- Ваше решение?
- Да какое тут может быть решение! - с нескрываемым отчаянием восклицает Емельянов. - Перемахнем через забор и с "ура" - на ту сторону. А там уж покажем фрицам. - Он угрожающе машет кулачком.
- Не утверждаю. Вряд ли половина взвода сумеет перебежать улицу.
- Что же делать? - Иван Васильевич растерянно смотрит на меня. - Как подобраться к доту?
Не отвечая на его вопрос, внимательно прислушиваюсь к перестрелке, которая доносится со стороны набережной.
"Бой на набережной идет где-то впереди, - размышляю я. - Нельзя ли воспользоваться этим, чтобы по набережной обойти фашистов и атаковать с тыла?.."
Мои мысли прервал прокуренный голос сержанта Гареева:
- Товарищ комроты, тут до вас мальчуган прорывается. Говорит, что самому главному должен о важном деле доложить.
- Где он?
- Тут...
В полутемной прихожей с трудом разглядел паренька в стеганом ватнике и кепке.
- Что тебе, дружок?
- Дядя командир, я здесь все дворы, как свой собственный, изучил. Проведу вас к домам на той стороне так незаметно, что ни один фашист ни в жисть не догадается... Не верите? - спросил он. - Вот честное пионерское!
- Верю, верю, дружок! Только мал ты еще, чтобы под пули тебя подставлять.
- Мне уже скоро пятнадцать, - гордо сообщил он, явно прибавив себе года два-три, не меньше. - Я с отцом в море ходил.
- А где отец?
- В партизанах. У нас все мужики воюют: кто - в Красной Армий, кто - в партизаны подался, вот только мы, - он ткнул себя в грудь, - остались без дела: не доверяют...
- Как тебя звать, мужичок? - спросил я, сдерживая улыбку.
- Остап... Остап Миколаич Моторный.
- Ладно, Остап Миколаич, - решил я, - показывай дорогу. Только, чур, уговор: как начнут стрелять, сразу прячься.
- Есть, сразу прятаться! - Мальчуган вскинул руку в пионерском салюте, и впервые его бескровные губы раскрылись в улыбке.
Выйти в тыл фашистам я поручил отделению Малышко, усилив его штурмовой группой из взвода Емельянова. Условились: как только группе Малышко удастся выйти к дели, он выпустит красную ракету. По этому сигналу мы откроем огонь из всех имеющихся средств и отвлечем внимание гитлеровцев на себя.
- Я с ними, Александр Терентьевич! - крикнул Митрофан Васильевич, догоняя группу.
- Прошу вас остаться, Митрофан Васильевич, вы здесь нужны! - Видя, что он колеблется, добавил: - Там хватит одного комсорга.
С видимой неохотой Митрофан Васильевич поворачивает назад.
Тем временем Малышко, молниеносно перекинув своих бойцов и мальчугана через двухметровую каменную стену, с удивительной для его грузной фигуры легкостью преодолевает ее сам.
Вместе с Емельяновым выбираю наиболее удобные места для пулеметов и расставляю бойцов так, чтобы все огневые точки на противоположной стороне улицы оказались под обстрелом. Взяв на прицел места, откуда фашисты могли вести огонь, бойцы начали потихоньку пристреливаться. И что тут началось! Немцы стреляли из окон, из щелей, которые мы не заметили. В комнате, где находились мы с Емельяновым, повисла завеса пыли от измельченной штукатурки. Нам не удавалось даже на секунду выглянуть в оконный проем.
Вернулись связные, которых я посылал во второй взвод к Терешину и в первый - к Украинцеву. Они принесли неутешительную весть: дот на перекрестке мешает, как кость, застрявшая в горле. Все попытки подобраться к нему пресекаются огнем из ближайших зданий. Теперь надежда на группу Малышко.
Минуты ожидания казались нам долгими.
Наконец в комнату ворвался запыхавшийся наблюдатель и, не разглядев меня в полумраке, возбужденно закричал:
- Красная ракета!
Бросаюсь к станковому пулемету и, оттолкнув пулеметчика, даю длинную очередь-сигнал по окну напротив. Красноармейцы открыли такую ураганную, а главное, целенаправленную стрельбу, что фашистский огонь резко ослаб. Скоро в противостоящем доме послышались глухие разрывы гранат. Внезапно с верхнего этажа посыпался вниз хлам, загораживавший окно, за ним с отчаянным воплем вылетел фашист, и в проеме окна показалось страшное, окровавленное лицо Малышко. Он воинственно помахал кулачищем и скрылся.
Еще некоторое время на противоположной стороне слышалась перестрелка, изредка рвались гранаты, потом все стихло.
Теперь нужно уничтожить дот. Фашисты по-прежнему поливают оттуда улицы свинцовым дождем. Были бы у нас дымовые шашки, можно бы попытаться под прикрытием дымовой завесы по-пластунски преодолеть улицу. Я высказал эту мысль Емельянову. Он куда-то скрылся, потом позвал меня во двор. Я вышел и сразу закашлялся от черного дымного смрада.
- Что случилось? Что горит? - забеспокоился я.
- Фрицевские покрышки, - удовлетворенно пояснил Иван Васильевич.
Протерев слезящиеся глаза, я насчитал четыре костра, на которых вовсю чадила резина. Все ясно: Иван Васильевич решил применить их вместо дымовых шашек.
Емельянов махнул бойцам. Те, обмотав руки мокрым тряпьем, покатили горящие покрышки к воротам, с силой вытолкнули их на улицу. Порывы ветра не давали дыму подняться вверх, и он, растекаясь над мостовой, быстро достиг перекрестка.
Фашистские пулеметчики продолжали стрелять наугад.
Я первым пополз по мостовой, почти касаясь ее щекой. Кто-то обогнал меня справа, кто-то испуганно ойкнул позади, но вскоре весь взвод Емельянова уже находился на противоположной стороне. Лишь одного бойца слегка царапнуло пулей.
Навстречу мне вразвалку шел Малышко с юным проводником.
- Товарищ комроты! Задание выполнено...
Что он докладывал дальше, я не уловил. Мое внимание было сосредоточено на его забрызганных кровью шапке, лице и шинели.
- Что с вами, товарищ Малышко? Вы ранены?
- Нет. А что?
- Да вы весь в крови!
Удивленный богатырь провел руками по лицу, взглянул на свои ладони и пошатнулся. Еле успел подхватить его, помог доковылять до стены дома и опуститься на землю. Он виновато улыбнулся:
- С детства не выношу вида крови, меня от нее мутит.
- Петин! Петин! Позвать Петина! - нетерпеливо кричу я, не зная еще, насколько серьезно ранен Малышко.
Переваливаясь по-утиному, подбежал Петин. Молча показываю на Малышко. Санинструктор вытащил из сумки бутыль с какой-то жидкостью, намочил ватный тампон и, сняв с раненого шапку, протер ему лицо. Пока он осторожно ощупывал голову и богатырскую грудь, лицо Малышко опять покрылось капельками крови, видимо сочившейся из многочисленных царапин. Петин начал густо смазывать их йодом и вдруг - взлетел в воздух! Стремительно вскочив, Малышко высоко поднял за шиворот дрыгающего ногами санинструктора и разъяренно рычал:
- Ты что, издеваешься?! С живого шкуру сдираешь?!
- Что ты, что ты, товарищ сержант! - лепетал испуганный Петин. - Это для дезинфекции, чтобы заражения крови не случилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});