Гербы стран – хозяек порталов оказались надежно скрыты под украшениями. Но нужный портал ни с чем не перепутаешь. Перед ним белеет лента, которую предстоит перерезать Ланселоту. Удивительный обычай: оставить открытыми все дороги, кроме той, по которой предстоит идти.
– Просим, просим!…
Ветер разносит над поляной запахи дыма и жареного мяса. Горят костры, повариха обносит гостей горячим вином. Рога ее шлема отполированы и празднично сияют; светлые волосы рассыпались по голым плечам. Солнце беззаботно играет на бляшках бронетопика.
А вот и высшие варварские чины – Финдир, Оки, Харметтир. Против всех ожиданий, они не спешат облачаться в национальные костюмы. Оки так вообще в шахинпадский стеганый халат вырядился – поверх медвежьей шубы. Леопардовые набедренные повязки не для них, пусть мелкая шушера выслуживается.
Меж костров снуют ординарцы, степенно прогуливаются старшие бухгалтеры.
– О Финдир, Неплательщиков Погибель! – кланяется повариха. – Пригубить души веселья не хотите ль перед бранью?
И протягивает чашу вина. Обычную чашу – золото, гранаты, аметисты. Финдир не одобряет народного творчества; кубки из человеческих черепов – это для туристов.
– Давай, милочка. Выпить – всегда хорошо, – Финдир озирается – не вынырнет ли откуда Сильгия? – А бранить тебя не за что. Скорее наградить можно.
Повариха смеется. Правитель не знает родного языка, воинскую брань с перебранками путает? Шутить изволите.
– Где Тальберт? – спрашивает Финдир у подошедшего Оки. – Скучно без шута.
– Сейчас явится. Не помню, чтобы он выпивку дармовую пропускал… Поискать его, о державой потрясатель?
– Поищи. Пусть рядом будет. С минуты на минуту церемония начнется.
Финдир хозяйски оглядывает лес. Все налажено, все движется своим чередом. Бухгалтеры готовы в любой миг двинуться в портал, сметая все живое на своем пути. Ланселот покорен единому слову. Отчего же так неспокойно на душе?
Или ночь бессонная сказалась? Но это ведь пустяки. Порой приходится и больше времени бодрствовать – такова королевская доля. Все успешно, не на что жаловаться.
– Доброе утро, король.
Золотой Чек поднял тяжелый взгляд на Истессо. Надо будет устроить выволочку страже. К варварскому королю никто не должен подкрадываться незамеченным.
– Здравствуй, Хоакин. Как спалось?
– Благодарю, ваше величество, превосходно.
– Финдир поморщился. По старой тримегистийской привычке, Истессо звал его величеством. А ведь даже дети малые знают: короля следует звать сообразными титулами. Разрушителем твердынь, корнем мира. Водителем войск, на крайний случай. Ничего, разберемся с Дюжиной, узаконим правильные обращения.
– Неважно выглядишь, Хоакин. Быть может, отложим церемонию? Все-таки сражаться с чудищами – это серьезное занятие. Требует собранности.
– Не стоит, ваше величество. Я прекрасно себя чувствую.
– Ну смотри.
Ланселот поклонился и отошел прочь – прямой как палка. В последнее время он стал походить на призрака, подумалось королю. Под глазами черные круги, лицо изможденное… Тоже, наверное, не спал ночь. Что ему вспоминалось, интересно?
Не прошлое же. Сколько у него того прошлого?…
А вот еще вопрос: как ему удается так бесшумно ходить? Словно и в самом деле он умер, а меж сосен бродит его тень.
Тень Ланселота.
– Эй, вина попиватель, – послышалось из-за спины, – я нашел Ойлена. – Оки оступился и по колено ухнул в сугроб. – Сейчас явится, пьянчуга.
Только теперь Финдир обратил внимание, что на бедре Длинной Подписи болтается меч Ланселота.
– Ты что же, Оки, готовишься сражаться со зверями великими?
Тот глянул на оружие, равнодушно пожал плечами:
– Отчего нет? Финдир, все в мире меняется. В наше время героем может стать любой. Распорядиться, чтоб начали церемонию?
– Да уж, будь добр. И Ойлена сюда. Немедленно.
По варварским рядам пошло движение. Бухгалтеры спешно допивали вино, вытирали усы и становились в строй. Коренастенькие варварки в кордебалетных юбочках заняли места меж сосен. На огороженный помост вскарабкались музыканты.
– Вот он, в снегу стоятель. – Оки вынырнул из чащи, волоча за собой упирающегося малого в ярко-алом костюме с бубенчиками. – Сбежать пытался… Пьян порядочно, да ничего. Макнуть его в снег?
На лице Ойлена застыли капли влаги. Видимо, Оки уже макал его, и не раз, чтобы привести в чувство. Но шут выпил слишком много, чтобы так сразу протрезветь.
– Хватит, Длинная Подпись, уймись. – Король холодно посмотрел на Тальберта. – Ты пьян, шут? Отчего же?
– Я с похорон, потрясатель табунов. Хорошего человека хоронил.
– Не слышал, чтобы у нас кто-то умирал. Видимо, это твоя новая острота?
– Нет, король. Я помянул честного варвара, аларикского правителя. Того, кто держал свое слово.
– Ты жесток, Ойлен. Это всего лишь политика, понимаешь?
– За политику я тоже выпил.
Финдир поморщился. Бухгалтеры уж начали оглядываться. Отчего этот сумасшедший всегда так громко говорит?
– Ладно, шут. Встряхнись! У Аларика великий день – день славы и победы. Ты должен быть весел, мой шут.
– Конечно, король. Я буду. Говорят, ты спас мир этой ночью…
Слишком много знает, решил Финдир. Бесполезно спрашивать – откуда и почему. Чутье подсказывало, что долго Ойлен не проживет. Только человек, готовый к смерти, может позволить себе быть откровенным с королями.
– Уймись, шут! Лучше слушай: я скажу речь. Мне важно знать твое мнение, ведь это будет хорошая речь. По крайней мере, варварам она придется по вкусу.
– …Если они у тебя соловьи, то им понравится, – отозвался шут. – Но я не соловей. Меня ты баснями не накормишь.
Пока Финдир и Ойлен препирались, румяные варварки успели раскатать ковер от ног короля к арке с белой лентой. Золотой Чек ступил на багровые узоры. Тут же умолк шум, и бухгалтеры застыли, преданно глядя на повелителя.
– Слушайте меня, варвары, – начал король. – Слушайте речь, сыны Бьоки и Хрендира! Многие ли из вас помнят славы варварской эпоху? Тяжелые гроссбухи и всесокрушающие счеты наводили ужас на недругов Аларика. Боевой клич наших предков повергал врагов в отчаяние. Но пришли новые времена. Сладкие кружки из теста, с джемом, кремом и повидлом стали пищей охотников, ранее съедавших ухохотня за один присест. Ливреи да форейторские камзолы облекли чресла тех, кто раньше голышом спал на снегу.
Варвары озадаченно зашептались. С чреслами король перемудрил, перемудрил… немногие знали, что означает это слово. Лицо Харметтира приобрело скучающее выражение. Никакой ухохотине не сравниться по вкусу с тримегистийским сырным пирогом, решил он. Правитель безнадежно отстал от жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});