Читать интересную книгу Уран для Хусейна - Геннадий Паркин

— Это мы еще посмотрим, — самоуверенно заявил Сашка. — Меня, например, ваши Шерлоки Холмсы сроду не найдут. Сниму повязку, очки темные надену и в понедельник к Филатову в клинику. Если кто и дернется, ГРУ такой тарарам поднимет, Щелоков на коленях извиняться приползет. Зря я, конечно, этого подполковника пожалел, надо было кончать гада.

— За тебя я особенно не переживаю, — согласился Вячик. — С малышом надо что-то придумать.

— Что тут думать, — беззаботно встрял я. — Деньги есть, отсижусь у Верки, потом мы с ней в Гурзуф рванем. Какие трудности?

— Нет, малыш. — Вячик моего оптимизма не разделял. — Так просто тебе не спрыгнуть. Плохо ты родную милицию знаешь. На Огарева асы работают, они не только Москву, пол-Союза перевернут, но на тебя выйдут. Надо что-то такое придумать, чтобы я за твою судьбу полностью спокоен был.

— Ты о своей судьбе лучше подумай, — не сдавался я. — Как сам-то выкручиваться станешь?

Вячик почесал затылок и ухватился за бутылку. Торжественно набулькав нам с Сашкой поровну, он, чокаясь, благородно произнес:

— Вы, парни, меня уже вытащили. Хотя сами об этом не догадываетесь.

— Каким образом? — Я одним глотком опрокинул коньяк.

— Очень просто. Гебешники ждут от Володи информации. Мы знаем, что все сходится на Свиридове, но не будь этого, — Вячик помахал свиридовской корочкой, — кроме слов исчезнувшего Дракона, на него ведь ничего нет. А теперь пусть объяснит, что он делал на Ваганькове в компании с Драконовыми ребятишками, как лишился табельного оружия и удостоверения. КГБ только палец покажи, они руку зажуют, раскрутят его как миленького. Конечно, придется мне покрутиться, объясняя, где я эти трофеи нарыл, но поверь, — похлопал он меня по плечу, — вас, ребята, я выведу из-под удара. Саша, ты иди, займи девчонок, а то они там с тоски воют. Мы тут, извини, один маленький вопрос решим.

Когда Сашка прикрыл за собой балконную дверь, Вячик повернулся ко мне и приказал:

— Теперь давай рассказывай, кто ты, откуда, каким ветром тебя в Москву занесло, к Ваганькову прибило?

Сознавая серьезность своего положения, я рассказал Вячику совершенно правдивую историю о том, как докатился до жизни такой. Впрочем, правды в ней было не больше, нежели в «Кратком курсе истории ВКП(б)» под редакцией товарища Сталина. Вячик все ж таки был пусть отставным, но милиционером, поэтому изливать душу полностью и будить в нем дремлющие инстинкты особо не стоило. Тем не менее пришлось назвать себя, помянуть город-герой Минск, раскрыть кое-какие детали моей неутомимой деятельности на посту грузчика объединения «Белторгтрансавто», в просторечии именуемого «Трансагентством»; в общем, тайна моя тайной частично быть перестала. Я попытался изобразить себя неким благородным жуликом, эдаким белорусским Робин Гудом, но Вячик недаром делал карьеру в МУРе и только скептически улыбался, четко просекая суть вещей.

— Значит, ты в бегах, — подвел он итог моим словоизлияниям. — Замечательно.

Я ничего замечательного в этом не видел, но на всякий случай промолчал.

— Во всесоюзный розыск тебя не подавали, ограничились местным. Это значит, никто никого не ищет, а лежит твое дело у следователя, приостановленное до поимки преступника. То есть тебя. Преступление незначительное, статья до трех лет, так что придется тебе, малыш, провести их на нарах.

Я даже не успел выразить бурный протест по поводу сказанного, только рот раскрыл, как Вячик меня успокоил:

— Не бойся, никто тебе три года не даст, от силы два, а то и полтора навалят, а там, глядишь, амнистия. В декабре 60-летие Союза, обязательно указ издадут — и отправишься домой, к маме. Нам надо из Москвы тебя сплавить и спрятать понадежнее. Вот пусть само МВД этим и занимается. План такой. Мой старый приятель сейчас работает на Матросской Тишине заместителем начальника приемника-распределителя. Туда свозят беглых химиков и всех бичей, что по Москве слоняются. По закону, администрация спецприемника в течение тридцати суток выясняет, что за птица к нам залетела, делает всевозможные запросы и все такое. Туда тебя и определим. Эдик, мой приятель, запросит Минск, оттуда сразу же за тобой спецконвой отправят. Обычно посылают пару толковых оперативников из районного угрозыска. И покатишь ты домой под охраной и с комфортом, в мягком вагоне, за государственный счет. Главное, никто не догадается, что ты такое колено выкинешь, с помощью милиции, вполне официально от милиции же и улизнешь. Пока суд да дело, все уляжется, я об этом позабочусь. Ну как, — довольно потер он руками, — нравится мой планчик?

