Повернув голову, припав щекой к шкуре своего друга по разуму, нежно обнявшего ее двумя нижними руками, когтями верхней руки поглаживавшего ее волосы, Джоэль увидела, как линкерша черным пауком растопырилась в дверях. Да, Фиделио, который заронил в ее душе новое понимание, должен скоро умереть, но перед смертью он мог подвести ее к единству с Эриком, Крис и собой, и со…
— Убирайся! — завопила Джоэль. — Убирайся, уродливая сучонка! Убирайся!
Сюзанна уплыла в слезах.
— Что вырвалось на свободу? — спросил тревожно бетанин.
«Никто, никто не должен видеть меня такой… кроме тебя, ты не человек, ты мой друг голотевт… Я была иррациональна и проявила несправедливость к этой линкерше. Придется извиняться. Но как объяснить?
Гнев:— Почему я должна объяснять? Почему это я всегда должна оставаться рациональной?
Возбуждение:— Почему я постоянно вспоминаю Эрика эти последние недели. Он же был простым линкером. Даже меньше… как я слыхала, он ушел с этой работы, женился… скромный чиновник в Калгари». Джоэль попыталась вздохнуть.
— Ничего, Фиделио. Я устала и… прижми меня поближе… ненадолго. А потом я приму снотворное, возьму у нашего медика, этой Малрайен. Надеюсь, у нее хватит ума не сочувствовать мне. — А… потом я буду в лучшей форме, чтобы… О, Фиделио!
Не говоря никому ни слова, Сюзанна отправилась прямо к себе в каюту, сказав одной Кейтлин, что не будет обедать за общим столом.
На следующее утро она вошла в компьютерный зал с каменным лицом.
— Прости, что я накричала на тебя, — официально извинилась Джоэль на английском. — Я расстроилась из-за Фиделио. Он для меня старый друг.
— Я понимаю, мадам, — с осторожностью отвечала линкерша, и они приступили к общим делам.
В действительности за Сюзанной оставались лишь контрольные функции: надо было приглядеть, чтобы союз Фиделио, компьютеров и приборов не нарушился. Этого не случилось: все дефекты были устранены из системы. Оба голотевта прижались теснее, чем два соединенных любовью тела, и, делаясь ближе, чем сумма двух психик, пропустили через себя токи вселенной.
Многое было уже известно из наблюдений и выводов, сделанных их спутниками. Очертания ближайших галактик свидетельствовали о том, что этот район расположен примерно в пяти сотнях световых лет от Солнца, если смотреть в сторону созвездия Геркулес. Эта информация позволила выделить некоторые яркие звезды — например, Денеб — и объекты, подобные туманности Ориона, что в свой черед позволило точнее определить их положение (словно бы это что-то значило для экипажа. Но даже один световой год — такая бездна, в которой утонет самое пылкое воображение). Звезда была красным карликом типа М, масса ее составляла 0,2 солнечной, а светимость 0,004 нашей звезды. У здешнего солнца нашлось пять планет, ни одна из них даже отдаленно не напоминала Землю, все были явно безжизненны, кроме, быть может, самой большой, вокруг которой и обращались Т-машина с «Чинуком» на расстоянии примерно двадцать четыре миллиарда километров.
Огромный мир тянул на 92% массы Юпитера, вокруг него кружила дюжина лун. Среднее расстояние от его главного светила равнялось 1,64 астрономической единицы, чуточку дальше, чем от Марса до Солнца. Подобно Юпитеру он обладал внушительной атмосферой, в основном состоявшей из водорода, вторым важным компонентом являлся гелий, среди менее изобильных компонентов обнаружились аммиак, метан и более сложные химические соединения. Как и Юпитер, планета была разогрета сжатием. Наверху тонкая и холодная, словно космос, атмосфера постепенно уплотнялась и согревалась, наконец вода превращалась в пар, ниже бушевали штормы, вздымая гребни волн высотой в поперечник хорошей планеты. Большая часть массы планеты находилась в жидкой фазе, однако давление, невзирая на разогрев, удерживало в центре гиганта металлическое ядро в пять диаметров Земли.
Совершая один оборот вокруг оси за десять часов тридцать пять минут, планета создавала огромное магнитное поле, которое захватывало заряженные частицы от светила. Впрочем, звезда была настолько слабой, что здешним поясам Ван Аллена было далеко до расположенных у Юпитера. Конечно, радиация была сильнее, чем может выдержать человек, но при своей электростатической защите «Чинук» мог опуститься среди них к планете и подняться обратно наверх, не набрав достаточно серьезной дозы — способной причинить беспокойство.
Но у Джоэль была причина для тревог.
Джоэль и Фиделио затерялись среди солнца и лун, тончайшего великолепия особенностей. Едва освоившись в этом чудесном калейдоскопе, они ощутили, как нечто прикоснулось к окраинам их сознания. Отмахнувшись, они занялись изучением вихря, обнаружили, почему внутренняя сфера вращается наоборот, установили, что звездная система старше Солнечной, но ощущение не уходило. И едва ли не с нетерпением они обратились к нему своим сдвоенным разумом. Тепловое излучение мира, вокруг которого они обращались… чего же еще ожидать. Факт сам вышел наружу.
Молнии, синхронный эффект, сотни отдельных источников порождали в атмосфере планеты радиоволны. Каждый источник обладал собственной характеристикой, очевидной для голотевта, как танцору номер в исполнении другого балетмейстера. Но один небольшой элемент напоминал флейту, поющую наперекор разбушевавшемуся ветру…
Быть может, за десятилетие, потратив уйму усилий, люди и сумели бы собственными силами сделать подобное открытие. Голотевты сразу все поняли: они имеют дело с явлением, которого не может породить неживая природа. Словом, так здесь говорят живые и разумные существа.
Плавая в космосе перед экипажем на фоне планеты, остававшейся за его спиной во всем своем великолепии, Бродерсен сказал, нарушая молчание:
— А по-моему, надо взглянуть.
— Слишком опасно, — продолжала Джоэль. — Не то что здесь на орбите. Можно и впредь сигналить отсюда.
— До тех пор, пока не начнем умирать с голоду? — фыркнул Дозса, пытаясь вступить в разговор. — Можно и так, ты это знаешь.
— В самом деле? — спросила Кейтлин. — И почему это должно быть? Разве ты не послал им нашу длину волны и математический сигнал, в котором нельзя ошибиться?
На широком усталом лице Дозса появилась улыбка.
— Ты была слишком занята, чтобы следить за новостями, моя дорогая. Дело в том, что основную проблему представляет размер этого мира. И еще естественная природа этих частот, уровень шума. Без голотевтики мы никогда не сумели бы выудить несущую информацию доли сигнала. Она всего лишь побочный продукт передачи. Туземцы, какими бы они ни были, не имеют причин ожидать зова снаружи. Я в этом не сомневаюсь. Можно воспользоваться концентрированным лучом, чтобы создать мощность, которую они способны принять и идентифицировать. Но тогда мы сумеем обратиться лишь к очень ограниченному району. — Дозса махнул в сторону бурого шара. — А мир этот огромен. И излучающие источники не зафиксированы; они, похоже, постоянно перемещаются вокруг него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});