– В течение нескольких лет это помогало, а затем пустота стала ощущаться ещё тяжелее. Я перестал убивать, позволяя Николаю уничтожать вампиров после того, как мы находили их. Я даже стал проводить больше времени в другой форме.
– Что угодно, лишь бы идти вперед, – она мельком увидела мрачную, застывшую жизнь в его сознании, но это было почти невозможно понять, не сливаясь с ним, а он держался от нее на расстоянии.
Викирнофф закрыл глаза.
– Ты не понимаешь, о чем я рассказываю тебе, Наталья. Я древний Карпатец. Я хорошо обучен и осведомлен в том, что происходит с нашими мужчинами, если они продолжают жить, охотиться и убивать. Существует точка невозврата. Место в разуме, где должен быть сделан выбор.
Наталья нахмурилась и немного отодвинулась, вглядываясь в линии, застывшие на его лице.
– Какой выбор?
– Каждый миг нашего существования, мы остро чувствуем надвигающуюся темноту. Мы знаем, что если не найдем Спутницу жизни, то наступит время, когда придется принять решение о защите наших людей и населения всего мира. И как только это мгновение наступит – его нельзя упустить. Если мы не сделаем выбор встретить рассвет с честью, то подвергнем опасности наши души, становясь вампирами.
Наталья потянулась, чтобы дотронуться до его лица.
– Но кто вообще может сделать такой выбор?
– Это – наше наследие, Наталья. Нам дают обязательные ритуальные слова, чтобы сохранить наш вид, наши жизни. Это – наша единственная гарантия защиты. Без света в нашей темноте мы неизбежно уступаем злу, если только не выйдем навстречу рассвету, – его пристальный взгляд переместился с её лица, и вновь встретился с зелеными глазами. – Я был очень далеко за пределами точки невозврата. Я знал точный день своего выбора. Я помню его ярко, но я не сделал того, что было необходимо для гарантии выживания остальной части моей расы. Я выбрал жизнь. Я цеплялся за жизнь, хотя должен был выбрать рассвет.
Она покачала головой, её пальцы нежно прикоснулись к его мужественным скулам.
– Это не правда. Ты сказал, мы – Спутники жизни. Разве это не значит, что тебе предназначено выжить?
Он покачал головой.
– Я был слишком близко. Ты почувствовала это в лесу задолго до того, как увидела меня. Ты не могла сказать, вампир я, или охотник. Я тоже не видел разницы, – он отказался отступать от горькой правды. – Не знаю, есть ли второй момент выбора, после первого. Не могу сказать, знал ли Рэзван о том, что существует время выбора. Я так давно не испытывал эмоций, вообще ничего, что мой разум стал блуждать по тем местам, куда я знаю, он не должен был заглядывать, но я был не в состоянии остановиться.
Наталья глубоко вздохнула, расправляя пальцами его волосы. В нем было столько эмоций, протекающих так глубоко, и оставляющих серьёзные раны от унижения. Он поступился гордостью Карпатского охотника и мужчины, чтобы рассказать свою самую темную тайну, признаться в позорном выборе, сделанном с осознанием, к чему такой выбор неизбежно привел бы, и в еще худшем позоре – неспособности остановить себя на неотвратимом пути к абсолютному злу.
– У Рэзвана не было такого обучения. Никто не вбивал в него знания о том, что могло произойти. Делает ли его это слабым? Действительно ли это предательство всех тех, кого мы любим, или этот выбор украден у нас, потерян в тумане, созданном в наших умах, когда все сливается воедино, и больше нет четких формулировок, одно лишь ужасное, бессмысленное существование?
Вглядываясь в его темные глаза, она почувствовала себя ошеломленной, и даже униженной. Там была боль, боль столетней пустоты. И ещё был страх, страх того, что она отвергнет его.
– Как ты мог подумать, что я могу отвергнуть тебя? Почему? Уж точно не из-за того, что ты обнажил свою душу и признался мне, потому что хотел, чтобы я знала – Рэзван не предавал меня сознательно.
Она осыпала поцелуями его подбородок, уголки его рта. Её язык соблазнительно прошёлся вдоль линии его губ.
– Рэзван, может быть, не собирался тебя предавать, возможно, это просто произошло. Но, Наталья, мой выбор был настоящим предательством. Как твой Спутник жизни, я должен ставить твою безопасность превыше всего остального, и мне следовало выбрать рассвет, когда настал тот самый момент.
Она поцеловала его, мягко и нежно, снова и снова, до тех пор, пока он не открыл свой рот для неё. Ощутив его вкус, она утонула в нем. В его суровой честности. В гордости, которую он принес в жертву ради неё. Ей хотелось плакать за них обоих.
– Это не было предательством, Викирнофф, – сказала она мягко, – только жизнь. Просто жизнь. И она может быть очень трудной, жестокой, и пугающей, но также может быть головокружительной, прекрасной, и наполненной страстью ко всему, чего ты желаешь. Чего мы желаем. Ты и я. Мы не хотим упустить это. Я бы цеплялась за жизнь, так же как и ты. Как и Рэзван. Не знаю, можно ли его спасти, или же уже всё потеряно, но, по крайней мере, я чувствую, будто бы он не принимал решение предать меня. Спасибо тебе за это.
Викирнофф крепко прижал её к себе, и облегченно выдохнул. Он отвел её золотистые волосы с глаз, впитывая каждую чёрточку открывшегося лица. Опьяняющее облегчение смешалось с острой радостью. Наталья была красива не только снаружи. Он поцеловал ее медленным, испепеляющим поцелуем счастья, ведь ее сердце было полностью открыто для него.
Она слилась с ним, одной ногой обвив его бедро, прижимаясь к нему ещё сильнее, и приглашающее потерлась своим влажным и скользким телом. Викирнофф с легкостью приподнял ее, заставляя обхватить его обеими ногами за талию, оставляя ее открытой для него, и позволяя ему расположить возлюбленную как раз над головкой его эрекции. Радушные складочки ее канала были словно горячий бархат и изыскано тугие, сжимая его словно кулак, когда он глубоко вошел в нее. То, как ее тело приняло его, нежно поглаживая и сжимаясь вокруг него, было для него настоящим чудом. Своей разгоряченной нежной кожей она терлась об него при каждом движении.
Её лицо сияло красотой в тенях от мерцающих свечей. Блики пробегали по ее мягким округлостям. Она крепко обхватила его за шею и откинулась назад, начиная долгое и медленное путешествие на вершину блаженства. Удовольствие на её лице делало её ещё красивее. Он позволил ей взять инициативу в свои руки. Она доводила его до грани несколько раз, только чтобы остановиться, и подразнить его пульс языком и зубами. Ожидая. Наращивая. Он чувствовал, как удовольствие набирает в нём свою силу, переходя все грани разумного. Наконец-то эта сила накрыла их обоих, заставляя взлететь на вершину блаженства.
Он слышал свой собственный хриплый крик, ее мягкий всхлип, чувствовал, как её мышцы всё сильнее сжимаются вокруг него, и ощущал кроваво-красные слёзы на своем лице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});