Планчик-то был ничего себе, но в тюрьму не хотелось. Об этом я прямо и заявил.

— Дурью не майся, малыш, — Вячик прям-таки светился радостью, удачно разрешив проблему со мной, — тюрьма, она ненадолго, а могила навсегда. Здесь тебя сажать не станут, а просто и тихо уничтожат. И из Москвы вырваться не успеешь.

Это меня убедило, и я согласно кивнул головой. Попросил только, чтобы на Матросскую Тишину Вячик отвез меня не сегодня. Хотелось провести ночь с Верой и съездить в Боткинскую больницу к Володе.

Мы вернулись за стол, где ко мне тотчас прильнула заинтригованная нашим долгим отсутствием Верка, и продолжили трапезу. Но теперь я смотрел на все окружающее совсем другими глазами, понимая, как недолго осталось мне предаваться незатейливым житейским радостям.

Я пил и совсем не пьянел, пытался забыться, но не мог, проклиная подлую штуку жизнь, всегда ухитряющуюся подставить острый локоть там, где хочется ощутить нежное ласкающее объятие. Потом алкоголь все же взял свое, и ужасное предчувствие ледяной полярной ночи отступило куда-то на второй план, сменилось знойным тропическим ливнем дружеских улыбок, веселых шуток и того тепла, каким может одарить только по-настоящему любящая женщина.

После августовских событий 1991 года о Матросской Тишине узнал весь мир. Тогда же, в августе восемьдесят второго, странное для сухопутной Москвы название неприметной улицы в Сокольниках, за исключением коренных москвичей, было мало кому известно. Разве что тем из гостей столицы, кто удосужился побывать в следственном изоляторе номер два УВД Мосгорисполкома или находящемся здесь же приемнике-распределителе. Четырехэтажное здание спецприемника вплотную примыкало к одному из корпусов следственной тюрьмы, отличаясь лишь отсутствием на оконных решетках стальных ресничек жалюзи.

Кроме беспаспортных бродяг и беглых москвичей, не желающих по приговору суда отрабатывать условный срок на периферийных стройках народного хозяйства, здесь содержались административно-арестованные хулиганы-пятнадцатисуточники и прочий нежелательный для Москвы мелкокриминальный элемент. Вот этот-то клоповник, по мнению Вячика, должен был стать для меня надежным укрытием от оперативников Огарева, 6 и отдушиной в плотном кольце устроенной ими облавы, способной дать мне возможность незаметно исчезнуть из столицы.

В тюрьму я собирался полдня. Верка ходила за мной по квартире хвостом, прекрасно понимая, что вряд ли когда-нибудь еще меня увидит. Вячик поехал на переговоры со своим приятелем Эдиком, а Сашка, с утра еще забросив на Ходынку Сонечку, рысачил по магазинам, закупая всякую всячину себе и мне на дорогу. К счастью, был конец месяца и, несмотря на воскресный день, все магазины работали.

Я стремительно запаковал под каждую стельку по две сторублевки, растер в порошок и равномерно растарил в широком поясе врангелевской куртки пять упаковок теофедрина, за которым Верка сгоняла в дежурную аптеку. Это средство от астмы, изготовленное на основе эфедрина, прекрасно стимулировало жизненную активность в тюрьмах, где не шибко много радостей, помогало поднять настроение. Время от времени приходилось отвлекаться от сборов и нырять вслед за Веркой в развороченные жаркими объятиями и любовными схватками недра широкой двуспальной кровати. Скорое расставание пробудило в нас неистощимые силы и такое возбуждение, что иногда мы и до кровати-то добираться не успевали, заваливаясь прямо на ковер прихожей или располагаясь на мало подходящем для этого дела подоконнике.

Часам к трем вернулся Вячик, довольно заявив, что в семь вечера тюрьма гостеприимно распахнет передо мной свои ворота. Следом появился Сашка, приперший целую гору бутылок, блоков, банок, свертков и каких-то вкусно пахнущих пакетов. Поручив им с Веркой приготовить прощальный ужин, мы с Вячиком, прихватив блок американских сигарет, кой-каких продуктов и большую бутылку водки, поехали к Володе.

Вредной бабке-охраннице пришлось сунуть червонец, иначе она ни в какую не желала пропускать нас в Володин бокс, несмотря на все наши заверения, что Викентий Павлович в курсе и наш визит был санкционирован по телефону.

Володя выглядел значительно лучше, хотя мордой сильно смахивал на перезрелый баклажан с одесского Привоза и говорить начал в точности как Леонид Ильич Брежнев, шепеляво шамкая и заставляя поднапрячь мозги, дабы угадать значение некоторых нечленораздельных исторгнутых звуков.