Читать интересную книгу Пляжная музыка - Пэт Конрой

И сейчас, стоя с Ли у могилы Шайлы, я даже улыбнулся в душе этому воспоминанию.

— Мы еще в жизни так не смеялись, как тогда, — сказал я. — И потом, когда приезжали в незнакомый европейский город, твоя мама обычно шептала: «Какого хрена? Где это я?»

— А полиция поймала эту женщину? — спросила Ли.

— Твоя мама не разрешила мне вызвать полицию, — ответил я. — Она заявила, что той женщине все эти вещи были нужнее, чем нам. И она даже рада, что та их взяла. А я считал, что этой женщине явно не помешало бы трудовое перевоспитание в местной тюрьме.

— Мама не расстроилась, что женщина украла ее одежду? — поинтересовалась Ли.

— Иногда я встречал ту женщину, разгуливавшую в платьях Шайлы. Как-то раз я был на натурных съемках и видел, как она промышляла неподалеку от моста через реку Купер. Я попросил фотографа сделать снимок. Шайле страшно понравилось, что я поместил это фото в альбом.

— А мама купила себе новую одежду?

— Шайла сразу же поехала в Уотерфорд, в магазин Великого Еврея, рассказала ему о том, что случилось, и вернулась в Чарлстон уже с новым гардеробом. Она всегда могла рассчитывать на Макса.

— Ты очень рассердился на маму? — спросила Ли.

— Поначалу я пришел в ярость. Естественно. Но все, что произошло, было вполне в духе Шайлы. Я мог бы жениться на сотне девушек из Южной Каролины, которые просто перешагнули бы через наркоманку в переулке, но я выбрал единственную девушку в Южной Каролине, которая привезла ее домой.

Ли долго смотрела на могилу матери, а потом наконец спросила:

— Мама была хорошим человеком. Правда, папочка?

— Чудесным, — подтвердил я.

— Как это грустно, папочка, — прошептала Ли. — Самое печальное на свете то, что она ничего обо мне не знает. Не знает, как я выгляжу, не знает, как я могла бы ее любить. Как думаешь, она сейчас на Небесах?

Я опустился на колени на твердую и холодную землю, поцеловал Ли в щеку и убрал с ее лица прядь волос.

— Я знаю, что именно должен был бы тебе сказать, чтобы хоть немного успокоить. Но я уже не раз говорил тебе: у меня сложные отношения с религией. Причем так было всегда. Я даже не знаю, верят ли евреи в рай. Спроси у своего раввина. Спроси у сестры Розарии.

— Я думаю, что мама на Небесах, — произнесла Ли.

— Тогда и я так думаю, — согласился я, и мы, держась за руки, пошли обратно, на секунду остановились, чтобы бросить взгляд на могилу Шайлы, а потом сели в машину.

Я навсегда запомню то посещение могилы Шайлы как одно из самых тяжелых испытаний в своей жизни. В душе я снова жутко разозлился на Шайлу, но даже виду не подал. Бросившись с моста, Шайла не подумала, что рано или поздно наступит такой день, когда мне придется привести нашу дочь, чтобы оплакать эту тяжелую утрату у могилы на еврейском кладбище. Шайла вообще не подумала об очень многом.

После кладбища мы спустились вниз по кольцевой дороге, миновали поворот на Уиллифорд, повернули налево возле муниципального колледжа и, проехав четыре длинных квартала, свернули на дорогу к дому моего детства.

— Вот здесь я и вырос, — сказал я Ли.

— Какой красивый! И какой большой! — воскликнула она. Выйдя из машины, мы подошли к причалу и я показал Ли то место, где река впадает в море. Я хотел, чтобы она поняла, где мы находимся и где лежат острова в океане, на одном из которых мы с ней переночевали. А потом махнул рукой в том направлении, где, по моим представлениям, находится Италия. Мой урок географии, похоже, не слишком заинтересовал Ли, а потому я быстро повел ее назад, мимо зарослей пожухлой болотной травы. В холодные месяцы болото спокойно спало под слоем грязи, но в глубине его уже начинала прорастать молодая трава, острая, как стекло. Болото готовилось к новому наступлению на сушу.

Задняя дверь дома была не заперта, мы вошли в кухню, и я вдохнул запахи, пробудившие во мне самые разные воспоминания детства. Это и запах соленых болот, как, впрочем, и смех моей матери, и аромат свежемолотого кофе, и шипящего на сковороде цыпленка, а еще запах потной спортивной формы, небрежно сваленной в кучу на полу в прачечной, сигаретного дыма и стирального порошка… Все это я живо вспомнил, пока вел Ли за руку.

Мы прошли через темный холл прямо в столовую, где я взял хрустальную солонку и попытался вытрясти немного соли себе на ладонь, но влажность давным-давно сделала свое дело, превратив содержание солонки в крошечное подобие жены Лота. Потом я понюхал перец, но он оказался таким старым, что я даже не чихнул.

