Задумываюсь, вспоминая. Красивые ли? Грозные. Сильные. Стремительные. Уверенные. Мудрые. Язвительные. Хитрые. Вредные. Могущественные. Ребячливые. Очаровательные...
— Да. Иди спать уже!...
Утром, позавтракав недоеденным накануне куском сыра и удостоверившись, что рецепт притираний эльфийского доктора позволяет брить голову не каждый день, я направился в южную часть города — квартал Медных Закатов, где располагалась лавка купцов иль-Руади. Мне позарез нужны были две вещи, достать которые можно было только при участии моих знакомцев из Южного Шема. Вот только, кто из них будет в лавке за хозяина? Успел ли старый Акамар поведать об оказанной мной услуге и наказать сыновьям уплатить отцовский долг?...
Открывая дверь, я услышал знакомый перезвон колокольчиков. Ай-вэй, как давно это было! Вон они, малыши, прямо над порогом... Не удержавшись, щёлкаю по голосистым кусочкам металла, добавляя к хозяйской мелодии своё излюбленное окончание, и, не успевает затихнуть испорченная песня, слышу:
— Ах ты, рыжий негодник! Опять дорвался!... Вот погоди, поймаю и...
Из задней комнаты, шаркая остроносыми туфлями без задника, с удивительным для своего возраста и веса проворством выскакивает грузный старик. Чёрные, как угли, глаза подслеповато щурятся, но я более, чем уверен: Мерави всё так же зорок, как и в последнюю нашу встречу.
— О, простите, господин, я...
— Приняли меня за кого-то другого, почтенный?
— Да, служил в лавке один... негодник, вот я и...
— Бывает, — сочувственно пожимаю плечами. — Я не в обиде.
— Вот и славно, господин... — старик запахивает узорчатый мекиль поплотнее. — Чем могу быть полезен?
— Вы — не знаю, почтенный, а вот Ваш хозяин... Я хотел бы с ним переговорить. Это возможно?
— Разумеется, господин! Подождите минутку... — он, кряхтя и прихрамывая, исчезает за занавеской, а я улыбаюсь.
Эх ты, старый лис! Вон, как бежал, когда по привычке хотел обругать своего незадачливого помощника...
Правая рука Заффани — моего тогдашнего нанимателя — толстяк Мерави считал меня совершенно неподходящим для работы, несерьёзным и безответственным юнцом. Я довольно скоро устал доказывать обратное и начал вести себя в полном соответствии с его фантазиями. Только в общении с ним, разумеется... В частности, моё вольное обращение с колокольчиками — предметом гордости всей семьи, поскольку их отливали по заказу ещё прадеда Акамара — раздражало Мерави необыкновенно. Уж не знаю, почему...
— Что Вам угодно, благородный лэрр? — голос, вырвавший меня из забавных воспоминаний, принадлежал именно тому человеку, которого я мечтал, но не надеялся застать в Виллериме.
Со времени достопамятной встречи в трактире Акамар даже слегка помолодел, если таковое возможно: глаза блестят, уголки рта довольно подняты, и образующиеся при этом морщинки ясно говорят об одном: старик счастлив. Интересно, по какой причине? Белоснежный мекиль слегка помят... Забавлялся с наложницей? А что, дедушка ещё ого-го!
— У меня к Вам дело, h’assary. Важное и личное.
Он понимающе кивает и отсылает Мерави прочь, а сам подходит ближе.
— Я Вас слушаю.
— В конце лета Вы путешествовали по Ольмскому тракту, — начинаю издалека. — Останавливались в одном месте для встречи с... покупателем, который желал сохранить свою покупку в тайне. Ваш телохранитель занемог, и Вы упросили некоего молодого человека занять его место... Он был не в восторге, но помог Вам. Помните?
Тёмные щёлочки глаз совсем сжимаются. Левая рука старика медленно тонет в складках мекиля.
— Вы обещали оплатить свой долг, верно? Настало время.
— Кто Вас послал? — Акамар выговаривает слова тщательнее, чем пережёвывают пищу.
— Вообще-то, никто, кроме моей дурной головы.
Рука купца начинает прокладывать путь из вороха ткани наружу, а я, догадываясь, с каким «гостинцем» она предстанет передо мной, нарочито небрежно откидываю полу плаща и демонстрирую старику рукоять висящей за спиной кайры. Движение замирает, но, уверен: сухие пальцы только крепче сжимаются на кривом кинжале.
— Ай-вэй, дедушка! В Вашем возрасте — и в драку лезть... Нехорошо! Никого помоложе не нашлось? А как же прекрасные внучки, которых Вы так охотно прочили мне в жёны? Или они не могут защитить честь семьи лучше, чем её глава? Вот расскажу Юдже, чем Вы забавляетесь: она Вас не похвалит!
Проходит очень долгая минута прежде, чем морщинистые губы шепчут:
— Не может быть... Это... Вы? Но...
— Хотите сказать: мой внешний вид претерпел значительные изменения? Увы, увы... Время не стоит на месте, значит, и нам негоже от него отставать!
Старик беззвучно шевелит губами, но по характерному движению пальцев, будто перебирающих нанизанные на нитку бусины, можно понять: он возносит богам молитву. Благодарственную? Хотелось бы верить...
Пожалуй, поверю: тёмный взгляд Акамара теплеет, как раздутые угли, и раздаётся повелительное:
— Мерави, старый плут! Хватит подслушивать! Живо вели накрыть стол!
— У меня неотложное дело, h’assary... — пытаюсь напомнить о цели своего визита, но радушие купца из Южного Шема беспощадней песчаной бури:
— Даже самые важные дела не стоят удовольствия мудрой беседы за чашечкой taaleh!
— Разве что, за одной... — приходится смириться с участью гостя.
...Разумеется, пришлось поглотить упомянутого бодрящего напитка куда как больше. Хорошо, что Акамар, помня о времени суток, велел заварить «хрустальный» taaleh, но всё равно, я напился на год вперёд. И даже вынужден был дважды встать с низенькой кушетки, с трудом выбравшись из вороха подушек, чтобы... Ну, да речь не об этом.
Обычаи родины моего должника устанавливали непреложное правило: за трапезой можно говорить о чём угодно, кроме дел. Поэтому обсуждалась, преимущественно, погода, непредсказуемая, как женский нрав. Сравнение поздней осени с капризной красавицей, не желающей обнажаться перед законным супругом, навело старика на пристальное внимание к моей скромной персоне. Под оценивающим взглядом тёмных угольков я почувствовал себя неуютно и попробовал сменить тему:
— Каким ветром Вас занесло в Виллерим, дедушка?
— Надеюсь, попутным, — Акамар вынырнул из своих мыслей. — И встретив Вас, молодой человек, я вижу: боги были милостивы к моим старым костям...
— Вы говорили, что уже не водите караваны, — напоминаю.
— На счастье или на беду, нет. Я приехал из-за моей любимой малышки... Сола хотела увидеть снег.
— Сола? Ещё одна внучка?
Он гордо улыбнулся:
— Моя младшая дочь.
— О! — восхищённо качаю головой. — Вы меня поражаете, дедушка... Сколько ей лет?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});