Читать интересную книгу Злой рок. Политика катастроф - Фергюсон Ниал (Нил)

SOL

Кого винить в том, что две крупнейшие англоязычные державы встретили первую волну COVID-19 намного хуже, чем страны Европы и Азии? Большинству журналистов ответ был очевиден: виновны два лидера-популиста, Борис Джонсон и Дональд Трамп. Ни тот, ни другой не совладали с кризисом умело – и это еще мягко говоря. Но те, кто превращает историю COVID-19 в «моралите» – «Возмездие для популистов», – упускают из виду более серьезную ошибку всей системы и всего общества, которую легко увидят историки грядущих дней.

И Великобритания здесь – показательный пример. Вовсе не премьер-министр был обязан определять, столкнулась ли страна со смертоносной пандемией и что делать, если это так. За это отвечали Крис Уитти, главный советник правительства по вопросам здравоохранения, Джон Эдмундс из Лондонской школы гигиены и тропической медицины и Нил Фергюсон из Имперского колледжа Лондона – главные эксперты-эпидемиологи, входившие в состав Консультативной группы по новым и возникающим респираторным вирусам (NERVTAG), – а также Научно-консультативная группа по чрезвычайным ситуациям (SAGE). Отчитывались они напрямую перед Борисом Джонсоном и всеми, кого он выбирал для участия во встречах в конференц-залах секретариата кабинета министров (неофициально – COBRA). Эксперты сначала были в нерешительности: наступило уже 21 февраля, а NERVTAG рекомендовала сохранить «умеренный» уровень угрозы[1146]. 9 марта, спустя четыре дня после того, как в Великобритании от COVID-19 умер первый пациент, SAGE отвергла идею локдауна по китайскому образцу, сообщив, что подобное приведет лишь «ко второй крупной волне эпидемии, которая придет, как только меры будут сняты». Кажется очевидным, что эксперты представляли вирус как очередной штамм гриппа. 13 марта, в пятницу, сэр Патрик Валланс – главный научный советник правительства – дал интервью Би-би-си, в котором заявил, что правительство намеревается достичь «коллективного иммунитета», но организованно, чтобы избежать чрезмерной нагрузки на Национальную службу здравоохранения[1147]. А потом эксперты запаниковали. 16 марта Нил Фергюсон опубликовал доклад, в котором предсказывал, что без «смягчения негативных последствий» (социального дистанцирования) и «подавления» (локдаунов) – поддерживаемых до тех пор, пока не появится вакцина, – в Великобритании стоит ожидать «приблизительно 510 тысяч смертей, а в США – 2,2 миллиона»[1148]. Широкая общественность осознавала опасность все яснее, и с одобрения Доминика Каммингса, старшего специального советника премьер-министра, от стратегии коллективного иммунитета отказались, выбрав беспрецедентную приостановку всей социально-экономической жизни страны. Совершив этот разворот на 180 градусов, Фергюсон затем безнадежно запутал все дело, сказав, что в 2020 году, в новых условиях, число смертей в Соединенном Королевстве составит до «20 тысяч или менее того, причем две трети и так бы скончались в этом году по иным причинам» (иными словами, от пандемии умерли бы 6700 человек)[1149].

