Но вот наконец станция Любань. Тяжело дышащая, еле стоявшая на ногах колонна по команде Дитриха остановилась и тут же разделилась на две части. Одна часть под крики охранников, свист нагаек и лай сторожевых собак бегом отправилась к колонне крытых автомашин. Прикладами и пинками военнопленных загнал и в кузова машин, и они сразу тронулись по шоссе на север от станции.
Другая часть военнопленных, и среди них, к радости Пети, Кузьмич, стояла на привокзальной площади. Охранники отдельными небольшими группами перекуривали. Юра, Гена и еще несколько местных мальчишек вились около военнопленных. Хлеб и другие припасы они моментально раздали военнопленным. По неведомой чьей-то команде эти нехитрые продукты оказались у раненых и сильно истощенных людей. Кивком головы они благодарили своих малолетних кормильцев.
Внимание Пети было направлено только на Кузьмича. Из-за толстого дерева он наблюдал за бывшим поваром-танкистом, который помогал то одному, то другому военнопленному прийти в себя после изнурительного полуторакилометрового кросса. Шуткой, добрым словом, а то и сердитым окриком он вселял в них уверенность и бодрость.
Петя решил, что настало время выйти ему из-за своего укрытия. Он осмотрелся — нет ли поблизости охранников, и, обращаясь к Кузьмичу, который разговаривал с высоким тощим военнопленным, спросил:
— Дяденька, картошка печеная нужна?
Кузьмич поднял голову, долго смотрел на мальчика, и тут в глазах его блеснула радость. Он узнал Петю, но сразу же погасил ее и каким-то безразличным, усталым голосом произнес:
— Картошка, мальчуган, нам очень нужна. Сегодня, по милости начальника лагеря, мы работаем без обеда, поэтому нам, хотя бы немножко, нужно подкормить раненых и больных. Давай сюда.
Котомка Пети была тут же опорожнена. Картошка оказалась в бездонных карманах и за пазухой высокого, тощего военнопленного. Он сразу куда-то исчез, а Кузьмич схватил мальчика за огромной сосной в свои еще сильные объятия и прижал к груди, приговаривая:
— Петька!.. Мой дорогой мальчишка, как же ты здесь оказался?
Петя пожал плечами и тихо сказал:
— Да что обо мне говорить. Я жив, здоров. Вот как вы оказались в плену, Алексей Кузьмич?
Кузьмич понимающе кивнул головой, улыбнулся, тяжело вздохнул и сказал:
— А примерно так же, как Тарас Бульба. Помнишь, не захотел он оставлять врагу свою упавшую в траву трубку. Так и я не мог оставить фашистам свою походную кухню. С колесом у нее что-то случилось, а тут фашистские танки прорвались. Я так и сяк пытался отремонтировать кормилицу танкистов. Не удалось. Гранатой подорвал ее, чтобы не досталась врагу. И тут же сам был ранен немецким автоматчиком. Пришел в себя — крутом гитлеровцы. Плен. Определили меня в Волосовский лагерь, откуда пытался бежать. Поймали. Что мне пришлось после этого пережить, Петенька! Об этом трудно рассказывать. Теперь вот уже больше месяца здесь, у страшного Щеголя. У, сволочь! Изверг рода человеческого. И как таких земля носит.
Тут раздалась команда строиться, военнопленные моментально заняли свои места. Кузьмич, положив руки на плечи мальчика, быстро проговорил:
— Мы здесь в южной части на станционных запасных путях разгружаем вагоны с боеприпасами. Это совсем недалеко отсюда. Приходи, обязательно приходи. Нужно поговорить.
Он подмигнул Пете, улыбнулся, уже в колонне весело махнул ему рукой, и военнопленные, стуча деревянными башмаками, под крики охранников и лай овчарок рванулись по железнодорожному полотну. Петя шел за военнопленными. И вот запасные пути, забитые товарными вагонами. Тут же находилась большая колонна грузовых машин, все французских марок. Шоферы-немцы встретили военнопленных улюлюканьем и свистом: они были недовольны опоздавшими. Ведь из-за этих русских им придется работать до самой темноты. Один из шоферов со злостью ударил кулаком в грудь шедшего в последнем ряду военнопленного. Другой подставил ему ногу, и бедолага грохнулся на землю, ударившись о рельсы. Немцы дружно засмеялись. Из носа военнопленного хлынула кровь. Товарищи поставили его на ноги, и он, зажав нос ладонями, старался не отставать от колонны.
