Читать интересную книгу Крах СССР - Сергей Кара-Мурза

Отношение интеллигенции к энергетике хорошо высвечивает то состояние мышления, которое и позволило ничтожному меньшинству завоевать культурную гегемонию, сменить политическую систему, завладеть хозяйством и обескровить его, перекачав его ресурсы на свои личные счета за рубежом. Причина того, что наша интеллигенция попала в этот мировоззренческий тупик, коренится в ее «полузападном» образовании, в котором оказались подавленными ответственность в подходе к проблемам общества и отсутствие интереса к фундаментальным вопросам. В советском проекте эта проблема не была предусмотрена, а потому не была и осмыслена и решена. В этот исторический урок должна вникнуть молодежь нынешней России, если хочет сохраниться как поколение народа, а не как расходный материал «развитых стран».

Советская плановая система характеризовалась тремя особыми качествами, отличавшими ее от капиталистической. Во-первых, она сумела запустить молекулярные процессы массового создания «снизу» самых ценных ресурсов. Прежде всего, это — здоровый, спокойный, образованный человек. Это видно из множества жестких эмпирических показателей. Во-вторых, это создание всеобъемлющей системы поиска, разработки и собирания материальных средств: от сырья и энергии до рабочей силы. В-третьих, создание механизма концентрации ресурсов в ключевых точках в нужный момент и маневра ресурсами.

При реальных ресурсных возможностях СССР только посредством комплексного планирования можно было создавать большие технологические системы типа Единой энергетической системы или Ракетных войск стратегического назначения. В сумме это дало такой запас эффективности, по сравнению с которым гипотетическое превосходство обратных рыночных связей над прямыми плановыми несущественно.

Сейчас уже перестали применять прием пропаганды, который был излюбленным в первые годы реформы, — утверждение, будто кризис унаследован от советской системы и является просто продолжением созревших в ней тенденций. Сама форма кривых, выражающих динамику экономических показателей, говорит о том, что в 1991-1992 гг. произошел именно слом системы народного хозяйства СССР, ее убийство политическими средствами. Если мы оценим хотя бы приблизительно те средства, которые с тех пор потеряло хозяйство, мы поймем, с какой интенсивностью работала экономическая машина СССР.

Конечно, трудно учесть все средства, которые успели реформаторы растратить за десять лет. Сколько, например, реально стоило поддерживать военный паритет с Западом? От него отказались, вооружения не разрабатывали, не производили и не приобретали, армию почти распустили — сколько на всем этом сэкономили правительства Е. Гайдара и В. Черномырдина? Где эти деньги? Десять лет практически не делалось капиталовложений в производство, были свернуты большие строительные и мелиоративные программы. Почти не выделялось средств даже на поддержание технической инфраструктуры. Инвентаризация всех этих изъятых из хозяйства средств — большая задача. Есть и очевидные изъятия: например, присвоение правительством Гайдара вкладов населения в Сбербанке (450 млрд. долл.).

Главный дефект той системы, к которой перешли от советского строя, вовсе не в том, что «новые русские» вывезли около триллиона долларов или накупили себе мерседесов. Главное, что они при этом уничтожили в десятки раз больше ресурсов, т.е. с точки зрения интересов общества оказались бессмысленными хищниками. И это — свойство фундаментальное. Рядом с этим свойством «тупость планирования» — свойство именно не фундаментальное, а исторически данное и устранимое. Да и потери эта тупость порождала гораздо меньшие, чем нынешняя хищность.

По отношению к советской системе, которая, как и капитализм, была комбинацией прямых и обратных связей, можно было бы спорить об изменении пропорций или структуры связей, методологии планирования. Однако цель антисоветского движения была совершенно иной — она заключалась в уничтожении советской системы.

Сегодня, когда мы находимся в тяжелейшем положении и окидываем мысленным взором совокупность антисоветских суждений о разрушенной системе хозяйства, возникают тяжелые чувства. Они выглядят поразительно бесплодными, из них нельзя извлечь никакого полезного урока. Это критика, построенная на ложных основаниях, недобрых чувствах и недобросовестных приемах. Но причина краха СССР не в самой этой критике, а в том, что ей поверила часть граждан — достаточно влиятельная, чтобы парализовать защитные силы советского общества.

