Читать интересную книгу Оле Бинкоп - Эрвин Штритматтер

Но на берег озера она является прежней гордой Аннгрет. Она кричит месяцу:

— Ну что, узнаешь теперь?

Аннгрет Анкен едет проверять верши. Надо, надо съездить. Еще ребенком Аннгрет мечтала поймать золотого угря. Время приспело. Сейчас я изловлю тебя, господин угорь!

Аннгрет гребет. Рыбацкая лодка вырывается из стены камышей. Льдинки похрустывают под ее днищем. Аннгрет мерзнет. И прикладывается к зеленой бутылке. Физиономия месяца зыбится в ледяной воде. Ты уже у моих ног, а, месяц? Что-то не похоже, что тебе под силу сладить со мной. А-а, ты замерз! Тогда выпей и согрейся.

Озеро заглатывает пузатую бутылку — последний запас пороха, вывезенного с Запада.

Падают капли с весла… а у Оле будет ребенок… ребенок… у Оле ребенок.

Круг на воде, поначалу маленький, не больше могильного венка. Но венок растет, волны устремляются к берегу и там перешептываются с камышами: хотела поймать золотого угря… золотого… золотого угря…

55

Предзимнее ненастье в провинциальном городке. Люди надели теплые пальто. В парках воробьи унизали края урн. В кабинете Вуншгетрея фикусы погрузились в зимнюю спячку. В батареях свиристит вода. Картина с литьем и огнем ничуть не греет.

Стало быть, Вуншгетрей нежится в своем кресле и думать не думает о кормах. Нет, товарищи, не надо так говорить. Очень даже думает. Но никак не может свести воедино две линии: увеличение поголовья и недостаток кормов. Он переговорил об этом с товарищами из округа. «Будут корма, будут, — заверили те. — Вот в прошлом году были же, когда понадобилось. Больше доверия надо, больше доверия».

Но втайне Вуншгетрей усомнился. В конце концов, это не запрещено. Он пытался уяснить себе причину: может быть, они зря надеялись на импорт? Ведь писали же газеты о засухе за рубежом. Там, надо полагать, даже с хлебом туго. Могут ли братские страны равнодушно смотреть на это? Что, в конце концов, важней — хлеб или мясо?

Недели текли, кормов не прислали, а прислали вместо кормов руководящее указание: «Не рассчитывать на импортные корма!» Новость эта ошеломила Вуншгетрея, хотя он, в общем-то, был готов к ней.

— Вы что, шутите, что ли?

Ответ на высоких нотах:

— Проявляйте инициативу!

Спасибо за совет: проявляйте! Несколько недель назад говорилось: доверяйте.

Вуншгетрей почувствовал, что его предали. Как добывать корма? Волшебной палочкой? Он извелся в поисках выхода! Начал даже, против обыкновения, курить и выпивать.

Однажды ночью — уснуть он не мог — перед ним мелькнул выход. Он даже сам себя взял за воротник пижамы: районный секретарь и вдруг пессимист? Это не дозволено.

Наутро он вызвал к себе Краусхара и показал себя хозяином положения.

— Ну, как с кормами?

— Плохо. Сам, что ли, не знаешь?

— Нет, я имею в виду единоличников в районе.

— У них лучше. Они не докупали скот. Поди их заставь. Телят они всех зарезали на мясо и деньги за молоко драли дай боже!

И Вуншгетрей сказал уверенным тоном, словно получил указание свыше:

— Всех — в кооператив! — И вполголоса: — Хотя бы ради их кормов.

Запланировали для вербовки новых членов агитвоскресенье под лозунгом: «Будущее — за кооперативами!» И это было правильно и не оставляло места для кривотолков, хотя и выглядело на данном этапе не более как персональный лозунг Вуншгетрея, с помощью которого тот надумал вылезти из чисто личных затруднений.

Фрида Симсон тоже приняла весьма деятельное участие в подготовке агитвоскресенья. Она предъявит миру собственное достижение. Пусть районный секретарь попробует и на этот раз не заметить ее.

«Возвращенка с Запада отвергает экономическое чудо. В кооперативе станет одним членом больше».

Фрида пошла к Аннгрет — показать ей сочиненную по этому поводу заметку в газету.

Но комната Аннгрет была пуста. Открытое пианино, как насмешливое чудовище, скалилось всеми своими клавишами. На столе лежало письмо Аннгрет. Взволнованно попыхивая сигаретой, Фрида вскрыла его.

«Сельскому бургомистру Фриде Симсон! Сообщаю, что обед Антона положил под ту сосну лесопильщик Рамш. А кто повинен в моей смерти, ты и сама можешь догадаться. С последним приветом

Аннгрет Ханзен».

Тревога в деревне. Аннгрет начали искать — и нашли. Сеть подозрений и слухов сплетается вокруг Оле.

