Читать интересную книгу Сталинград - Энтони Бивор

Батальоны и роты несли такие потери, а оставшиеся в них солдаты настолько ослабли, что оставались воинскими соединениями лишь на бумаге. В «котле» было больше 150 000 военнослужащих, но в строю находилось меньше одной пятой. Во многих ротах осталось чуть больше 10 человек. Остатки подразделений постоянно переформировывались. Оставшихся в живых гренадеров из роты фельдфебеля Валлраве объединили с «подразделением люфтваффе и казачьим взводом»[777] и отправили оборонять позиции под Карповкой, хотя одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять – «нос», выступающий на юго-западной оконечности «котла», станет первой целью русских, когда они наконец решат расправиться с 6-й армией.

Первые дни января 1943 года оказались теплыми и сырыми. Русские солдаты такие терпеть не могли. «Мне не нравится погода под Сталинградом, – писал родным морской пехотинец Барсов. – Она постоянно меняется, а винтовки ржавеют. Когда теплеет, начинает идти снег. Все отсыревает. Валенки промокают насквозь, и высушить их, а также вещи нет возможности».[778] Несомненно, он и его товарищи обрадовались, когда 5 января температура снова не просто упала – понизилась до минус 35 градусов.

Советские войска выработали особую тактику, позволяющую им использовать преимущество в зимнем снаряжении. «Русские начинали с пробных атак, – свидетельствует офицер связи люфтваффе. – Если им удавалось прорвать передовую линию, наши солдаты не имели возможности вырыть новые окопы. Они слишком ослабли от недостатка еды, а промерзшая земля была твердой как камень».[779] Оказавшись в открытой степи, многие умирали от холода и физического истощения. 6 января Паулюс доложил генералу Цейтцлеру: «Армия голодает и мерзнет, боеприпасов нет, танки встали». Примечательно, что в этот же самый день Гитлер наградил генерала Шмидта Рыцарским крестом.[780]

Теперь, когда судьба 6-й армии, по сути, была предрешена, в штаб Донского фронта, расположенный в Заварыкине, привезли советских журналистов. Из столицы приехала делегация писателей. Первым делом она отправилась в расположение 173-й стрелковой дивизии, сформированной преимущественно из жителей Киевского района Москвы, в которой было много представителей интеллигенции. С командного пункта 65-й армии писатели Александр Корнейчук и Ванда Василевская наблюдали за тем, как дивизия атаковала Казачий курган – высоту на северо-западном краю «котла».[781]

Сталин начал торопить своих генералов, требуя представить план полного уничтожения 6-й армии, еще до того как танковые дивизии Гота были остановлены на Мышкове. Утром 19 декабря он позвонил Воронову, представителю ставки, отвечающему за проведение операции «Малый Сатурн», и приказал ему отправиться в штаб Донского фронта. Воронов устроился рядом с «резиденцией» Рокоссовского, занимавшей два соседних поселка – Заварыкино и Медведево. Каждый генерал здесь расположился в «пятистенке» – бревенчатой избе с перегородкой посередине. Американские штабные «виллисы» с опознавательными знаками советских частей сновали взад и вперед по замерзшим колдобинам. Генералы объезжали свои войска, поторапливая подчиненных.

Воронов собрал группу планирования и попросил высказать соображения относительно сложившегося положения дел. Сталин настойчиво требовал доложить о результатах в двухдневный срок, но Воронов настоял на отсрочке – он хотел лично изучить местность и оценить ситуацию. В 57-ю армию Воронов отправился в ясный, погожий день. В небе показалась группа транспортных «юнкерсов», идущих без прикрытия на высоте примерно 2,5 тысячи метров. Зенитные батареи открыли огонь по ним слишком поздно, а истребители даже не успели взлететь. В результате все «юнкерсы» благополучно миновали опасную зону, что привело Воронова в ярость. Еще больше он разгневался, выяснив, как плохо организовано взаимодействие между наблюдателями на земле, зенитными батареями и эскадрильями истребителей. Досталось всем, и генерал-майор, отвечавший за противовоздушную оборону, в страхе тотчас развернул бурную деятельность.

Возвратившись в Заварыкино, Воронов еще раз внимательно просмотрел все выкладки. Полковник Виноградов, начальник разведки Донского фронта, лишь незначительно изменил оценку численности группировки, окруженной в «котле». Упорное сопротивление немецких войск в начале декабря не убедило его в том, что она намного превосходит представленные его ведомством цифры. Теперь на просьбу уточнить оценку он назвал цифру 86 000 человек. Впоследствии разведке Красной армии пришлось краснеть за эти неточные оценки, выслушивая насмешки со стороны извечных соперников из НКВД.

