Не удержалась и вновь посмотрела на Шариссара. Лучше бы я этого не делала. Порой я веду себя, как кошка — та самая, в которую обращаюсь… Со вздохом заставила себя смотреть на свой Темный Двор.
Справа от Сейны стоял посол Ящеров — скрюченный старик, сплошь покрытый желтой чешуей, так что и непонятно было — это одежда, или его собственная кожа. Слева возвышался бородатый равнинник в меховой накидке и рогатом шлеме.
Новый Оххарон налаживал новые связи.
Вздохнула и положила ладонь на грудь, туда, где билось мое сердце. Бог Мрака взирал на меня сверху, и я улыбнулась ему.
Шариссар
Мрак, как же она красива.
Он дикий ревнивец и собственник, потому что даже сейчас хочет закрыть Лею от посторонних взглядов, запереть в своих владениях и никуда не выпускать. А еще лучше — привязать к кровати, к той самой, с которой утром так не хотелось вставать. Ночью они вновь не выспались, потому что он не мог насытиться ею, ему требовалось снова и снова присваивать и обладать, чтобы убедиться, что Лея — его. Он помешался на своей разноглазой кошечке, рычит диким зверем и даже Айк уже боится даже смотреть в сторону закольцованной пары дарей — рана.
Паладин улыбнулся, повторяя про себя эти слова. Закольцованная пара… Его пара.
Правда, Айк все равно смотрит.
Трудно не смотреть на наследницу темного престола и будущую королеву.
Шариссар наблюдал, как Лея идет по проходу — в тяжелом наряде, расшитом серебряными и алыми цветами, со сверкающей короной в темных волосах с белыми прядями, и чувствовал, что сердце вновь забилось в стремительном беге. Такое прекрасное и забытое чувство — бьющееся от волнения и счастья сердце…
Незабудка послала ему воздушный поцелуй, и Шариссар улыбнулся краешком рта. И вновь вспомнил, как они неслись по Хандраш, как обнимали его звериную шею детские ручки.
Острог высился на побережье темной и чужеродной громадиной, и Шариссар перепрыгнул обрушенную стену, не останавливаясь.
— Мой господин! — навстречу выбежал Айк.
— Собери всех стражей, — на ходу бросил Шариссар, возвращаясь в человеческую форму. — Я буду через минуту.
Он подхватил Незабудку и рванул к башне, что находилась под защитой духа-наставника.
Уже внутри присел перед девочкой на корточки.
— Я должен идти, обещай, что не будешь бояться, Сиера.
Она серьезно кивнула.
— Шариссар-рей?
— Да, Незабудка?
— Ты защитишь Лею?
Он положил ладонь на грудь.
— Клянусь своим сердцем.
— Тогда я не буду бояться, — кивнула девочка и пошла к ожидающему ее наставнику.
На красной брусчатке двора его ждали стражи — суровые воины, которых он лично отбирал и обучал. Палладин окинул напряженные лица хмурым взглядом, медленно кивнул.
— Темные пан-реи, не буду скрывать — я не имею права вам приказывать, потому что больше не дарей-ран. И я не буду просить вас идти за мной, — сказал он. — Потому что со мной — означает против стражей Ее Темнейшего Величества. Это может означать смерть для каждого из вас. Я хочу, чтобы вы сделали свой выбор самостоятельно и осознанно. В этом мире находится та, что стала моей парой, и ее я буду защищать до последней капли темной крови. Кто захочет встать рядом, тот должен понимать, что воевать придется на стороне врага, — он отвернулся. Время разговоров закончилось. Настало время действий. И когда повернул голову, увидел, что его стражи, все, как один, сделали шаг вперед.
Никто не пожелал остаться в Остроге. Эти стражи всегда были верны ему, а не темнейшей.
И самое удивительное, что рядом встали ящеры, те самые, которых доставили из королевского дворца. Одна из стен Острога рухнула, выпустив пленных из их темницы.
— Мы тоже пойдем с тобой, — хрипло сказал Разан Тхи. — И будем сражаться. Это плата за возможность умереть в бою, а не на потеху Темному Двору. И если выживем, обещай нам свободу и возвращение в наш мир, паладин.
Шариссар коротко кивнул.
— Обещаю. Если буду жив, то верну вас.
Он коротко выдохнул и вскинул ладонь:
— Вперед!
Но уйти из Острога они не успели…
Грани миров вновь соприкоснулись, разрывая ткань пространств и разделяя Оххарон и Пятиземелье. Шариссар яростно рванул к белесой стене, но его откинуло с такой силой, что паладин отлетел, с рычанием переворачиваясь в воздухе.
— Мы возвращаемся! — закричал Айк.
Стены Острога дрогнули, сверху посыпались камни и битое стекло, куски черепицы и дерева. Красная брусчатка двора встала горбом и треснула, а за стеной крепости вновь появился привычный пейзаж Оххарона.
— Нет! — Шариссар ударил ладонью по стене с такой яростью, что пробил дерево. На кулаке осталась кровь, но он не обратил внимания.
— У нас готова Арка, господин, — Айк тряс головой, в его волосах застряли кусочки битого камня. — Мы приготовили ее, когда началось перемещение!
Выяснять подробности паладин не стал, рванул в указанную сторону, лихорадочно прокручивая в голове дальнейшие действия.
Куда теперь? Куда?
К королеве?
Умолять или угрожать пустить его в Хандраш?
Во Вместилище Тысячи Душ?
Куда?!
Миры вновь разъединились, но в Хандраш остались оххаронцы из Загона. А стражи королевы? Успели ли они перейти грань и напасть на Академию?
Он взвыл, бросаясь к Арке, но она вспыхнула раньше.
— Что за… — начал Шариссар. И осекся. Потому что из перехода выскочила черная хищница и фыркнула, вызвав у всех стражей, что были у стены, слаженный вздох восторга. Шариссар собственнически зарычал и подхватил обернувшуюся Лею. Она была растрепанная, взволнованная, с кровью на рукаве и в грязной одежде.
— Успела, — выдохнула она и пошатнулась.
Он поднял девушку на руки, когда она начала оседать на красный камень брусчатки, совершенно не понимая, что происходит, но чувствуя, как внутри разливается счастье.
И понимая, что держит на руках самое ценное, что есть в его жизни, прижимал к груди, чтобы уже не отпустить никогда.
— Ты вернулась? — он обнял ее крепче, всматриваясь в глубину разноцветных глаз. — Вернулась… ко мне?
— Я никуда не уходила, — сипло сказала Лея. — Тебе лишь показалось…
— Я без тебя чуть не умер, — слова он выдавил с трудом, но, кажется, она поняла то, что он не смог сказать.
— Чуть — не считается… — лукаво улыбнулась Лея.
Элея
… — Я клянусь служить этому миру, этой земле, и этому народу. Быть Тьмой милосердной и оберегающей, укрывающей и ободряющей, дающей жизнь приходящим и вечный покой ушедшим. Я клянусь беречь этот мир, как берегу свое сердце.