Отрицание государственной собственности. Частью большой антисоветской доктрины в сфере экономики была атака на представление об общенародной и государственной, а также коллективной и общинной собственности. Позитивная часть этой доктрины сводилась к вере в благодатные свойства частной собственности. Делались нелепые высказывания о «естественном» характере частной собственности и даже ее «священном» характере. Что само понятие «священный» является иррациональным, это именно символ веры. Для одних священно одно, для других другое, и логикой тут не возьмешь.

Придание же этому чисто социальному феномену статуса «естественного», т.е. природного, внесоциального, также надо считать иррациональным, поскольку здесь слово «естественный» просто заменяет слово «священный» и никакого содержательного значения не имеет. Частная собственность в ее современном виде возникла лишь в Новое время, с превращением человека в свободного индивида (исходный элемент этой собственности — собственность на тело индивида). Так что самой этой категории, на которой строится все здание современного капитализма, всего-то от роду четыре века. А только в цивилизованном состоянии человечество живет уже 20 тысяч лет — 200 веков!

Более того, даже не частная, а и более ранние формы собственности возникли лишь с появлением земледелия, т.е. сравнительно недавно. А до этого вполне сформировавшийся homo sapiens, живущий племенами, лишь координировал использование угодий для охоты или собирательства. Никакого «естественного», биологически присущего человеку «чувства» частной собственности не существует, это исторически обусловленная часть культуры, продукт общественных отношений. Возник в определенных условиях, побыл в культуре и исчез.

Соответственно, не существует и никакого природного «чувства хозяина», которое было якобы утрачено советскими людьми из-за обобществления собственности на средства производства. Создание мифа об этом «чувстве» или инстинкте — биологизаторство культуры, отрыжка социал-дарвинизма. Прискорбно было наблюдать его в культурной образованной среде, так легко поверившей манипуляторам. Что же касается этого «чувства хозяина» как продукта культуры, то вовсе не советская власть его ограничила в России, а Православие. С. Булгаков пишет в книге «Христианский социализм»: «Именно это-то чувство собственности, духовный яд ее, сладострастие Мамоны, и осуждается бесповоротно христианством, как коренным образом противоречащее основной заповеди любви» [21].

Во время перестройки настойчиво внушалась мысль, что собственность в СССР захватило государство, так что общенародной советскую собственность называют лишь для отвода глаз. Был даже изобретен мифический «собственник» — бюрократия, номенклатура. Идея эта совершенно схоластична. Бюрократия в СССР представляла собой общность работников управленческого аппарата и признаками класса-собственника не обладала.84 Так же как и менеджер в частной корпорации выполняет функции управления и участвует в принятии решений, но вовсе не является собственником капитала. Что собственность на средства производства была в СССР именно общенародной, а государство ею лишь распоряжалось, говорит как раз «уравниловка», которую на все лады склоняли антисоветские мыслители. В виде бесплатных благ и через низкие цены граждане на уравнительной основе получали свои дивиденды с принадлежащей им частицы общенародной собственности. Кроме того, как частичные собственники средств производства, они имели реальное право на труд. Это достаточные признаки обладания собственностью, вполне очевидные и понятные.

Эксплуатируя миф о собственности, философы доходили до абсурда. Видный философ-правовед B.C. Нерсесянц писал: «Создаваться и утверждаться социалистическая собственность может лишь внеэкономическими и внеправовыми средствами — экспроприацией, национализацией, конфискацией, общеобязательным планом, принудительным режимом труда и т.д.» [124].

Вдумаемся в это тоталитарное утверждение: философ отрицает всякую возможность создать социалистическую собственность экономическими и правовыми способами. B.C. Нерсесянц, вероятно, имеет в виду национализацию 1918-1920 гг., но почему же национализация — неправовой акт? А приватизация — правовой? Какие можно придумать правовые основания, чтобы отдать комсомольскому работнику Кахе Бендукидзе машиностроительный суперкомбинат «Уралмаш» за смехотворную цену — одну тысячную не стоимости завода, а стоимости его годовой продукции?