Наконец 27 декабря план операции «Кольцо» был готов. Его тут же отправили в Москву. На следующий день Воронов получил приказ все переделать. Сталин настаивал на том, чтобы первая фаза наступления предусматривала два удара – первый в секторе Карповки—Мариновки на юго-западе, а второй в противоположном конце «котла», с северо-востока. При этом ставилась цель отрезать от главных частей группировку, оборонявшуюся в промышленном районе Сталинграда и рабочих пригородах на севере.

На заседании Государственного Комитета Обороны Сталин заявил, что соперничеству между Еременко, командующим Сталинградским фронтом, и Рокоссовским, командующим Донским фронтом, необходимо положить конец. «Кого мы назначим ответственным за проведение операции “Кольцо”?» – спросил он. Кто-то назвал Рокоссовского. Сталин спросил у Жукова, что думает он. «Еременко сильно обидится», – прозвучало в ответ. «Сейчас не время обижаться, – отрезал Сталин. – Позвоните Еременко и скажите ему о решении Государственного Комитета Обороны».[782]

Итак, сообщить неприятную новость командующему Сталинградским фронтом выпало на долю Жукова. Рокоссовский, который узнал о том, что ему поручено проведение операции «Кольцо», из приказа по своему фронту, получил 47 дивизий, 5610 орудий и минометов и 169 танков. Наземную группировку общей численностью 218 000 человек должны были поддерживать 300 самолетов. Однако Сталин и тут проявил нетерпение. У него возник замысел нанести удар по 2-й венгерской армии. Узнав, что из-за проблем с транспортом переброска подкреплений, боеприпасов и снаряжения замедлилась, советский вождь пришел в бешенство. Воронов попросил разрешения отложить операцию еще на четыре дня, на что Сталин язвительно поинтересовался: «Вы будете там рассиживаться до тех пор, пока немцы не возьмут вас с Рокоссовским в плен?»[783] На новый срок – 10 января – он согласился с огромной неохотой.

Немецкие офицеры, окруженные в «котле», высказывали разные предположения о том, как будут развиваться события. Многие не могли понять, что, собственно, удерживает Красную армию. Генерал Фибиг, командующий 8-м воздушным корпусом, в разговоре с Рихтгофеном задал вопрос, ответ на который хотели бы знать все: «Почему русские еще не раздавили 6-ю армию, словно перезревшее яблоко?»[784] Офицеры советского Донского фронта тоже были удивлены промедлением и гадали, как долго им еще придется ждать приказа о наступлении. Причина была скорее не военная, а дипломатическая. Воронову позвонили из Кремля и велели подготовить для армии Паулюса ультиматум.

В первую неделю января 1943 года Воронов набросал черновик послания, адресованного лично Паулюсу. Ему пришлось постоянно консультироваться по телефону с Москвой. Когда текст был наконец одобрен, в штабе Донского фронта его перевели немецкие антифашисты во главе с Вальтером Ульбрихтом.[785] Тем временем органы НКВД и армейская разведка – вечные соперники – начали искать в своих рядах офицеров, которым предстояло стать парламентерами. В конце концов 7 января на эту роль утвердили майора Александра Смыслова из разведки штаба фронта и капитана Николая Дятленко из НКВД.

Виноградов, разговаривая с Дятленко – представителем конкурирующего ведомства, вдруг спросил: «Ты хохол?» – «Никак нет, товарищ полковник, – моментально ответил Дятленко. – Я украинец». – «Это почти что русский, – рассмеялся Виноградов. – Соображаешь быстро. Значит, сможешь достойно представить Красную армию на встрече с фашистами».

Со Смысловым и Дятленко провел краткую беседу начальник штаба Донского фронта генерал Малинин. Потом с ними поговорил лично Воронов. Можно было подумать, у генералов из-за плеча выглядывает сам Сталин – оба несколько раз спросили у посланников, понимают ли те в полной мере, как важна поставленная перед ними задача. Все ли инструкции Москвы ясны? На самом деле правила поведения парламентеров никому не были известны. Дятленко, например, потом признался, что он их смутно представлял себе только по пьесе Соловьева «Фельдмаршал Кутузов».