но пребывающий в заметном небрежении. Три типа в броне и при оружии, очевидно — ребята из Гильдии Бойцов, кисло переговаривались друг с другом и топали в мою сторону. И редкие аргониане невнятных полов (хрен что по макушке, из тростника торчащей, определишь) рабствовали на поле. Рыл пять, не больше, ну и как-то особой бодрости я от них не заметил.
— Маг? — спросил меня один из троицы, редгар-негром.
Вообще, судя по рабовладельческим Вувара и данмерологическим анасовым рассказам, ну и мной прочитанному, выходила с редгарами довольно занятная картина. На Вварденфелле редгары бы были вполне востребованы в качестве рабочей силы: они тусуются в пустыне, причём, в отличие от кошколюдей, ведут дневную жизнь. Но данные папуасы хамски не порабощались, обладая достаточно развитой цивилизацией и свободолюбивым и агрессивным нравом. В общем, вне своего Хаммерфелла эти неправильно (в отличие от правильных нас) черножопые были, в основном, бойцами-наемниками.
Парочка на подпевках, из пары данмеров, просто молчала, а я не мог не проявить свойственные мне замечательные черты. А именно, молча, с очень ехидным выражением на морде, тыкал в медную брошку на своей жилетке.
— Ну, мало ли, — кивнул на указанное редгар. — Достал этот упырь, сил нет! И аргониане эти тупые, — сплюнул он под кивки данмеров.
— Тут точно вампир? — уточнил я.
Ну мало ли, может, есть какие-то данные полезные, ещё что. Так-то у меня была только экстраполяция наших с Анасом мудрых мыслей.
— А некому больше. Матёрый, с-с-сука, — прошипел редгар.
— А по какому признаку вы это определили? — несколько напрягся я.
— А не появляется, скотина. Пять лиг окрест прочесали, с артефактами — нет в округе живых мертвецов. И ночью дежурили! А эти придурки пропадают. Значит, он захватывает их разум, не приближаясь, — подытожил он.
— Совершенно не факт, Рарил, — слышимо только мне прошелестел мертвечина. — То есть не факт, что матёрый. Сильный иллюзионист — может быть, но “матёрый” не стал бы сидеть в этой дыре. А скорее, был бы в клане, либо жил бы в городе.
— Но может быть, есть причина, — отмыслил я.
— Понятно, благодарю, — кивнул я троице. — Посмотрю-причувствуюсь и навещу Индреля Венду. Он там? — махнул я лапой на довольно комично выглядящее жильё.
Комичность заключалась в том, что округлые, серо-зеленоватые, ворота в данмерском стиле были пришпандорены не к дому, а к зелёному невысокому холму практически в центре плантации. Ну и такой, хоббичий видок выходил, забавный.
— Там. Нажирается с горя. Хотя, ещё утро: должен быть в сознании, а может и со вчерашнего не проснулся, — задумчиво озвучил редгар.
Ну и отошёл я в сторонку, напряг “виденье всего” и стал мысленно совещаться с мертвечиной.
— Так, ну что тут вампир — они не сомневаются. Но его никто не видел, — определил я. — Теоретически это может быть ещё какая-то гадость?
— Нет, — отрезал Анас. — Не встречал и не слышал о чём-то таком. Заметь, убивает медленно, уходят они сами… Нет, нет никого из чудовищ и даэдра любых типов, чтоб так себя вел.
— А конкурент с нанятым иллюзионистом… хотя нет, рабы мертвы. И даже если он работает “под” вампира — растягивать на такой срок…
— Кстати, может. Правильная месть, разрушающая благосостояние и дело всей жизни, притом находясь вне подозрений, — мечтательно протянул некрохрыч. — Но очень вряд ли, Рарил, — подытожил он. — Такая вкусная месть — признак давней, на поколения, вражды. Великих Домов… Ну в общем — “нет”. Столь маловероятно, что можно и не рассматривать как вариант.
— В принципе, и вампир может мстить, кстати.
— То же самое, Рарил: не та величина владелец огорода болотного тростника. И это не столь важно. А важно нам найти этого выкормыша Бала. И прикончить.
— Так, день у нас есть, — прикинул я. — Значит, узнаем про окрестные закутки и проверим их.
— Не думаю, что что-то там будет. Эти вояки торчат тут не первый месяц не из любви к морскому воздуху, — захихикала дохлятина. — Но да, до ночи делать больше нечего, — признал он. — А вероятность, что нас окружают дебилы — всегда отлична от нуля.
— И не говори, — согласился я.
Направился я к хоббичьей норе — отметиться перед заказчиком было надо, да и попытаться выяснить насчёт нор и закоулков. По дороге я натыкался на вяло и скорбно валяющихся в зарослях тростника аргониан. Очевидно, в преддверии смерти, о которой они знали, аргументов “работать отсюда и до заката” Венду найти не смог. Так что скорбные граждане рабы скорбно предавались скорбному пинанию пинусов.
Постучал я в дверь вендова обиталища, на что видимые в “вижу жизнь”, расположенные неподалёку от входа тела даже не дёрнулись. И вошёл, обнаружив что тела — женские, раздетые, похмельные. И аргонианки. Не спали, подняли на меня мутные глаза и попробовали отвернуться.
— Где Венду? — полюбопытствовал я, на что ответом стало страдальческое зажмуривание. — Так, блин, проводите! Или хотя бы покажите, куда идти! — взывал я к профессиональной состоятельности обслуги.
Состоятельность, очевидно, пребывала там же, где недостающие детали туалета похотливых и похмельных аргонианских дев. Видимо, пофигизм прочих Изаур Венду наложился у этих двух горничных на ударные дозы хмельного и потрахушки. И сейчас им на всё похрен.
— А давай я их, — азартно закопошился Анас.
— Да ладно, не стоит вашей дохлости связываться, — отмахнулся я. — Сам справлюсь, — заключил я, пуская лёгкие, но ощутимые молнии в саботажниц.
И, невзирая на враньё о несостоятельности электротерапии — отлично сработало! В глазах ящерок появилась осмысленность, в движения — резвость. В общем, сразу бы так, довольно заключил я, топая за безуспешно пытающимися возместить руками и хвостами отсутствующие детали туалета аргонианками.
Через полминуты меня подвели по типично данмерскому, а не хоббичьему (чего подсознательно ожидалось) коридору до двери. Одна из аргонианок умирающе пискнула, что господин Индрель за дверью, и присоединилась к обессиленно сползающей по стеночке товарке.
Электричество кончилось, мудро заключил я. Подумал, не оживить ли страдающих дам новой порцией живительного потока заряженных частиц… Но решил побыть сквалыжником: на каждую похотливую деву разности потенциала не напасёсси!
И ввалился в спальню кабинет, сотрясаемый совершенно потрясающем храпом. Храп потрясал своей громкостью, наполненностью перегаром, и… миниатюрностью своего издавателя. Даже скрюченный в разворошенной койке данмер в замызганной ночной рубашке и