Приутихла долина, ощетинилась штыками; даже козьи тропы взяты под усиленную охрану. Еще одна мера: немцы убрали отсюда военные госпитали. Мало того, сюда стали стягиваться каратели.
Что ж, в какой-то степени мы цели своей достигли. Пока, до поры до времени, оставили долину в покое; что касается дальнейшего, то у нас возникли кое-какие планы.
28
Боевая жизнь района налаживается, хотя и со скрипом. Калашниковская мука плюс трофейная конина свое дело делают. А тут враг будто позабыл о нас и носа не сунет в наш район.
Но почему он себя так ведет?
Я постоянно думаю о связи с Севастополем и исподволь готовлюсь к ней, но меня смущает одно: почему сам город молчит? Не может того быть, чтобы там не знали нашего положения. Разве они будут бездействовать?
И они, те, кто непосредственно руководил обороной, не бездействовали.
Вот что происходило в Севастополе.
Февраль - предвесенний месяц. В это время на юге порой бывают ласковые дни, схожие с майскими.
Утро. На Корабельной стороне рвутся редкие снаряды. Прилетели пикировщики и пытались сбросить бомбы на линкор, серой громадой застывший в Южной бухте. Зенитчики отогнали их. Сбросив бомбы в воду, самолеты нырнули в пушистый слой облаков, которые плыли в синем небе и таяли где-то над лесами.
Улицы полны народу. Особенно шумно на Графской пристани. Здесь узнаются новости, встречаются друзья, земляки. Здесь же вывешивается сводка "На подступах к Севастополю". С военной лаконичностью она сообщает о положении на фронте за последний день.
Расталкивая локтями толпу, к карте военных действий протискивается пожилая женщина, повязанная белой шалью.
- Что там, милые, на фронте-то?
- Не шуми, тетка, а слушай: "Вчера на фронте велась редкая артиллерийская и ружейно-пулеметная перестрелка. Наши снайперы уничтожили двадцать восемь фашистов".
- Ну и слава богу! - перекрестилась женщина, вытащила из-под шали тарелку с жареной рыбой и заголосила: - Ставридки! Кому свеженькой ставридки?!
- Мне. Отваливай с десяточек! - остановил ее старший лейтенант с раскосыми глазами и забинтованной шеей.
- Бери, миленький, бери. На вот, парочку поджаренных... с хрустом...
Старший лейтенант жадно набросился на свежую рыбу. После госпитальной пищи из сухарей и консервов рыба показалась ему очень вкусной.
Это был Маркин, житель Севастополя. Он более месяца пролежал в госпитале в Инкермане, истосковался по небу, свободе, улицам родного города. Он шагал по городу, останавливался у заборов, смотрел...
- Идешь и как солнце сияешь! - знакомый голос остановил его.
- Товарищ Якунин! - бросился Маркин к бывшему секретарю Корабельного райкома партии. - Вы же партизанили?!
- Было дело... - Якунин с подчеркнутой заинтересованностью посмотрел на Маркина. - Ты, кажется, просился в партизанский отряд!
- Еще как!
- В лес дорога и сейчас не заказана.
- А наши там есть? - не без волнения спросил Маркин.
- Еще бы! Вчера пленного допрашивали. Рассказывает, как партизаны вздыбили Коккозскую долину. Нам нужен проводник, а ты лес знаешь. Как?
Маркин загорелся:
- А что?
...Бухта все больше обволакивается темнотой, всплескивают прибрежные волны, у маленького причала слегка подрагивает катер с заведенным мотором.
По берегу ходит Маркин.
Якунин, радист - молодой паренек в ватнике с ящиком за плечами, а за ним секретарь обкома Меньшиков попадают под луч электрического фонарика, направленного на них Маркиным.
Секретарь обкома отводит в сторону Маркина и Якунина:
- Помните: с завтрашнего дня мы дни и ночи ждем вас в эфире. Передайте партизанскому командованию - пусть готовят посадочные площадки. Мы пошлем к ним самолеты с продуктами и медикаментами. По выполнении задания возвращайтесь в Севастополь, дайте знать по радио. Мы укажем вам район перехода линии фронта, встретим вас.
- Будет сделано, товарищ секретарь обкома! - говорит Маркин.
Катер отчалил от берега и вышел в открытое море.
Поднялся ветер.
Маркин и Якунин стоят на палубе, прислушиваются к шуму мотора, к свисту холодного ветра.
Темная южная ночь, и чем дальше в море, тем сильнее ветер. Он тугими порывами набрасывается на катер, клонит его к воде. Соленые волны гуляют по маленькой палубе.
Маркин поднимается на командирский мостик.
- Правее Голубого залива высадишь нас, - говорит он командиру. - Бывал там?
- А где я не бывал? Разве у черта на рогах не сидел! - невесело ответил тот. - Там подводные камни.
- Знаю. До берега шлюпкой доберемся.
Командир посасывает трубку, смотрит на компас.
- Ну и ночка, прямо-таки для турецких контрабандистов, - беспокоится он за свое суденышко. Волны бросают его как щепку.
Неожиданно командир приказывает:
- Лево руля, приглушить мотор!
Становится тихо, ветер доносит до слуха отчетливый шум другого мотора.
- Немецкие охотники, ищут, - говорит командир.
Вскоре шум пропадает за кормой, катер меняет курс и на полном ходу приближается к Голубому заливу. Связные готовятся к высадке, на маленькую шлюпку укладывают рацию, батареи, прощаются. Волна подхватывает шлюпку и поднимает на гребень. Но сильные руки Маркина налегают на весла, поворачивают ее поперек волны и направляют к берегу.
Ветер гудит в расщелинах скал, подгоняет людей. Они торопливо покидают берег и идут по тропе через виноградники и огороды.
Вдруг из-за соседней скалы взлетает в небо несколько ракет.
- Ложись! - командует Маркин и первый падает на мерзлую землю.
За ракетами следуют трассирующие пули, слышатся пулеметные очереди.
- Не спят, гады. Надо торопиться, - предлагает Маркин.
Он идет впереди, бесшумно. Радист с первых шагов спотыкается и падает.
- Ставь ноги крепче, - шепчет ему старший лейтенант.
Через полчаса подкрались к Севастопольскому шоссе.
Маркин уходит в разведку, а Якунин и радист выжидают в кустах. Над самой головой трещат моторы, с полузатемненными фарами по шоссе проскакивают мотоциклисты.
Возвращается Маркин.
- Самое время переходить дорогу, патруль только проскочил.
Первый перебегает дорогу Маркин, присматривается и дает сигнал радисту. Тот делает несколько шагов и... падает.
- Батареи, батареи... разбил, эх... - кричит он истошным голосом.
- Тихо! - Маркин подхватывает радиста и несет через дорогу, кладет под кустом. - Можешь идти?
- Могу, только сильно зашибся. Эх, лучше бы на грудь упал, а то на батареи, - горюет паренек.
- Лучше бы ты совсем не падал, растяпа, - распекает его Маркин.
Они идут дальше. На вершинах красуются белые исполинские шапки, окаймленные черными линиями лесов.
Идут по снежной целине. Рассветает. Радист выбивается из сил. Привал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});