Поднявшись наверх, я показал Ли свою спальню, где до сих пор хранились вымпелы, которые я повесил еще ребенком. В пыльном, давно забытом альбоме с вырезками была собрана вся история моей спортивной карьеры от детской лиги до колледжа.

Ли показала на дверь, ведущую на чердак. Как и всех детей, ее притягивали комнаты, забитые старыми сундуками и сломанной мебелью. На чердаке она обнаружила мешок, набитый роликовыми коньками, и кучу странного вида ключей. Пройдя подальше, она откопала альбом с моими младенческими фотографиями. Здесь же был и кларнет, и лодка, и ящик с пришедшими в негодность спасательными жилетами.

Я позволил ей рыться сколько душе угодно, а сам стал рассеянно перелистывать старые альбомы. Газетные страницы уже давно пожелтели, и, когда я наткнулся на фотографию, где Шайла поздравляла Кэйперса после игры, радостно повиснув у него на шее в типичной манере девочек из группы поддержки, мне неожиданно стало невероятно грустно, и я быстро положил альбом на пыльную полку.

Потом мое внимание привлекли книги в бумажных обложках, которые как стояли, так и остались стоять со времен моего детства. Чердак очень долго служил мне убежищем, спасая меня от неустроенности и печали первого этажа. И именно здесь я влюбился в эти книги и в их авторов так сильно, как могут полюбить лишь читающие запоем. Даже самое хорошее кино не могло оказать такого влияния на мои представления о жизни, как хорошая литература. Книги обладали властью в корне изменить мое восприятие мира, а даже самый гениальный фильм — нет.

Я всегда расставлял книги в алфавитном порядке фамилий авторов, и меня завораживала прежде всего магия слов, а не идеи, которые они выражали.

— Привет, Холден Колфилд[136], — сказал я, взяв с полки книгу. — Встретимся в «Уолдорфе» под часами. Передавай привет Фиби. Ты ведь принц, Холден. Настоящий чертов принц.

Достал «Взгляни на дом свой, ангел», снова прочел великолепную первую страницу и вспомнил, что, когда мне было шестнадцать, меня бросало в жар от этих слов — так действовала на меня нечеловеческая красота языка, которая была и призывом к милосердию, и заклинанием, и ревом бурной реки в темноте.

— Привет, Юджин. Здорово, Бен Гант[137], — тихо сказал я.

Я знал этих персонажей так хорошо, как будто прожил рядом с ними всю свою жизнь. Литература… Вот что придавало смысл моей жизни.

— Мое почтение, Джен Эйр. Привет, Дэвид Копперфилд. Джейк[138], рыбалка в Испании и в самом деле хороша. Берегись Озмонда, Изабель Арчер[139]. Будь осторожна, Наташа. Храбро сражайся, князь Андрей. Не замерзни в снегу, Итан Фром[140]. Удачи тебе, Гэтсби. Осторожнее с большими мальчиками, Хрюша[141]. Подумаем об этом завтра, мисс Скарлетт. Бирнамский лес движется, леди Макбет.

Голос Ли вернул меня к действительности:

— С кем это ты разговариваешь, папочка?

— Со своими книжками, — ответил я. — Они все еще здесь, Ли. Я хочу все упаковать и забрать с собой в Рим, чтобы и ты смогла их прочесть.

Я спустился по лестнице в свою спальню и отворил окно, выходящее на крышу и в сад. Древесина покоробилась, и мне пришлось слегка повозиться с рамой. Я вылез на плоскую крышу, откуда открывался прекрасный вид на реку.

— Ты когда-нибудь лазала по деревьям? — спросил я Ли.

— Да, но только не по таким большим, — ответила она. — Это опасно?

— Когда я был ребенком, то как-то об этом не думал, — признался я. — Но сейчас стоит представить, что ты карабкаешься на такое дерево, то мне тут же становится дурно, словно у меня вот-вот случится сердечный приступ.

— Это ваше с мамой дерево? — спросила Ли.

— Оно самое, — ответил я. — Сейчас у него такие мощные ветви, что по ним можно даже ходить, но лучше ползти. Давай соблюдать осторожность.

— А вы с мамой соблюдали осторожность?

— Нет, мы были чокнутыми.

Я аккуратно поставил ногу на ветку, касавшуюся крыши, и перебрался на другую, широкую, словно тропа. Повернувшись, я помог Ли вылезти из окна, и мы медленно поползли по направлению к стволу. Дуб оказался единственным предметом, оставшимся таким же большим, как и в моих детских воспоминаниях. Мы потихоньку добрались до выемки в стволе, где все еще сохранились остатки домика, служившего прекрасным наблюдательным пунктом. Ли была потрясена.