Рыбак Анкен, брат покойной, обеспечивает необходимое сочувствие:

— Ах, бедная сестра! Она была такая добрая. Она засыпала подарками всю семью. Золотое сердце! Но такая печальная, такая задумчивая!

И толстый Серно может сказать о покойнице немало хорошего: Аннгрет Рамш была ангел, а не женщина. Воплощенная скромность в человеческом облике. Ей бы надо у Рамша и остаться. Но нет, она умерла во имя чести немецких женщин.

Оле вымученно улыбался:

— Да подите вы… все это кинотрюки.

Золотое время настало для кумушек. Продажа кофе значительно возросла.

Ах, эта Аннгрет, ох, эта Аннгрет! Она повидала лучшую жизнь, но все равно тосковала по мужу. А муж-то ее отверг и спутался с рыжей птичницей. Может ли такой ирод оставаться председателем?

Друзья Оле боролись со сплетнями.

— Пожалели бы вы свои глотки! Типун вам всем на язык! — Никто еще ни разу не видел Хольтена в такой ярости.

Герман Вейхельт тут-то и дал волю своему смирению.

— Чего вы хотите? Чтобы я осудил Оле? Я низко пал, а Оле возвысил меня, как сказано в Писании. Аннгрет презрела работу в «Цветущем поле». Вы все ее видели: каблуки как ходули. Из ноздрей пышет дым и огонь. Она предалась блуду, как вавилонская блудница. Никто не уйдет от кары господней!

Толстый Серно убегался до седьмого пота.

— Вот увидите, еще будет продолжение, еще будет продолжение! У Аннгрет есть наследники — дети Айкена. Оле растранжирил ее долю. Все «Цветущее поле» пойдет под суд! А кому нечем платить, беги с корабля, пока не поздно!

Ложь, клевета, бредни. Чем глупей, тем лучше! Нет такого зернышка лжи, которое не сыскало бы для себя грязного уха и не проросло в нем.

Завербованные на празднике урожая крестьяне втроем заявились в правление.

— Оле нас больше не устраивает. Мы выходим из кооператива. Это не запрещено.

Фрида Симсон позвонила Краусхару и взмолилась:

— Ты ведь помнишь, чем мы связаны… Помоги, если ты настоящий мужчина!.. Как же мне агитировать в воскресенье, если на мне висит Оле?..

Вуншгетрей разъезжал по району. И повсюду контролировал, как ведется подготовка к агитвоскресенью. Он не жалел себя и верил в успех. А в Блюменау — за леса, за озера — он так и не выбрался. По вечерам возвращался едва живой. Жена встречала его жалобами: сынок Ральф схватил двойку по математике. Вуншгетрей пропускал ее жалобы мимо ушей. Он не успевал даже прочесть газету.

Из округа на его имя пришла телеграмма: «Товарищу Вуншгетрею. Просим разобраться». Далее шла ссылка на газетную статью, которой Вуншгетрей еще не читал, и прилагалась копия письма Карла Крюгера.

Вуншгетрей прочел, как Фрида Симсон анонимно критикует Оле, и прочел возражение Крюгера. Да, чтение было не из приятных. Крюгер называл вещи своими именами: обещали корма — и не дали. Обещали экскаватор — и не дали. Забили недоросших уток. Хитростью навязали «Цветущему полю» импортных коров. «Надо честней относиться к крестьянам. И не обманывать самих себя!»

Д-да, неприятно. А суть дела такова: Вуншгетрей не принял всерьез пожелание Оле. С чего это им вдруг до зарезу понадобился экскаватор? Все проекты с мергелем он счел очередной навязчивой идеей. Но подверг ли он проект Оле серьезному рассмотрению? Нет.

Вуншгетрей еще только обдумывал, какие из крюгеровских обвинений справедливы, а какие нет, как вдруг из округа пришла вторая телеграмма, и не просто телеграмма, а печатный циркуляр: «Немедленно сообщите, какие меры приняты в связи с допущенным падежом шведского скота!»

А что им сообщить? Тут нужно расследование. Для расследования потребуется время. И без самокритики тут никак не обойтись. Пятно на репутации! Как раз когда Вуншгетрей так хотел вырваться вперед. Он уже втайне мечтал о жирных заголовках: «Майбергский пример! Инициатива помогает устранить затруднения с кормами!»

Может быть, он слишком многого захотел? Неужели ему так и не удастся на своем веку послужить блестящим примером? Очень уж мало солнечных лучей озаряло его жизненный путь.

Вуншгетрей и Крюгер расхаживают по блекло-красному половику. Секретарь бледен, непроизвольная усмешка кривит его лицо. Крюгер поджарый и цепкий, ноги у него кривые, а широкие штанины схвачены зажимами.

— Ты ведь обещал корма.

— Сперва их нам посулили. Потом нас обделили.

— А мы почему об этом не знаем? Разве в деревне коммунисты второго сорта?