэт.
«Ну надо же, — поняла Клэри, — Рафаэль!»
Вампир, как и при первой их встрече, одетый в белую сорочку и черные брюки, казался пятнадцатилетним подростком: лицо спокойное и невозмутимое, как у ангела, — прямо мальчик-хорист на пути к алтарю.
— Рафаэль! — Люк приветствовал вампира со смесью удивления и облегчения в голосе. — Дети ночи передумали и будут биться с нами против Валентина? Если так, мы приберегли вам место в Совете.
Оборотень протянул руку вампиру.
Рафаэль едва взглянул на него:
— Я не подам тебе руки, оборотень. — Глядя на оскорбленного Люка, Рафаэль слегка улыбнулся. Блеснули кончики клыков. — Я — проекция. — Он вытянул руку, показывая, как свет проходит сквозь ладонь. — Ничего не могу коснуться.
— Но… — Люк посмотрел на прозрачный потолок. — Зачем?.. — Он опустил протянутую руку. — Что ж, я рад видеть тебя. В любом виде.
Рафаэль покачал головой. На мгновение его взгляд задержался на Клэри, и взгляд этот девушке не понравился. Потом вампир посмотрел на Джослин, и улыбка его стала шире.
— Супруга Валентина. Мои собратья, бившиеся против твоего мужа, рассказывали о тебе. Признаться, не думал, что увижу тебя своими глазами.
Джослин склонила голову набок:
— Многие Дети ночи храбро сражались. Можно ли расценивать твое присутствие, как знак согласия сражаться снова?
Странно было слышать, как Джослин говорит столь холодным формальным тоном. И в то же время казалось, что для Джослин говорить так естественно. Столь же естественно, как сидеть на полу квартиры с кистью в руках и в стареньком комбинезоне, запачканном краской.
— Смею на то рассчитывать, — ответил Рафаэль и снова скользнул по Клэри взглядом, будто холодной рукой прикоснулся. — Есть лишь одно — маленькое и простое — условие. Удовлетворите его, и Дети ночи из многих концов света с радостью займут место в строю.
— Членство в Совете, — сказал Люк. — Ну конечно… формально устроить недолго. За час подготовим бумаги…
— Нет, — перебил его Рафаэль. — Не место в Совете. Кое-что другое.
— Кое-что… другое? — глухо переспросил Люк. — Что же? Будь уверен, если это в наших силах…
— О, еще как в ваших, — ослепительно улыбнулся вампир. — По правде, то, чего мы хотим, находится в пределах Зала. — Он элегантно указал рукой в сторону толпы. — Нам нужен мальчик Саймон. Светолюб.
* * *
Джейс как будто очутился во внутренностях гигантского монстра: тоннель петлял и изгибался. Пахло мокрыми камнями, прахом и чем-то еще — чем-то странным, напоминающим о Городе костей.
Наконец тоннель превратился в круглую пещеру, где с потолка свисали гладкие, словно отполированные драгоценные камни, сталактиты. Ровный пол украшали мозаичные колдовские символы. По кругу шли гигантские сталагмиты, а в самом центре высился столб из полированного кварца, похожий на огромный клык с красноватым узором. Сквозь прозрачные бока Джейс увидел, что узор — это нечто, курящееся внутри сталагмита, будто подкрашенный дымок в пробирке.
Высоко над головой сквозь круглое отверстие струился наружный свет. Пещера не была естественного происхождения, ее выдолбили, и узор на полу подтверждал догадку лучше всего. Вот только кому и зачем понадобилось обустраивать под землей огромное помещение?
Тишину вспороло резкое «Кар!», и Джейс, вздрогнув от неожиданности, нырнул за ближайший сталагмит. Приглушив свет ведьминого огня, стал следить, как из тени в дальнем конце пещеры выходят две фигуры. Они шагали в сторону Джейса, погруженные в разговор, не глядя по сторонам. Когда двое вошли в пятно света посередине, Джейс моментально узнал их.
Себастьян.
И Валентин.
* * *
Стараясь избегать толпы, Саймон возвращался к подиуму вдоль периметра Зала, нырнув за колонны. Он глубоко погрузился в раздумья: странно, что Алек, который всего на пару лет старше Изабель, идет на войну, тогда как сестра остается ждать. Остается молча, спокойно — ни слез, ни истерики. Как будто была готова. Впрочем, кто знает, может, и была. Как и остальные Охотники и их семьи.
Саймон достиг подиума и уже почти ступил на лестницу, но посмотрел вверх и заметил… Рафаэля. Старший вампир стоял перед Люком, спокойный как удав, в своей обычной манере. Люк же, напротив, негодующе мотал головой, подняв в знак отрицания руки. Рядом, возмущенная, стояла Джослин. Лица Клэри Саймон не видел, однако по напряженности плеч угадал ее состояние.
Не желая попадаться на глаза Рафаэлю, Саймон спрятался за колонной и прислушался. Даже сквозь бормотание толпы удалось расслышать Люка. Оборотень говорил на повышенных тонах.
— …даже не обсуждается. Как вы смеете об этом просить?!
— Я знаю, вы не откажете. — Голос Рафаэля был чистым, спокойным и высоким, как у подростка. — В такой-то мелочи.
— Это вам не мелочь, — сердито возразила Клэри. — Это Саймон. Он живой.
— Он вампир, — напомнил Рафаэль. — Ты, похоже, забываешь о сути Саймона.
— Ты сам вампир, — произнесла Джослин ледяным тоном, каким всякий раз отчитывала за глупости Клэри и Саймона. — Хочешь сказать, и твоя жизнь ничего не стоит?
Саймон плотнее вжался в колонну. Что происходит?
— Моя жизнь значение имеет огромное, поскольку она вечна. Ей нет определенного конца, назначенного людям. Дело в другом: Саймон — вампир и принадлежит мне. Прошу его вернуть.
— Не имеешь права, — отрезала Клэри. — Хотя бы потому, что Саймон тебе никогда не принадлежал, никогда не был интересен. Ты плевал на него, пока не обнаружилась способность терпеть дневной свет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});