Колонна остановилась на путях среди товарных вагонов. Петя спрятался за наспех сколоченный небольшой сарай, в котором виднелся инструмент путевых рабочих, и стал наблюдать за военнопленными. Фельдфебель Дитрих, вскочив молодцевато на открытую платформу, на ломаном русском языке произнес:
— На вагон с бомба работает десять рюскн свинка. Пятьдесят свинка — на эшелон с бревна… с шпала… Будем делать ремонт дорога. За низка…
Он запнулся и никак не мог вспомнить нужное ему слово, а затем, пошептавшись с переводчиком, продолжил:
— За низка производительность труд… за медленный работ будем бить… Бить сильно. За саботаж — только один мер наказаний — расстрел тут… на месте. Теперь за работа, хороши работа.
К вагонам были сразу подогнаны грузовые машины, и началась разгрузка. Петя отметил, что в одних вагонах находились тяжелые заколоченные ящики желтоватого цвета. Один такой ящик еле-еле поднимали два человека. Пошатываясь, они тащили по настилу этот неподъемный для них груз в машину и укладывали один на другой. «В ящиках — гранаты», — решил юный разведчик.
А рядом шла разгрузка артиллерийских снарядов. Военнопленные по цепочке, словно заведенные автоматы, передавали друг другу тяжелые снаряды, которые укладывались в штабеля на машины. То в одном, то в другом месте раздавался злой крик:
— Бистро, работа бистро, рюски свинки…
И тут же следовал пинок кованым ботинком какому-нибудь обессилевшему военнопленному, а другому для профилактики — удар прикладом. И вот заурчали, тяжело надрываясь, моторы, и первые машины тронулись с грузом в путь. Сразу к вагонам были поданы другие машины, и работа продолжилась.
В метрах двухстах от разгрузки боеприпасов пятьдесят военнопленных и среди них Кузьмич, за которым внимательно наблюдал Петя, занялись разгрузкой шпал. Несколько человек сбрасывали шпалы сверху вагонов, затем шпалу подхватывали двое военнопленных и несли ее метров двадцать пять, где четверо укладывали около высоких кустов в штабеля. Необыкновенно тяжелая работа требовала большой физической силы, которой не было у этих истощенных людей. Но работа все-таки подвигалась, и штабеля росли все выше и выше. Пятеро гитлеровцев, разложив костер, грелись поблизости вагонов, не забывая покрикивать на военнопленных, чтобы те быстрее работали.
Петю волновала теперь одна-единственная мысль: как подойти к Кузьмичу? Он долго думат об этом и пришел к выводу, что ему лучше всего притаиться за поднимающимися в высоту штабелями и там поговорить с ним. За шпалами начинались густые кусты, и при необходимости он мог спрятаться в них. Итак, решено. Он за этот вариант. Петя направился вдоль стоявших разбитых вагонов к штабелю со шпалами. И вдруг он увидел приближающегося к военнопленным немецкого офицера. Петя прислонился к вагону. Офицер с фотоаппаратом на боку надменно смотрел на работавших, и тут его внимание привлекли двое военнопленных. Как ни старались эти истощенные бедолаги, они никак не могли поднять на плечи шпалу: она выскальзывала из их рук и падала на землю. К ним подскочили двое товарищей и помогли забросить ее на тощие плечи. Офицер зло усмехнулся, посмотрел на свои руки в лайковых перчатках, и когда эти бедолаги поравнялись с ним, он с ходу завис на шпале. Словно подкошенные, пленные вместе со шпалой рухнули в лужу. Офицер отскочил в сторону и хохотал с солдатами над барахтающимися в грязи военнопленными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});