приветливость, заинтересованность, доброжелательность. В голосе звучат ласковые интонации. Итальянец самоуверенно решает, что врачиха наконец-то оценила его прекрасные душевные качества, и удваивает усилия по обольщению. <…> Однако интерес у врача к комментатору совсем не личного свойства. После исследований, анализов, после изучения того, как пациент себя ведет в таких условиях голода и истязаний спортом, наша диссертантка понимает, что именно такого больного не хватает ей для блестящего завершения ее научной работы. <…>
А через несколько дней дошедший до ручки, оголодавший итальянец вместе со своим закадычным другом — слесарем (представим себе в этой роли Георгия Буркова) совершают побег из больницы в город. Ночью они перелезают через забор и исчезают. Их приключения в Москве — особая глава в сюжете нашей картины. Похождения беглецов кончаются тем, что они явятся с повинной на квартиру докторши. И та будет помогать их тайному возвращению в клинику, становясь тем самым соучастницей их проступка.
Постепенно телосложение нашего героя начинает приближаться к мужскому эталону. И докторша, сама того не замечая, начинает испытывать к своему пациенту чувство, сходное с тем, которое Пигмалион питал к изваянной им скульптуре Галатеи. <…>
Но буквально накануне защиты диссертации наша докторша узнает о вероломстве итальянца. Оказывается, овал на его фотографии нарисован вовсе не рукой известного кинорежиссера, а его невестой, ради которой он и затеял все это похудание. Горечь, обида, негодование охватывают нашу героиню. Тут она, может, впервые осознает, что полюбила этого очаровательного вруна и нахала. <…>
И вот наступает грустное прощание наших героев. Они любят друг друга, но никто из них не решается в этом признаться.
Как кончится эта история — разлукой или свадьбой — говорить еще рано. Скорее всего расставанием. Пока лишь выдуманы контуры сюжета, который в процессе написания может и должен углубиться, расшириться или в чем-то измениться».
Почему сей сценарий так и не был написан (а фильм, соответственно, не был снят), история умалчивает. Рязанов это никак не объяснил: не состоялось да не состоялось. У него, к сожалению, много чего не состоялось.
В конце 1980-х некий молодой композитор попросил Рязанова предложить ему сюжет для мюзикла. Эльдар Александрович извлек из своего архива неосуществленную заявку «Толстый и тонкая» — и молодой человек пришел от нее в восторг. Тронутый его воодушевлением, Рязанов стал сочинять стихи про толстяков и дистрофиков, которые его предполагаемый соавтор должен был потом положить на музыку. Но внезапно композитор эмигрировал, оборвав все связи с родиной, — и нерожденный мюзикл «Толстый и тонкая» навеки провалился в тартарары. Осталось от него лишь несколько стихов, которые Рязанов опубликовал в последние годы жизни.
В 1982 году Рязанов принял решение ставить фильм по весьма острой и смелой для того времени пьесе Людмилы Разумовской «Дорогая Елена Сергеевна». На это сочинение Эльдару Александровичу посоветовала обратить внимание Лия Ахеджакова — тот прочел и сразу же загорелся идеей перенести его на экран.
«Я принес пьесу нашему генеральному директору Николаю Трофимовичу Сизову, которому я очень доверял. Он прочитал „Дорогую Елену Сергеевну“ и сказал мне следующее:
— Конечно, всех посадят! Но ставить эту картину будем. Даю пьесу для прочтения Ермашу.
Этот разговор случился 9 ноября 1982 года. А на следующий день умер Л. И. Брежнев. И далее началось зыбкое, неуверенное, трусливое ожидание аппаратом перемен. Никто из чиновников не знал, куда Андропов повернет руль государства, что будет можно, а что нельзя. Короче, по распоряжению министра постановка „Елены Сергеевны“ была отложена на очень долгий, неопределенный срок. И вообще стало ясно, что какое-то количество времени ничто острое, смелое, критическое на экран не прорвется…»
Все это стало ясно Рязанову уже в конце года, и он принялся ломать голову над тем, какой все-таки будет следующая картина. Настроение у режиссера было мрачноватое, подавленное; меньше всего ему хотелось ставить очередную утешительную комедию или мелодраму. Неожиданно для самого себя Рязанов принялся читать и перечитывать сумрачную российскую прозу начала XX века (Ивана Бунина, Александра Куприна, Леонида Андреева), надеясь отыскать в сравнительно недавней литературной классике сюжет, который был бы созвучен с нынешним смутным временем. Нина Григорьевна посоветовала мужу обратить внимание на знаменитую пьесу Александра Островского «Бесприданница» (1878).
Взяв в руки томик Островского, Рязанов осознал, что все его воспоминания о «Бесприданнице» связаны не с пьесой (с которой он ознакомился лишь однажды в школьные годы запойного чтения), а с культовым одноименным фильмом Якова Протазанова (1936). Большинство советских людей тоже воспринимали «Бесприданницу» Островского через призму протазановской картины (как сегодняшние русскоязычные люди — через призму «Жестокого романса»), и первой мысленной реакцией Рязанова на саму возможность заново экранизировать «Бесприданницу» было твердое «нет». Снимать фактически ремейк, да еще и на один из самых известных довоенных фильмов, являющийся «священной коровой» для всего старшего поколения, — нет, увольте, Эльдар Рязанов в такую авантюру не полезет…
Однако пьесу Рязанов все-таки прочел — и все сомнения тотчас улетучились: вещь превосходная, он хочет это ставить! С разрешением на запуск экранизации классики никаких проблем, как и ожидалось, не возникло, но еще прежде Эльдар Александрович заручился предварительным согласием сыграть в его фильме двух актеров, которых он явственно «увидел» в главных мужских ролях еще во время чтения «Бесприданницы». Блестящего барина и судохозяина Сергея Сергеича Паратова, по мысли Рязанова, непременно должен был сыграть Никита Михалков, которого режиссер совсем недавно снял в небольшой, но яркой роли жлоба-проводника («Вокзал для двоих»). А небогатым чиновником Юлием Капитонычем Карандышевым надлежало стать не кому иному, как «фирменному» рязановскому артисту Андрею Мягкову.
И Михалков, и Мягков с готовностью приняли предложение Эльдара Александровича, после чего тот немедленно получил отмашку в Госкино — и сел за написание сценария. Картина изначально задумывалась Рязановым как двухсерийная, причем первая серия должна была выполнять функцию только своеобразной экспозиции, вступления к основным событиям «Бесприданницы», а вторая — повествовать о последнем дне жизни главной героини Ларисы Огудаловой. Смелое решение со стороны кинодраматурга, учитывая, что в драме Островского этому самому последнему роковому дню посвящены все четыре действия.
Ясно, что для воплощения подобной концепции требовалось не просто перетасовать и изменить оригинальный текст, но и привнести в него много нового. Рязанов так и поступил, вставив в сценарную версию первой серии персонажей, которых вовсе не было в «Бесприданнице»: безумную жену купца Кнурова, а также его любовницу актрису Смельскую (эту героиню сценарист заимствовал из «Талантов и поклонников», другой знаменитой пьесы Островского). Сыграть Смельскую было предложено Людмиле Гурченко, которая, разумеется, согласилась, но в результате Рязанов все-таки отказался почти от всех персонажей, не фигурировавших в «Бесприданнице». И вся линия Кнурова осталась такой же, как в пьесе; поразмыслив,