– Танечка – чудесный человек! – заверил гость. – Искренний, светлый и теплый.
– Да! – радостно согласился Танкован. – Теплый! Что есть, то есть. – Он вдруг нахмурился: – А вы откуда это знаете?
– Я ее коллега, – сообщил мужчина. – Меня зовут Геннадий Александрович Ферзяев. Слышали, наверно? – Он ободряюще улыбнулся. – Танечка обо мне рассказывала?
– Что-то припоминаю. – Максим потер лоб. – Вы вроде как метили к ней в мужья?
Ферзяев помрачнел.
– Я не метил, – сказал он тихо. – Я просто ее люблю.
– Любите? – Танкован сделал вид, что ослышался. – Мне всегда казалось, что когда любят, ведут себя иначе!
– Я много раз делал Танечке предложение…
– А она? – Танкован наклонил голову. – Всякий раз отказывала?
Мужчина горестно покачал головой.
«Ох, артист! – насмешливо воскликнул про себя Максим. – Хмырь болотный! Сначала ноги ей лизал, мол, не бросай меня, а потом обвинил в смерти ребенка!»
– Ну, если отказывает, значит, не любит, – развел он руками. – Так чего вы еще добиваетесь?
– Наверно, вы правы, – согласился Ферзяев, – и мне не на что рассчитывать. – Он поднял на Танкована глаза, полные боли. – Но я-то ее люблю! Люблю, понимаете? И если есть хоть малейший шанс, хоть крохотная надежда…
– Нету! – оборвал его Максим. – Шанс всегда был ничтожным, а с моим появлением и вовсе исчез.
– Это она сама так сказала? – осторожно спросил мужчина.
– Это я вам говорю, уважаемый! – Танкован вдруг почувствовал злость. Этот интеллигентный жердь и впрямь производит впечатление безнадежно влюбленного, кроткого воздыхателя. Если бы Максим не знал правды, не был в курсе его подлых приемов, то, вероятно, мог бы поверить ему.
– Но Танечка… – начал тот.
– Танечка больше вас не боится! Вы внушили ей чувство вины, а это подло! Вы убедили ее в том, что она должна быть вам благодарна за вашу так называемую любовь, но я открыл ей глаза! – Максим с шумом поставил кружку на столешницу. – Она свободная женщина и вправе поступать так, как считает нужным, как велит ей сердце, как подсказывает душа! И предупреждаю вас, господин… как там?.. Ферзяев?.. Что если вы и дальше попытаетесь преследовать Таню, умолять, угрожать, требовать… Если опять возомните, что являетесь ее добрым гением, опекуном, надеждой, опорой и хозяином, – вы горько об этом пожалеете! – Танкован хлопнул ладонью по стене так, что загудела вытяжка над плитой. – Прошу вас хорошо запомнить и твердо уяснить: я Таню никому больше в обиду не дам!
Ферзяев ошарашенно моргал.
– Все, что вы говорите, – взволнованно произнес он, – несправедливо… Я и Танечка…
– Немедленно уходите! – потребовал Максим.
Мужчина отшатнулся, словно его ударили по лицу, и, развернувшись, медленно побрел в прихожую.
– Минуточку! – Танкован выскочил следом за ним. – А ключики от квартиры не мешало бы вернуть! Помните, как там, в старом фильме про Жеглова и Груздева:
«У меня нет и не может быть ключей от квартиры чужой мне женщины! Понимаете – чужой!»
Ферзяев замялся.
– Вообще-то это моя квартира, – неуверенно сообщил он.
– Что? – Максим открыл рот.
– В смысле, наша с Танечкой, – поправился Ферзяев.
– Вы здесь прописаны?
– Нет…
– Тогда, может быть, у вас права собственности?
– Нет… – Мужчина покраснел. – Права у Танечки.
У Максима облегченно опустились плечи.
– Тогда позвольте забрать у вас ключики, уважаемый. – Он протянул руку.
– Может быть, я отдам их Татьяне? – промычал Ферзяев.
– Рекомендую вам никогда больше не искать с ней встречи, – категорично отрезал Танкован.
Мужчина неохотно протянул ему связку.
Максим принял ключи, подбросил их на ладони, сунул в карман и ловко распахнул перед гостем входную дверь.
– Всего хорошего!
Тот потоптался в нерешительности, хотел что-то сказать, но передумал и медленно вышел из квартиры.
– Эй, постойте! – крикнул ему вслед Танкован. – Один вопрос.
Ферзяев с готовностью обернулся.
– Вы сказали, что являетесь Тане коллегой. Вы что, адвокат?
– В некотором роде, – кивнул тот. – Но вообще – юрист.
«Батюшки! – удивился Максим. – Как же он дела-то ведет, будучи такой рохлей?»
– Впервые встречаю застенчивого, робкого и немногословного адвоката! – сказал он, улыбаясь.
– В нашей профессии всякие попадаются, – пожал плечами Ферзяев. – Но знаете ли, работа – это одно, а отношения с любимой, но не любящей женщиной – нечто совсем другое.
– А вы, стало быть, Танин подчиненный? – То, что лежало на поверхности, теперь сверкнуло в голове у Максима неожиданным озарением. Он даже открыл рот от восторга.
Но мужчина, прежде чем ответить на такой простой вопрос, казалось, задумался.
– В каком-то смысле, – пробормотал он невнятно, – я ее вечный подчиненный. Можно сказать – раб.
Танкован цокнул языком. Ай да Ферзяев! Ай да сукин сын! Высший пилотаж! Он сам едва не купился на его застенчивые манеры. Вот тебе и рохля! Плести годами служебный роман, охмурить начальницу до такой степени, чтобы та оказалась пленницей его интриг, жертвой его внушения, мог только блестящий адвокат – хитрый, с подвешенным языком, знающий, чего хочет, и добивающийся своего планомерно и терпеливо. «Моя квартира…» «Я много раз делал Танечке предложение… Если есть хоть малейший шанс, хоть крохотная надежда…» Максим представил в этой ситуации себя и Лиснянскую. Кто-то, как он, берет нахрапом, действует решительно и цинично, играет ва-банк, а кто-то, как этот хлыст, медленно и методично, как вода из крана, капает в одну точку, долбит пальцем по клавише, стучит кулаком в дверь, пока не проделает в ней дыру или пока она сама не откроется.
– Не теряйте время, – великодушно, как победитель побежденному, улыбнулся он Ферзяеву. – Переключайте тумблер. Начальниц много, а таких талантливых и умных людей, как мы с вами, – мало. Я молод, и мне нужно все и сразу. А вы – опытный стервятник, готовы караулить жертву годами. Вот и наберитесь терпения заново. Прощайте! – И Максим захлопнул дверь перед изумленной физиономией «стервятника».
Несмотря на то что кофе остыл, он допил его с удовольствием. Настроение улучшилось. Даже голова прошла окончательно.
«Все идет как надо, – заверил он сам себя. – Жизнь – это шахматы, и выигрывает тот, кто умнее!»
В кармане морзянкой запиликал телефон, оповещая о полученной эсэмэске. Максим специально установил такой сигнал на новые сообщения. Ему нравилась азбука Морзе. Он где-то слышал, что связисты учат этот чудесный язык «напевами». Каждой букве соответствует набор коротких и длинных звуков – точек и тире, которые легче запоминаются, если для них придумать «напев» – слово или целую фразу. Вот и сейчас, если прислушаться, телефон напевал: «са-мо-лет… ма-ма… са-мо-лет». Три точки, два тире, три точки – «СМС».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});