В последующие дни события казались то трагедией, то фарсом. Симптомы COVID-19 проявились у самого Фергюсона – а 27 марта и Джонсон, и Мэтт Хэнкок, министр здравоохранения, сдали положительный тест. Джонсон был госпитализирован 5 апреля, а 6 апреля его перевели в отделение интенсивной терапии. Фергюсон, так много твердивший о том, как важно держать дистанцию, сам же и нарушил свои рекомендации, решив устроить романтическое рандеву. Каммингс был замечен в поездке по стране, также совершенной против правил. Программисты из частного сектора занялись моделью Фергюсона и разнесли ее в пух и прах[1150]. Впрочем, переломным моментом стали вовсе не эти драмы, которые развлекали людей, запертых в их собственных домах. Важнее всего было то, что этот провал допустили и на самом верху, и в той же мере – специалисты здравоохранения[1151]. И здесь мы, по всей видимости, столкнулись с некоей версией того анализа, который проводил Фейнман, изучая гибель «Челленджера».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Все под контролем. Все правда просто отлично» (январь)… «Знаете, к апрелю, в теории, когда чуть потеплеет, все это чудесным образом уйдет» (февраль)… «Мне нравится эта штука. Я ее понимаю. Людей удивляет, что я ее понимаю» (март). Эти и многие другие реплики служат ясным свидетельством того, что президент Трамп неверно оценил тяжесть кризиса, с которым ему довелось столкнуться в первые месяцы 2020 года[1152]. Есть и альтернативное мнение: он понял всю серьезность проблемы еще 7 февраля, но решил «не поднимать шум»[1153]. И потому неимоверно легко возложить всю вину за ситуацию с COVID-19 в США на Трампа, сказав, что система имела «единственную точку отказа – иррационального президента»[1154]. Журналисты смаковали эту историю, переписывая ее снова и снова, и мало кто спрашивал себя (а может, таких и не было вовсе), почему же столь многие чиновники, и нынешние, и бывшие, так охотно и откровенно делятся своими мыслями с New York Times и иными изданиями?[1155]. Помимо этого, никто не испытывал раскаяния за все идиотские статьи, опубликованные в январе и феврале в Times, Washington Post и на сайте Vox, – за те самые статьи, в которых угроза пандемии преуменьшалась, а введенный Трампом запрет на въезд в страну путешественников из Китая порицался как расистский[1156][1157]. Я не стремлюсь защитить Трампа, допустившего страшную и, возможно, непоправимую ошибку (которой мудро избежал его предшественник, когда страну охватила эпидемия передозировки опиатами). Трамп заявил, что принимает на себя всю ответственность за разрешение кризиса, и вышел на «передовую», хотя не имел ни малейшего представления, с чем столкнулся. («Когда некто занимает пост президента США, его власть абсолютна, и так и должно быть» – 13 апреля.) В целом он почти не упоминал о COVID-19 в январе и феврале; в марте его наконец убедили отнестись к проблеме серьезно («Я чувствовал, что это пандемия, задолго до того, как все назвали ее пандемией» – 17 марта), и на какое-то время рейтинг одобрения его деятельности даже вырос, потому что создавалось впечатление, что он контролирует ситуацию. Впрочем, мартовский подъем уровня его поддержки оказался краткосрочным. Ежедневные пресс-конференции были прекращены. Настойчивость, с которой он повторял, что увеличивать число тестов нежелательно, как будто они неким образом вызывают заболевание, которое призваны выявлять, была откровенно идиотской. Вскоре настроение многих избирателей переменилось: средний рейтинг одобрения Трампа упал с 47 % (в конце марта) до 41 % (в конце июня)[1158]. Все это было частью циркового представления, в котором журналисты и Трамп делали вид, будто все зависит от него, – и продолжали внушать это даже после того, как он, по совету Марка Медоуза, главы аппарата Белого дома, передал ответственность губернаторам штатов. (Конечно, даже если бы он этого не сделал, его бы порицали с таким же негодованием.) Но на самом деле причиной всего, что случилось, был катастрофический провал чиновников Министерства здравоохранения и социальных служб США, а особенно Центров по контролю и профилактике заболеваний, но об этом в прессе почти не упоминали.

На бумаге США были готовы к пандемии. В 2006 году Конгресс принял «Закон о готовности к защите от пандемии и любых угроз»; в 2013-м – продлил его, оставив название прежним; а в июле 2019-го была подписана новая версия: «Закон о продвинутых инновациях и готовности к защите от пандемии и любых угроз»[1159]. В октябре 2015 года двухпартийная исследовательская группа по биозащите («Голубая лента»), сопредседателями которой выступили Джозеф Либерман и Томас Ридж, опубликовала свой первый доклад[1160]. В 2019 году группа сменила имя и стала Двухпартийной комиссией по биозащите, «чтобы точнее отразить суть своей работы и актуальность миссии»[1161]. С августа 2017 года Роберт Кадлек, врач и кадровый офицер ВВС США, занимал в Министерстве здравоохранения и социальных служб пост помощника министра по вопросам готовности и реагирования. В сентябре 2018 года администрация Трампа опубликовала 36-страничную Национальную стратегию биологической защиты[1162]. Согласно плану ее реализации, в качестве одной из пяти целей предстояло «оценить риски, возникающие в ходе таких исследований, в которых нарушение безопасности может иметь очень серьезные последствия, – например, тех, что связаны с патогенами, потенциально способными вызвать пандемию». Как указал Джадж Глок[1163], после 2006 года появилось великое множество планов, как противостоять пандемиям[1164]. Но несмотря на все это планирование – а может быть, и «благодаря» ему, – никто до конца не понимал, кто же должен принять меры, когда пандемия наконец нанесла свой удар. И помощник министра по вопросам готовности и реагирования, который в первой половине 2020 года оставался в общем-то человеком-невидимкой, явно не стремился ни за что отвечать[1165]. Центры по контролю и профилактике заболеваний (CDC), как гласит их основополагающий документ, «играют важнейшую роль в противодействии угрозам общественного здравоохранения внутри страны и за ее пределами», – и это, как кажется, возлагало немалую ответственность на их директора, Роберта Редфилда. Впрочем, Конгресс наделил большой ответственностью и Джерома Адамса, генерального санитарного врача США, хотя тот и подчинялся Бретту Жируа, помощнику министра здравоохранения. Поскольку и директор CDC, и помощник министра – а также руководитель Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов и директор Национальных институтов здоровья, – все отчитывались перед Алексом Азаром, министром здравоохранения и социальных служб, то можно было бы предположить, что всем руководил именно министр. Впрочем, ответственность (по крайней мере согласно его обязанностям) несло и Федеральное агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях (FEMA, директор – Питер Гейнор). Агентство отчитывалось перед Чедом Вулфом, исполняющим обязанности министра внутренней безопасности, или, возможно, перед его заместителем. И не следует забывать про собственное подразделение Белого дома – оперативный штаб по борьбе с коронавирусом, – которое возглавила Дебора Биркс, «координатор мер по реагированию», по основной должности – координатор глобальной программы США по борьбе со СПИДом. Но несмотря на это, из всех чиновников, представляющих систему здравоохранения, перед широкой публикой чаще всего появлялся Энтони Фаучи, директор Национального института аллергических и инфекционных заболеваний.